Это мы пред Тобой...

Мне 13 лет или около этого. Совсем недавно из огромной благоустроенной квартиры мы перебрались всей семьей в так называемую «дворню». Думаю, чисто ставропольское изобретение из серии коммуналок: огромный двор, разделенный на клетушки, именуемые квартирами, которые полагалось «сносить, и немедленно». Так нам обещали... Задержались мы в «дворне» на целых семь лет.

Соседей не помню: народ был все мастеровой, кто-то даже за границу уехал и преуспел. Старики умерли. Жили у нас две старушки, Наталья Васильевна и еще одна, настоящее имя которой никто толком не знал. Все звали бабушку Мурочкой и была она когда-то женой крупного партийного бонзы, «украсившего» половину дома, который им принадлежал, всякой всячиной: старинными телефонами, шкатулками из слоновой кости и прочим добром. Сейчас этот антиквариат «потянул» бы на хорошие деньги. «Награбленное!» - из-за своей стены бубнила Васильевна. «Партия дала!» - ответствовала Мурочка. Собственно, так и жили, разделенные не только стеной с окошком под потолком, но и непримиримой идеологией. У одной все — штыками и картечью, у другой — пришли и ограбили. Я любила ходить в гости к Васильевне: чай с пирожками и бесконечные разговоры. И рассказов много: она ведь замуж вышла еще в Первую мировую. Это лет ей уж за восемьдесят было. Город знала, думаю, до последнего кирпича. Ее покойный муж был управляющим имением какого-то дворянского рода, и, когда начался «красный террор», она его вечно где-то прятала. Не любила рассказывать о тех ужасах, что пережила, но рассказывала. Частенько к нам присоединялась моя бабушка, тоже натерпелась казачка...

До знакомства с книгой Германа Алексеевича Беликова «Безумие во имя утопии, или Ставропольская Голгофа», отмеченной Александром Солженицыным, было еще больше сорока лет, но именно из рассказов Натальи Васильевны я много чего узнала, о чем Беликов писал. К примеру, почему яр в конце города зовется Полковничьим. А все просто: туда возили или уже убитых, или еще живых солдат императорской армии, офицеров, генералов. Сейчас уже трудно да, думаю, и невозможно посчитать, но в книге Беликова есть кое-какие цифры, «изъятые» из архивов. 27 генералов, более тысячи высших офицерских чинов и тысяч двадцать солдат. По другим сведениям — солдат шесть тысяч.

Когда-то, еще в самом конце 80-х, выделил «Красный металлист» своим работникам места для дач. Как раз в Полковничьем. Пока разрабатывали землю, накопали, наверное, сумку гильз и целых патронов. А где же убиенные? По рассказам бабушки Васильевны, целые вереницы подвод стояли днем и ночью у того яра: родные ждали, когда же привезут дорогое тело и его можно будет тайком забрать? А кого не забрали? Они, вероятно, так и покоятся где-то под толщей земли на пустырях. Пустырей там много...

Побывала Васильевна и в тюрьме. Выбралась уж не помнит как, бежала, воспользовавшись паникой. Говорила, что кто-то начал стрелять, она и побежала... Думаю, многие горожане помнят знаменитый магазин «Мясо» в подвале байгеровской аптеки. Это и было тюрьмой, где содержались десятки людей. И взрослые, и дети. Условие содержания одно: отдаешь нажитое добро - отпускаем. Не отдаешь — в расход. В «расход» уходили многие, хоть и отдавали... Где они похоронены — никто не знает. Трупы обычно выкидывали в лес, или в район Холодного родника, или в тот же Полковничий...

Сто метров выше по проспекту. Тут были (и сейчас здания сохранились) дома призрения. При царе там жили немощные старики, сироты, заблудившиеся в жизни матери с детьми. Кухня, медицина, мастерские, все, что нужно для жизни. Революционные солдаты «богадельню» разогнали. Вместо стариков теперь тут жили дети. Умирающие от голода, болезней, холода и вообще от всей этой жизни они жались в нетопленных помещениях друг к другу. Умирали десятками. Хоронили их на Даниловском кладбище, подводу с застывшими телами везли как раз мимо нашей «дворни». Наталья Васильевна видела, она и рассказала.
Кто-то из ее родни попал-таки в переделку. «Красные мальчики» бросили его в тюрьму, внутреннюю, там, где сейчас здание ГУВД. Пока родные искали, выяснилось, что подобные тюрьмы есть и рядом, во всех зданиях в округе. Ничего специально не приспосабливалось: подвал есть, и ладно. Кстати, здание Ленинского ОВД — реквизированный дом. Имя настоящего владельца мне не удалось найти. Зато есть там одна загадочная история: по рассказам старожилов (в книге Г. Беликова об этом тоже упоминается), от здания в сторону стадиона «Динамо» идет огромный подземный ход. Кто его построил и зачем — история темная и очень похожа на неправдоподобную. Но! Когда в 50-х годах там что-то строили, под землю ушел трактор. После этого найденный ход был полностью замурован. Что он скрывал? Или кого? Остается тайной.

Концлагерь в сотне метров от моего тогдашнего дома. Васильевна с другими молодыми женщинами тайком пробиралась туда, кидала куски хлеба через проволоку. Честно говоря, я не особо верила в масштаб трагедии. В книге Германа Беликова лагерь описан очень подробно. Значит, он был? Мало кто знает, что в районе речки Мутнянки были благословенные места. До революции. Тихие рощи, фруктовые деревья, заводи, где мальчишки ловили рыбу... Горожане любили это место: после трудового дня собирались смотреть на закат... С 1920 года это место облюбовала ГубЧК, устроив на этом благословенном месте самый большой на Кавказе концлагерь для принудительных работ. Со всего Северного Кавказа свозились сюда представители интеллигенции, бывшие участники выступлений против советской власти, врачи, инженеры, служащие... В общем, все те, кто к физическому труду был не слишком приспособлен. По периметру лагеря установили вышки, пугающие окрестных жителей светом прожекторов. Пленных не кормили, и вскоре вся земля на территории лагеря оголилась: траву просто поели. Умирали десятками, хоронили тут же... Сегодняшние новостройки, да и дома старой категории стоят как раз над могилами несчастных.

О снесенных церквях и храмах говорить не буду: их было слишком много. К концу 30-х годов были снесены с лица земли практически все храмы. И Варваринская церковь, окруженная кладбищем, считавшимся самым «престижным» для горожан. Кладбище просто срыли, вместе с нашедшими тут последний приют декабристами, купцами, меценатами, всеми теми, кто старался во благо города. Поговаривают, что из каменных плит церкви после войны возводили школу. А мрамор, перетертый в крошку, пошел на полы этой самой школы. А куда делись те, кто упокоился там? Куда делись покойники с еврейского кладбища, расположенного через дорогу? Зато теперь у нас есть Дом культуры да непонятное сооружение из черного камня. Через дорогу... В тех же годах, незадолго до войны, был снесен и пятикупольный Софиевский храм. Позже на этом месте будет построен медицинский институт. А в промежутке на этом месте оккупанты-фашисты устроили свое немецкое кладбище. Впоследствии срытое. И останки немцев перенесли на Даниловское кладбище. Но перенесли-то могил с десяток, а кладбище было большое. Где остальные, не остались ли под новым медицинским учебным заведением? Меня могут упрекнуть: за немцев ратует. Но, во-первых, я всегда придерживаюсь принципа: мертвые сраму не имут. А вот кто и куда тех мертвых дел — большой вопрос. И еще одно кладбище, и еще одна загадка. Католический костел был расположен во дворе «серого» дома, на проспекте Октябрьской революции. Нужно было строить новую резиденцию для товарища Суслова. Но зачем заморачиваться, если есть костел? Снесли «верхи», сделали переборки, настелили полы... А польское кладбище? Боюсь, там оно и осталось: его просто «пригладили». Когда-то я там неподалеку работала, так коллеги показывали мне две плиты, сиротливо спрятавшиеся у гаражей.

Пишу, книги листаю, а мысли сами по себе: это же сколько мы потеряли людей в гражданскую? Вот смотрите: сносили храмы. А ведь священников и прочих прислуживавших в церквях не жалели. Они все убиты! Интеллигенция, заводская инженерия, офицерство... Да все! Все, кто не успел убежать и не захотел присягнуть новой власти, — они где лежат? Загадка ставропольской земли... Писать об этом можно бесконечно, это сама по себе тема бесконечная. Но то, что мы ходим по костям наших великих, не побоюсь этого слова, предков и не задумываемся об этом вообще... Мы заходим в их дома, которые теперь то музеи, то магазины, а то и жилые дома, и не думаем о тех, кто здесь жил, радовался, любил... Живем на их костях. А хорошо бы и на памяти пожить.