Иеремия

Именно так назвали мальчика, издавшего первый крик в ноябре 1906 года в небольшом селении Люлясаз, в Карабахе. А потом имя показалось длинным и его кто-то взял и сократил до Ерема. Но что-то апостольское все-таки есть в лице этого человека, задумчиво изучающего нас со старинной фотографии...

Ерем Бахшиевич Арушанов - крестьянин, сын зажиточных родителей. «Зажиточность далась нечеловеческим трудом: попробуй вырастить хоть что-нибудь на склонах гор, где непролазные чащи переплетены еще и диким плющом. И все-таки сады у жителей села были на загляденье: ветки ломались от плодов».

Мать Ерема, бабушка Шармах, была очень красивой, прекрасно пела, танцевала, была доброй и очень умной. И родила десять детей: пять сыновей и пять дочерей. В этом было некоторое преимущество: бабушка могла ездить в гости к дочкам хоть каждый день. Но при этом сад и огород ее сверкали чистотой и ухоженностью, как и небольшой уютный дом.

Вообще вся семья Арушановых была невероятно талантливой даже по нынешним меркам. Дети пели, играли на народных инструментах, писали стихи... Скажу по секрету: внуки и правнуки красавицы Шармах не отстали: я слышала, как один из них, Арсен, играет на слух джазовую композицию... Несколько лет назад одна из дочерей, Гюльчора, написала такие стихи о любви, на карабахском особом наречии, что слезы наворачивались у тех, кто ее слышал или читал. В общем, семья жила в труде, искусствах и счастье от того, что это есть.

Но всему приходит конец: на горы налетела черная птица, закрывшая солнце: война.

36-летний Ерем - Иеремия ушел на войну в 42-м году. Дома остались маленькие дети с женой Шушаник.

Война

Ерем даже не предполагал, что сразу ему вручат пулемет и попадет он в горнило: в Цемесскую бухту на Малую землю. На оборону Новороссийска, где вскорости не останется ни одного целого дома. Малая Земля, да и весь Новороссийск, - это страшная битва за каждый дом, каждый камень, каждый уступ в скальном грунте. Ерем, казалось, прирос к своему пулемету: перерыва в боях не было.

Чудеса бывают и на войне: армянский пулеметчик изо всех сил карабкается на катер, который вот-вот должен был плыть в Керчь. Но случилось ужасное: кто-то толкнул его с борта, и он, вцепившись в пулемет, остался на берегу. Катер отплыл. Через минуту появились немецкие самолеты, и одна из бомб угодила прямо в судно... Никто не спасся. Ерем тогда впервые на этой войне плакал: лежал на берегу, царапал камни и, как ребенок, размазывал слезы по закопченным щекам: погибли все. Совсем еще мальчишки.

Ранение

Чуть позже он был ранен, попал в госпиталь. Ранение в ногу было слишком серьезным, его не решились оставить в медсанбате и отправили в госпиталь в Грузию.

Супруга его, Шушаник, никогда не выезжавшая за пределы своего села, неожиданно для всех собралась и поехала искать мужа. И нашла! Дед был буквально ошарашен встречей. Он не спускал с нее взгляда... Всего несколько часов побыла Шушаник, по-русски, Кувшинка, в гостях у дорогого мужа. Дома ждали дети, и надо было торопиться. Добиралась, как могла: кто на телеге подвезет, где на поезде, а где и пешком, плача от горечи расставания...

А Ерем снова отправился на фронт: составил ультиматум врачам - или отпускаете, или сбегу. Не стали рисковать, отпустили, насыпав в вещмешок лекарств. Конечно, все тут же было забыто...

И снова бои. Наша армия неуклонно продвигалась на запад, ставший морским пехотинцем Ерем шел вперед со своим неразлучным железным другом - пулеметом. Скольких друзей потерял! Сколько рухнуло надежд. Но где-то там была победа, о которой все не просто мечтали. На нее молились. Да, собственно, на войне нет атеистов... Молились и Богу. Но кричали «За Сталина!»

Однажды в пылу боя Ерема как будто что толкнуо в грудь. «Ранен», - сквозь забытье, услышал приговор. И уже навсегда был уволен из армии.

Мир

Дома его ждал неприятный сюрприз. Все домашние были живы-здоровы, но вот с работой беда. В общем-то, ее было невпроворот, и он принимался за любое дело. И в поле, и в садах, коих немерено, и на заводе... В конце сороковых его постигло «несчастье», тот самый сюрприз: никто не хотел работать с пленными немцами. Откуда их привезли, уж никто и не помнит... Народ просто физически не мог вынести присутствие на своей земле бывших захватчиков. А Ерем согласился! Апостол, не иначе: они же его убивали! «То на войне было», - рассудительно говаривал Иеремия. И «его» немцы строили город, работали, как положено, и в конце концов даже местные жители смягчились: стали их подкармливать, угощать фруктами из садов. В результате Ерем стал «свахой» - кого-то из немцев женил! И немцы остались там, где были в плену, и стали потом вполне советскими гражданами.

Я его хорошо помню. Натруженные руки, темные вены на них, спокойный характер, на поясе специальная ритуальная крошечная кружечка, граммов на 50 или меньше: каждый день, в обед, дедушка выпивал свой личный напиток. Все понимали, что это виноградная водка: но пойди запрети! Он вырастил своих детей, мою лучшую подругу Мариту, ее сестер Марину и Карину, несчитанное количество внуков-правнуков... Да что там своих: все, кто попадался ему на жизненном пути, получали уроки правильной, честной и свободной жизни. Его не интересовала политика, что там в мире... Это уже было в прошлом, когда носил на плечах своего друга — потертый и побитый в боях пулемет.

Ерем прожил 93 года. Последние лет 50 — в Ставрополе, в окружении любящей его огромной семьи. И тут у него был (и сейчас он есть) сад, цветы, огород с огромными помидорами: «Жизнь должна быть везде красивой! А иначе это и не жизнь вовсе...» Чуть не дотянул до заветной «сотни». Но на всякий случай, как чувствовал, завещал написать на памятнике «Он прожил 93 года!» С одной стороны, вроде юморил дедушка... А может, это было вызовом той страшной войне? Вызовом жизни? И победой над смертью, не нашедшей его на войне, как ни старалась.