Мой второй дом

...Когда лет восемь назад мне сказали, вроде бы в шутку, что отныне вторая городская больница становится моим вторым домом, не поверила. Шутка оказалась пророческой: думаю, нет отделения в этом лечебном учреждении, где бы я ни отметилась.

Итак, восемь лет назад, в феврале, у меня неожиданно распухли пальцы. Раньше просто болели... Ну кто на это обращает внимание? Конечно, когда полдня лупишь по клавишам компьютера, так все заболит. А тут вдруг испугалась, когда кружку с компотом выронила. В поликлинике доктора не сильно заморачивались: надо в больницу, вдруг почки. Ан нет! Оказалось, артрит «пожаловал»! И «потянул» за собой много чего.

Ну раз сказали про второй дом, надо начинать с его истории. Я вот все думала: да где же у нас Черный лес? Оказалось, что я в нем два раза в год лежу! Не в лесу! В больнице, что раскинулась в старинном парке. Лично император Александр I в 1826 году пожаловали шесть тысяч десятин тогдашнему его владельцу. Была тут и школа шелководства (купец Волобуев устроил), потом дача перешла во владение предпринимателя Траубе, разрезавшего Черный лес пополам, и часть отошла к предпринимателю Ртищеву. И вот, наконец, северная часть переходит во владение Давлет Гирея Бибердова. До сих пор это место именуется Бибердовой дачей.

Пришли иные времена, места для приятного отдыха горожан больше не было: дачу перекопали, настроили землянок, блиндажей всяких... В общем, к началу финской войны мало что напоминало о красоте этого леса. Разрушение закончили немцы: в 1942 году тут был устроен бункер, где разместили самое современное тогда радиооборудование. Отсюда отдавали распоряжения войскам через штабы армий и дивизий, связывались непосредственно со ставкой Гитлера. И вот что-то мне говорит: от тех времен остались какие-то сооружения... Может, кажется, но по внешнему виду можно сказать...
А вообще, больница больше похожа на санаторий. Широкие аллеи, обрамленные деревьями, два корпуса, скамейки, охрана, ну не как в Кремле, но серьезная: мышь не проскочит.

Первое, что встречает будущего пациента, – приемный покой. И какая бы громадная ни была очередь, она как-то быстро «рассасывается». Тут же, на первом этаже главного корпуса, еще много всяких кабинетов и отделений, лаборатория, рентгенотделение.

Из приемного покоя пациенты «рассасываются» по лечебным местам. Вот, на мой взгляд, самые загруженные работой (хотя работы всем хватает) – хирургия и ревматология. В «ревмо» я лежу два раза в год, и надо сказать, что туда меня едва ли не внесли восемь лет назад. Заведующая отделением Сусанна Григорьевна Мнацаканян – доктор серьезный. Сказала, что поднимет меня, и вот... Подняла. Я хожу на своих ногах, длительная ремиссия. Иногда «торкает», и тогда можно позвонить в отделение, моему любимому и обожаемому врачу Татьяне Федоровне Кутеповой и получить консультацию. Иногда консультация заканчивается словами: давай-ка ложись... Пора лечиться. Вот не знаю, поверите или нет, но персонал всего отделения, от санитарки до врача, подобран так, чтобы больной не чувствовал себя совсем уж брошенным на произвол судьбы. Одна столовая чего стоит: красивое помещение, цветы, картины. Народ, входя в этот больничный «ресторан», подтягивается, всем желают приятного аппетита. Хотя еда не всегда аппетитная... Ну тут уж ничего не поделаешь: думаю, что не мешками больнице деньги выдают. Мы как-то говорили об этом с главным врачом Анатолием Игоревичем Былимом...

Тем не менее больница функционирует, как надо. Я читала отзывы, когда готовила этот материал. Кто-то счастлив, что его вылечили, кто-то не очень. Надо понять главное: больница – слепок общества. Вот какое общество, такая и больница: врачи из того же народа!

Давайте заглянем в травматологию. Ой... Беда моя! Сколько раз меня тут лечили, я и посчитать не могу: артрит «тащит» за собой серьезные патологии. Ломкость костей (остеопороз), к примеру. После сорока этим страдают многие, и почему-то больше женщины. Я уже не могу посчитать, сколько и чего я ломала. Рука, нога, пальцы, колени, рвались сухожилия и связки... Операции, операции... Врачи не оставляют своих больных ни на час. Будет торопиться по коридору – обязательно заглянет: как дела? Как настроение? Да как... Не очень. «Ну потерпи, еще немного потерпи». Заходит и заведующий отделением – Марат Рафаэльевич Еникеев. Мало того, что просто красивый, сдается, что он взглядом лечить умеет. Понятно, что тут надо «вылежать» свою болезнь. Меня буквально трясло в истериках, но какой-то участок мозга все-таки говорил: «Терпи. Другого выхода нет, и от слез кость не срастется быстрее». Тут же, кстати, делают и протезирование суставов: меняют разрушенные на новенькие, титановые.

Поднимаемся выше. Еще одно «мое» отделение: хирургия. Вот у меня везение... Первую операцию сделали «законно»: воспалился один там маленький орган, непарный. Удалил доктор Руфат Алибиевич Исхаков, человек с легкой рукой. Через неделю уже выписали, дали рекомендации, и по сию пору ничего не напоминает о проделанной операции. В аэропорту «звеню»: внутренние швы закрепили (могу ошибиться в названии) титановыми клипсами. Ну меня и поезд устраивает. И вот – новое дело! Не буду называть имя врача, не буду говорить, где работает, потому что и я могу быть в чем-то не права. Назначили лекарство, совершенно не подходящее моему измученному организму.

Итак, в результате отказывает поджелудочная железа. Я почти месяц на что-то надеялась и голодала. Болел бок. Потом сдалась: нашла чудом сохранившийся телефон Руфата Алибиевича, со слезами рассказала, что вот такое дело... «Вызывай немедленно скорую помощь! И к нам, в хирургию!» «Скорая» примчалась за три минуты: ждали, что ли?.. Муж успел покидать в пакет какие-то вещи – и вуаля! Я в хирургии: в приемном покое никого не было, все как-то складывалось в мою пользу. Как говорят одесситы: и что вы себе думаете? Заподозрили. И не что-нибудь, а рак поджелудочной. Это сейчас мне весело, а тогда... Ну что говорить? Я просто потерялась во времени, в жизни и вообще – смерть у изголовья. Это же не лечится. К жизни меня вернул очень милый доктор – Антон Александрович Тотфалушин. Он частенько заходил в мою одноместную палату (это вообще ужас: никого же нет, чтобы выплакаться на людях), садился напротив и говорил, что мы будем исследовать и как. Сперва так, потом вот так, потом вон там, ну есть предпосылки, но я уверен, что это не то... С тех пор он мой герой: он не глупо утешал, он информировал, рассказывал, если позволяло время, говорили о жизни вообще и о своей в частности. Ну вот, к примеру: врачей у них в семье отродясь не было. Есть сестра – медсестра. Все. Он – этнический венгр. Прадед приехал из голодной Венгрии в сытую Россию, работал кожевенником. Родился мальчик Антон, теперь он – хирург. Мы до сих пор перезваниваемся. Но говорим все больше о музыке.

...Вот есть у меня люди, с которыми в атаку идти не страшно. Все вышеперечисленные доктора и медицинские сестры – из этого взвода. О медсестрах: работа адова. Что еще сказать? Больной обычно капризен или испуган. Вот поработай с таким. Убеди, что «поломки» у всех случаются, что все будем жить... На них самая тяжелая работа: этого отвези, этого уколи, этого отведи, накорми и много чего еще. Никогда не забуду, как однажды рухнула в обморок, едва зайдя в отделение ревматологии. И как Сусанна Григорьевна (заведующая отделением!) тащила мне тарелку с кашей: сахар в организме упал и я вместе с ним. Завотделением кормила меня с ложки! Вот это и есть врачебный подвиг, что бы мне ни говорили.

В ожоговом побывала. И сама обожглась, а потом, через много лет, с того света тянули ставшего мне братом Сергея Шепитько, спасшего из огня 37 человек. Я бы не пережила такие муки, Серега выжил. Вот так.

Такая вот получилась экскурсия, моя личная, на себе испытанная, с надеждой, что многое не повторится, хотя кто его знает, что ждет за поворотом? Еще вспомнила: поступил приказ проглотить лампочку. Надо так надо... Боюсь страшно, но иду. У кабинета небольшая очередь, и все на низком старте: боятся. И тут выходит высоченный, со свирепым лицом и торчащими усами седой доктор. Очередь разбежалась за минуту, без раздумий. А мне даже как-то интересно стало. Да и какая разница: сегодня или завтра? Захожу в кабинет, мелкая дрожь и, как в цирке, в ушах барабанная дробь. «Свирепый» доктор дает мне какую-то бумагу на подпись. Подписала трясущейся рукой. «Итак, вы подписали мне все свое имущество!» Все! От хохота согнулась пополам: ну придется с хомяком расставаться... Как я там чего глотала – вообще не помню: буквально раздирал затаившийся где-то смех.

Так, пора заканчивать экскурсию, а то букв не хватит. В День медработника я желаю всей больнице, моему второму дому, всевозможного процветания! Дорогой главврач Анатолий Игоревич, стойте на страже интересов вверенного вам заведения для страдающих людей и их сердец, на страже интересов персонала, как генерал на границе. Построится церковь, когда-нибудь все равно сделаете переход между корпусами, и все будет у вас хорошо. С праздником! Сами не болейте только. И пусть все будут здоровы.