Грозненцев можно узнать по глазам

Ольга Федоровна Лисовская уже давно не выходит из дома. За последние годы один раз всего и выезжала – когда в Ставрополь мощи привозили. Дочь ее в церковь возила – самой­то Ольге Федоровне это совсем не под силу было бы… А прикоснуться к святыне хотелось. Рада, что смогла это сделать. Тем более что произошло это в день ее 75­летия.

Пожилая женщина тихо улыбается. Многое повидала она в своей жизни, много у нее отняли. Только не веру – это не отнять. Бог – он в душе, потому душа не покорежилась и не обуглилась, как стены ее родного грозненского дома в рождественскую ночь 1995 года, потому не покрылась коркой льда от чиновничьего равнодушия, когда уже в Ставрополе О. Лисовская доказывала в разных кабинетах, что все ее документы сгорели вместе с квартирой в Грозном, что она сорок лет честно работала инженером­строителем и совсем не хотела рушить город, который строила все эти годы. Тем более – жечь собственное жилье. Что она гражданка России и имеет право уж хотя бы на паспорт, ибо без него ее не рискует брать на работу ни один руководитель организации.

Об этом наша героиня некогда писала Ельцину. Письмо вернулось в Ставрополь.

­ Это вы писали президенту? – спросил ее чиновник в миграционной службе.

­ А вы разве президент? ­ Ольга Федоровна не считала нужным вдаваться в объяснения. – Да, я писала, но я обращалась к тому, кто виноват в том, что с нами произошло, и кто должен всем нам помочь…

Помочь ­ означало взглянуть правде в глаза и признать, что политика в отношении национальных окраин (дадим им столько суверенитета, сколько смогут съесть) привела к краху всей российской национальной политики: установлению экстремистского режима, угрожающего целостности и безопасности страны, геноциду той части населения, которая не хотела поддерживать этот режим, убийствам, похищениям и разбою, массовому исходу русских с территории Чечни, а потом – к войне. Ибо не считаться с угрозами бывшего генерал­майора ВВС Дудаева, пообещавшего начать бомбить атомные станции на территории России, не мог уже даже эпатажный Ельцин. Ему­то небось напомнили, что «добавкой» к суверенитету Борис Николаевич с советниками «накормили» охочих до независимости чеченских правителей еще оружием и боевыми самолетами, за которые дислоцированные в Чечне воинские части готовы были стоять до конца. Но им поступил другой приказ: выходить без оружия. Так что будущего противника президент (он же Верховный Главнокомандующий) Ельцин сам же большей частью и вооружил. А действительно мирных жителей тот же президент Ельцин (он же – гарант Конституции), по сути, лишил основных конституционных прав: на жилье, имущество, определение места жительства по собственному желанию, а многих – и права на жизнь). Легко объявить, что война – это всего лишь конфликт, массовое бегство жителей – вынужденное переселение, а разовая выплата – полная компенсация. В общем, письмо Ольги Федоровны Лисовской и десятки тысяч других адресату поступить и не могли, ибо сразу же отправлялись «на места» для разбирательств. Точнее – для разъяснительной работы с авторами посланий.

Ольга Федоровна разъяснений слушать не стала. Шла домой, а перед глазами полыхал ее бывший грозненский дом. Будто вернулась в ту январскую ночь 1995 года. Дом стоял в самом центре – недалеко от театра. Там такое творилось! Как ее­то Бог уберег! Ольга Федоровна у друзей от обстрела пряталась. Вернулась, а из окон ­ языки пламени. Стреляли в тот момент или нет, она не помнит. Наверное, было затишье. Какой­то молоденький солдатик к ней подошел:

­ Это, ­ сказал, ­ тетенька, в ваш дом «шмель» попал.

Она не знала, что такое «шмель», ­ просто стояла и плакала. Когда в июле 1992­го увозила из Грозного дочь, у той хоть документы были. Точнее, она их потом передала, чтобы Ира могла перевод оформить в Ставропольскую медакадемию. А выезжала дочка в одном сарафане, что на ней, и без вещей. Не до них было. Ирочка тогда чудом в живых осталась. Соседку на ее глазах убили. Резня­то не в 94­м началась – раньше. Оружия на руках у «мирных» жителей было немерено, и отморозков хватало… Не то чтобы сама Ольга Федоровна еще на что­то надеялась – понимала, что придется уезжать, и в
1993­м почти уже решилась, упаковала вещи. За ними с машиной должен был приехать брат из Владикавказа. Часов до двух она все выглядывала в окно, потом стала звонить… Брат выехал еще утром, давно должен быть на месте. Но он так и не приехал – его нашли спустя сутки мертвым. Помогать с переездом было больше некому. Так Ольга Федоровна и осталась в своей трехкомнатной квартире в центре Грозного. А тут еще спину повредила. Точнее – ей повредили, толкнули. Какой­то дюжий бородатый дядя, который до этого все тыкал в нее автоматом. Кричал, мол, не уйдете – буду стрелять. А что в них­то стрелять? Русские женщины просто пытались поговорить с чеченскими, чтобы те убедили сыновей не воевать. Там как раз шли столкновения между дудаевцами и оппозицией. Это было перед самым вводом федеральных войск. Ольга Федоровна помнила события 1958 года, когда при возвращении чеченцев из Казахстана в Грозном тоже чуть не дошло до столкновений. Прибывшие требовали освободить для них квартиры. Но тогда конфликт удалось погасить в зародыше. Мирным путем. Только вот на дворе стоял далеко не 58­й. Уговоры ни на кого не действовали. А бородатого джигита так и вовсе раздражали. Он с силой толкнул пожилую женщину. Та ударилась о камень. Спустя время даже врачи удивятся, как Ольга Федоровна с такой травмой позвоночника еще самостоятельно передвигалась.

Она не просто передвигалась, она еще и работала. Правда, до восстановления паспорта долго ее нигде не держали. Работодатели боялись штрафных санкций. О мытарствах по инстанциям Ольга Федоровна рассказывает с горечью: «Чиновничьи кордоны, ­ говорит, ­ страшное дело» Если бы не было счастливых исключений из правил, где бы и жила – не знает. Но исключения были – ей разрешили жить вместе с дочерью в общежитии медицинской академии и работать там же уборщицей. Соседи бабу Олю любили – добрая она старушка и безотказная. Молодежи погулять хочется, а детей оставить не с кем. Вот так в праздники Ольга Федоровна, бывало, целую ясельную группу иной раз вокруг себя собирала. Детишек она любит. Да и свое детство хорошо помнит.

Не помнит только ссылку в Сибирь – слишком маленькая была. Впервые жертвой политических репрессий Ольга Лисовская стала в годовалом возрасте. Только она тогда была Дендиберя. Эта самая фамилия сыграла с семьей злую шутку. Кому­то она показалась контрреволюционной. И Дендиберей выслали. Правда , год спустя разрешили вернуться, признали ошибку. Семейство решило обустроиться не в селе, а во Владикавказе.

Судьба Ольгу Федоровну все время по острию водила – она даже в войне умудрилась поучаствовать – в десятилетнем возрасте. Отец на ту пору числился пропавшим без вести, мать работала, ребятишки находились у бабушки в Кабарде. Было это перед самой оккупацией. Оля с братом отправились за яблоками и услышали стоны из канавы около сада. Там были двое раненых. Бабушка, добрая душа, их приютила, лечила. Молоденький парень быстро на ноги поднялся и, распростившись с хозяевами, отправился искать партизан. А второй, постарше, который называл себя дядей Володей, так и жил у них до весны. За спасение бывший постоялец долгие годы был их семье благодарен. Оказалось – не простой он был солдат. Спустя время заезжал к ним навестить – Оля обратила внимание на брюки с красными широкими лампасами. Бабушке он подарил цветастую шаль, а детям – гостинцы. Олечку «дядя Володя» (он потом признался, что иначе его зовут) из всех ребятишек выделял, звал «золотым колечком». Больше Ольга Федоровна не видела этого человека, она не помнит его имени, но все надеется отыскать детей или внуков человека, которого при отступлении наших войск из Кабардино­Балкарии раненым нашли дети, а выходила и поставила на ноги их бабушка.

Ольга Федоровна вспомнила, как однажды зашли в хату два немца. Про партизан спрашивали. Бабушка постояльца не выдала, хоть грозились солдаты дом спалить, коли узнают, что она кого­то у себя прячет. Тогда все обошлось. Минуло полвека, и на глазах Ольги Федоровны горел ее дом, который подожгли совсем не немцы… И сгорели в нем не только имущество и документы, сгорела ее судьба.

Ольга Федоровна так и работала в общаге уборщицей. Пока не упала однажды с ведром. Последствия травмы позвоночника дали о себе знать. Давно надо было обратиться за помощью. Да разве до того было, когда о документах хлопотать надо да и жить на что­то и где­то тоже надо. Пожилая женщина скрывала от коменданта общежития свое состояние – ей нужна была эта работа и крыша над головой. Ольга Федоровна перенесла сложнейшую операцию. Выкарабкалась, говорит, только благодаря дочери.

Квартира у них теперь есть – после шести лет жизни в общежитии смогли купить они однокомнатное жилище, добавив к компенсации за разрушенную грозненскую квартиру деньги, собранные друзьями и родственниками. Мир все же не без добрых людей. Но живет­таки в душе Ольги Федоровны обида на государство, которое утрату приватизированной трехкомнатной квартиры в центре Грозного оценило в 89 тысяч рублей, которое поставило ее, и таких как, она в многотысячную очередь «первоочередников», где она с 1174 номера в 2000 году в
2004­м неожиданно переместилась на 2278 место – из­за слияния трех районных очередей в одну городскую. Не собирается государство, видимо, возвращать ей вклад в банке, на который сложены все дочкины пенсии по потере кормильца, перечисляемые ежемесячно в течение 16 лет. Наоборот, государство требует справки о том, что она, Ольга Федоровна Лисовская, является вдовой участника Великой Отечественной войны, ни разу более не выходившей замуж (в этом случае положены льготы), прекрасно понимая, что справки погибли в огне ее квартиры и грозненские архивы тоже большей частью утрачены… Она не может восстановить дипломы – ей отвечают: мол, вам­то это зачем?

­ Правильно, ­ говорит Ольга Федоровна, ­ получается, мне ничего не нужно.

У нее не осталось даже фотографий. Есть только вырезки из журналов и туристических буклетов с фотографиями некогда красивого ее города. Они с дочкой часто их просматривают.