Германия: к толерантности и обратно

Небольшой город немногим более десятка тысяч человек населения в местности Альгой в Баварии возле живописного горного озера, по голубой глади которого неспешно плывут дюжины белых парусников на фоне пиков Альп вдалеке. Старинная площадь мощёная крупным серым булыжником. Вокруг - ратуша и традиционные двух-трёхэтажные домики с красной черепицей и светлыми стенами, расчерченными тонкими линиями морёного дерева в строгие геометрические мозаики. Некоторые фасады украшены традиционными фресками, по которым легко определить ремесло исторического хозяина дома. И почти под каждым окном красные цветы в широких глиняных горшках. От площади, словно редкие солнечные лучи на детском рисунке, во все стороны расходятся аккуратные узкие улочки. По одной из таких, вдоль пересекающего её тонкого горного ручейка, сознательно оставленного протекать в природном зелёном русле, размеренным, но бодрым шагом идёт, держась за руки и улыбаясь, красивая пара пенсионеров.

До третьего визита в Германию мои воспоминания о ней были полны лишь подобных пасторальных картинок, своего рода воплощений классической европейской культуры в самом лучшем её проявлении. Теперь же эти образы омрачены контрастами, заставляющими переживать за сохранность Европы, впитавшей ценности, выработанные благодаря научному, идейному и культурному вкладу тысяч идеалистов, и защищённые множеством кровавых войн и революций.

Контрасты

Тот же самый город, та же самая мощёная булыжником площадь. Чернокожий юнец резво несётся на велосипеде вдоль белых стен баварских домишек. В сторону магазина на соседней улице идёт женщина, облачённая в тёмную бесформенную накидку до пола, почти скрывающую круглый живот. Рядом с ней сынишка лет двух. Она одной рукой держит его за руку, другой ведёт коляску с совсем ещё крохотным малышом. Посреди аккуратной тенистой аллеи, что возле горного ручейка, в разгар рабочего дня собралась дюжина ближневосточных мужчин, в основном одетых в модные спортивные трико с тремя продольными полосками и надписью «Adidas». Кто-то сидит на корточках, кто-то стоит, все громко обсуждают что-то на родном языке и курят, периодически сплёвывая через плечо. Такие картины — уже давно привычное для Германии явление. Но ещё пару лет назад ничего подобного не было здесь, в этой сказочной баварской «глуши».

Аэропорт имени Франца Йозефа Штрауса, Мюнхен. От других высокотехнологичных собратьев из стекла и бетона он отличается лишь прямолинейной простотой. Из центра терминала через лабиринты турникетов, заворачиваясь у противоположной стороны зала и протягиваясь вдоль стенки на добрые десятки метров, размеренно движется очередь на паспортный контроль. По пути в конец этой очереди двое русских туристов наслаждаются настоящей этнографической экспедицией. Выходцы из Турции, афроевропейцы, полсотни китайцев, арабы в белых халатах и с полотенцами на головах, где каждый возглавляет группу безликих чёрных палаток и детей, и ещё турки, много турок — всё это многообразие перемежается лишь редкими европейцами. И вот, пожалуй, самое большое скопление немцев — пожилая пара с двумя светловолосыми детьми подросткового возраста. Быстро оценив ситуацию, русские вклиниваются за этой семьёй, не желая оказаться в конце очереди среди ближневосточного палаточного лагеря. Через минуту к ним подходит ещё один соотечественник, встаёт рядом и делится своими впечатлениями: «Представляете, второй раз в этом аэропорту иду в туалет и второй раз вижу как арабы, задирая белый халат, суют ноги в умывальники. У них всех какой-то пунктик по поводу ног»…

Тернистый путь к несвободе

Как показала и снова показывает история, государственная машина пропаганды способна менять идеи в умах большинства за считанные годы. Благодаря ей в своё время к власти в Германии пришли нацисты, а после войны немцы по обе стороны будущей стены отринули веру в превосходство своей расы и адаптировались к двум новым конкурирующим идеологиям. Одни вскоре начали приглашать мигрантов на тяжёлые низкооплачиваемые работы, чтобы быстро восстановить экономику капиталистической страны, другие прокладывали путь к далёкому, но светлому коммунистическому будущему. Сумевшая быстро обеспечить высокий уровень достатка ФРГ вышла из сорокалетней гонки победителем.

Первая волна тех приглашённых мигрантов, прибывших из Турции, усердно работала, зачастую не имея достойных условий для жизни. Своим низкоквалифицированным трудом они обеспечивали не только экономический успех страны, но и благосостояние коренных граждан. Германия оценила этот вклад. Все желающие остаться смогли получить паспорта. И хотя в 1973 году правительство ФРГ прекратило практику приглашения рабочей силы из-за рубежа, в 1975-м новоиспечённые граждане получили возможность «воссоединиться с семьями», что стало началом второй волны иммиграции. Больше до этого года волн не было, был лишь размеренный и не прекращающийся поток.

Сейчас во многих немецких городах существуют целые мусульманские районы, где мало кто говорит по-немецки. Статистика неумолима. Ежегодно около сотни церквей прекращает своё существование из-за неокупаемости, и примерно столько же возводится мечетей. Социальные гарантии предусматривают бесплатное обучение языку, порядка 500 евро в качестве пособия по безработице и по 200 евро сверху за каждого ребёнка до 18 лет, не считая компенсаций оплаты за аренду жилья, коммунальные услуги и общественный транспорт. Вероятно, поэтому лишь около 20% иммигрантов имеет работу, зато показатели рождаемости зашкаливают. Для малочисленных же немецких родителей соотношение детей европейцев и детей мигрантов, пусть даже в третьем поколении, становится определяющим фактором при выборе школы. Ведь существуют и такие, где это соотношение доходит до одного к десяти. Правда в итоге 70% детей приезжих так и не получает аттестат о базовом школьном образовании. И примем к сведению то, что приводя подобную статистику, в Германии основную массу иммигрантов пока ещё составляют выходцы из светской Турции.

Не замечать проблем Европы невозможно. Продолжать верить в успешное межкультурное интегрирование и думать об экономических выгодах — недальновидно. Но открыто говорить обо всём этом готовы далеко не все немцы. Ведь это нетолерантно, что чуть ли не самое страшное оскорбление для европейца. Поэтому пока незрелые политики, словно модели на конкурсе Мисс Вселенная, произносят милые, но до безумия инфантильные речи — правые партии и радикальные настроения лишь набирают обороты.

В 2015 году Германия уже приняла почти пятьсот тысяч беженцев из Африки и Ближнего Востока. До конца года цифра увеличится до миллиона. Вопрос о том, почему они не бегут к своим зажиточным суннитским братьям, например из Эмиратов, вполне логичен, но не задаётся открыто. Некоторые страны Евросоюза согласились принимать только немусульман, так что Германия заберёт оставшихся. Есть также сведения о нескольких тысячах боевиков Исламского Государства, проникших в Европу под видом беженцев. Как они себя проявят — понятно, а когда — вопрос лишь времени. Но что движет оставшимися сотнями тысяч? Они тоже приверженцы какого бы то ни было ислама. А в нём есть такое понятие как «хиджра», часто трактуемое не просто как переселение, а как «джихад» путём миграции. (см. Александр Игнатенко «Гуманитарный джихад», «НГ» от 11.09.15г) И как бы хотелось, чтобы все эти беженцы действительно просто бежали от войны и ничего не знали о священной обязанности каждого мусульманина…

Толерантный экспресс

В начале комфортабельного вагона людной электрички по маршруту Мюнхен — Кемптен находятся два свободных места для молодых парней из России и Финляндии, которые познакомились в аэропорту и направляются в одно и то же место. Напротив них слева дремлет аккуратно одетый чернокожий парень, а справа сидит симпатичная блондинка и смотрит в окно. На ней поношенная коричневая майка без рукавов и сероватая юбка поверх чёрных лосин. Можно сказать, что одета она простовато и немного неряшливо, как и большинство немок. Но нежные черты лица и ясный взгляд голубых глаз заставляют простить ей всё.

За окном средь аккуратно покошенных зелёных полей то и дело мелькают белые домики с красными крышами.

- А у нас в Финляндии бывают ещё зелёные дома, синие дома, оранжевые, даже красные. А тут только белые, - с шутливым разочарованием говорит Олави. Так зовут парня из Финляндии.

- У нас не все дома белые. Бывают и других цветов, - внезапно парирует попутчица напротив.

- А каких ещё? Я пока что видел только белые. Например, какого цвета твой дом? - размеренно и протяжно проговаривает Олави, глядя на попутчицу через стильные квадратные очки.

Девушка задумчиво отводит взгляд наверх, постепенно уголки её губ натягиваются и через пару секунд с улыбкой, чуть смеясь, она отвечает:

- На самом деле я живу в доме белого цвета. И надо признать, что большинство домов в Баварии тоже белые. Но уверена, что где-то видела и цветные.

Её зовут Урсула, хотя такое имя явно диссонирует с внешним изяществом. Она местная, из Баварии. И ей явно импонирует собравшаяся компания. Ребята рассказывают о разных странах, жизни и увлечениях, но особенно много Урсула спрашивает о поездках, сожалея о том, что пока мало где бывала. Разве что в прошлом году ездила через Копенгаген в Мальмё на несколько дней.

- В шведский Мальмё? И как там? - прерывисто спрашивает Олави, в конце чуть задирая движением головы козырёк кепки.

- Да. Тот самый Мальмё. Ну, в городе не так много достопримечательностей, но мне показалось там довольно мило, - без задней мысли отвечает Урсула.

- А как там обстановка? Я слышал, что там проблемы с безопасностью. И... с интеграцией некоторых культур, - осторожно подбирает формулировку финн.

- Не знаю ничего такого. Если честно, то не очень хорошо понимаю о чём речь, - пожимает плечами Урсула и отворачивается к окну.

Парни неспроста поднимают этот вопрос. Мальмё регулярно появляется в международной хронике новостей, поэтому они знают, что более сорока процентов населения города составляют иммигранты. Знают про многочисленные теракты, антисемитские акции, перестрелки, взрывы гранат и неспособность полиции контролировать некоторые районы. Но они не знают почему Урсула так сухо ответила, и почему после этого вопроса в общении повисла пауза, затянувшаяся до прибытия поезда на нужную ей станцию.

Германская головоломка

Каждый россиянин с рождением получает в подарок национальную гордость за победу в Великой Отечественной войне. Точно таким же образом немцы наследуют чувство вины за идеологию, инициировавшую все страдания Второй Мировой. И если коллективная гордость — чувство приятное и дающее ощущение свободы, то чувство вины — липкое, и его не так уж легко отпустить, особенно когда общество регулярно и честно напоминает об ошибках праотцов. К тому же у немцев есть сердце. Не смотря на любовь к ясности и порядку, внутри они весьма доверчивы и невероятно сентиментальны.

Может это самое чувство вины и качнуло маятник идеологии так, что от фашизма он долетел до безразборной формы толерантности, нивелирующей даже сам смысл свободы? И если так, то не придётся ли этому маятнику качнуться назад?