Мы опоздали на семьдесят лет...

Сидим со Светланой Владимировной у меня в кабинете. Я взахлеб реву, она хватается за сердце. Пытается что-то говорить... Ну мне пореветь, может и надо: работа такая, что лучше эмоции выплескивать. А вот перед пожилой красивой женщиной стыдно. Поэтому «дохлюпываю» последние слезы, кладу телефонную трубку, и мы снова «маракуем», как быть...

Наша история началась почти два года назад. В редакцию пришло письмо из Москвы: сын нашел отца, погибшего в самолете в 1943 году. Самолет разбился в непроглядном тумане на горе Стрижамент. Мы все проверили, всей редакцией искали по архивным «схронам»: а вдруг что-то еще узнаем? Узнали только фамилию второго погибшего – стрелка-радиста. А местные жители рассказали, что самолет был большой, летчиков то ли трое, то ли четверо... И даже нашелся свидетель, рассказавший всю эту историю, как запомнил: был подростком, а они куда хочешь пролезут, а еще в такое интересное месте, как гора, изрезанная скалами и пропастями. Мы тогда родственникам землю отвозили с могилы летчиков.

ТАМБИ

В общем, в тот осенний день было солнечно и тепло. И тут в кабинет входит женщина и рассказывает совершенно мистическую историю: «Ночью не спалось, а под утро сон приснился... Навстречу идет какой-то мужчина, а я ему за спину смотрю... И узнаю своего дядю Тамби... Он пропал без вести на войне. А потом пошла в киоск за вашей газетой, и вот – статья про Стрижамент! Неизвестный летчик – наш Тамби Гиоев. Это он был в том самолете, он умер, когда к нему бежали люди... Но как узнать наверняка?»

Осетины, они такие... Они сами провели расследование, сами сверили факты. Мне довелось разговаривать с сестрой Тамби, Варварой Петровной. Ей 90 лет, живет во Владикавказе, и она прекрасно помнит, как брат был студентом пятого курса института, но небо взяло верх над учебой. Сестра, уже почти невеста, ходила с ним на аэродром, стерегла одежду и смотрела из-под ладошки, как над черной точкой в небе раскрывается купол парашюта. А потом, в 42-м он ушел на войну. Писал письма. Для мамы писал нежные, полные любви слова, сестре – на русском, который мама не знала, о том, где служит, что его полк перебросили на Северный Кавказ. И он сейчас летает на самолете и в Крым, и в Минеральные Воды и в другие города... 23 года ему было. А в 1943 году письма перестали приходить, и Тамби исчез. Навсегда.

Ни один архив, ни один форум бывших летчиков в интернете – никто и никогда больше не упомянул его имя. Даже личные, «блатные» связи в Центральном архиве Министерства обороны (ЦАМО) ничего не дали. Нет его, как не было... Но даже если солдат погибал или объявлялся без вести пропавшим, его следы можно отыскать. К примеру, просматриваю документы: место боя очерчено, деревня, высота. Там погибли несколько тысяч бойцов. В графах документов у большинства стоит одна и та же запись: пропал без вести. Значит, все они в районе этой высоты или деревни... А то, что «пропали»: да оставляли их местным жителям, чтобы они похоронили.

Тамби пропал странно: в графе документов ЦАМО значится он один. Никого с таким именем больше нет. Место «пропажи» не обозначено... Но как-то же сведения о нем попали в архив? Мы никогда этого не узнаем, как и фамилии командира самолета. Его же вел пилот, а не стрелок-радист и не штурман. Кто пилот? Неизвестно. В списке полка не числятся ни Тамби, ни его командир.

МОЙ СВИДЕТЕЛЬ

И вот тут «на сцену» выступает мой драгоценнейший свидетель – Александр Павлович, пацаном шнырявший по всему Стрижаменту. Он видел и командира самолета, и то, как побежали люди к месту катастрофы и туда, где лежал раненый молодой летчик. Не успели, он умер... Пришлось тут же хоронить – в темноте и кромешном тумане. На другой день пришлось менять место захоронения: звери пытались раскопать. Одна деталь в воспоминаниях местного краеведа заставила задуматься: у молодого летчика, по свидетельству женщин, хоронивших его, лицо было восточного типа. Документов при нем не было.

Светлана Владимировна уверена, что там, в земле ее дядя. И брат Варвары Петровны. Их мать, потерявшая на войне сыновей, всю жизнь жила с одной мыслью: найти детей и похоронить там, где сама упокоится. Вот, очень может быть, что одного нашли...

ЧТО ТАКОЕ ПОИСК?

В «поиске» я чуть больше двух лет. Если сейчас кого обижу – простите, не со зла. Знаю огромное количество поисковиков. И мужчины, и женщины: все роются в архивах, все добывают какие документы, даже тайно поднимают останки солдат. И хоронят. Все оказывают друг другу помощь: можно написать незнакомому поисковику, и через минуту он будет считать тебя сестрой и лучшим другом: объединяет желание найти, поднять останки солдата, похоронить с почестями. А если совсем уж повезет, то и документы найти, и какую-нибудь приметную вещь, что ли... Настоящий поисковик никогда не позарится на медаль или еще какое «железо» из захоронений. В стране тысячи поисковых отрядов: ребята от 10 лет и «до бесконечности » ищут захоронения солдат везде, где шли бои. Вопрос о том, чтобы «поднять» останки солдата перед ними не стоит: нашли – надо «поднимать», укрывать, разбирать, хоронить... Кто-то составляет банк ДНК: вдруг когда-нибудь станет бесплатной или не грабительской экспертиза. Кто-то успокаивается, просто поставив крест над могилой. Тут шкала «везений» очень узкая: нашел, опознал, похоронил – вот и счастье. Воевала-то вся страна. А теперь хоть на части меня рвите. Вся страна, кроме нашего края.

Такая вот стыдоба! В Краснодарском крае есть целая ассоциация – «Кубаньпоиск». Она объединят полторы тысячи человек: специалисты – военные, гражданские... Я насчитала в одной только станице 26 (!) отрядов! При школах есть музеи, люди точно знают, куда обратиться, если нашли какой-то интересный экспонат, или, не дай Бог, неразорвавшийся боеприпас. Мне звонит руководитель одного такого отряда: «Ты сколько подняла?»... Я в ступоре, что-то мямлю, что ни одного, вот не могу могилку одну открыть... Он меня перебивает: «А я за неделю 36 бойцов. Слушай, а иди ко мне в команду! Я тебя документами прикрою, да сам и покопаю, у меня мальчишки молодцы какие!»

Покопать и сами можем, да у нас почему-то «низзя»... Разговаривала с поисковиком из Якутии: «Мы каждое лето намечаем маршрут, ищем своих героев. Но если находим «не своих», радуемся, знаешь как... Это же солдаты, они за нас воевали.

Не буду выдавать имя моего собеседника, но он в поиске уже добрый десяток лет. «Не поверишь, если нахожу солдата и надо поднять его останки, пишу «объясняловку»: при проведении земляных работ... И так далее...»

А я вообще «без перьев»: тыкаюсь туда-сюда... «Мой» поисковик, он же, можно сказать, учитель, парень прожженный, и он знает, что у нас в крае тысячи незахороненных бойцов. Связи у него – мама, не горюй. А еще у нас есть отряд «Русские витязи»: ребята подготовленные, почти все прошли «горячие точки», выезжают на места боев, копают, хоронят, отдают последние почести. И не собираются это дело бросать. У нас есть школьники, которые вроде тоже пытаются что-то делать. А дома, не на выезде, поисковик ничего не может сделать. За пределы края выехать и копать – это можно. У нас нет.

КАК СОЗДАТЬ ОТРЯД?

Что нужно для оформления поисковика? «Документировать» отряд. Возраст не имеет значения: все поисковики таскают за собой сыновей-внуков. Для них это нагляднее любого урока истории: наши богатыри, наши солдатики, полившие землю своей кровью и слезами... Необходимо оформить паспорт отряда. И путевые листы: куда отправляются, где и что будут копать... А потом отчеты о найденном. Трудно? Нет. Тогда почему мы так отстали?

В архиве наткнулась на дневник старого поисковика из-под Ржева. Они мне присылали свои отчеты-рассказы: жуть! Болота были битком забиты телами наших бойцов. Подняли останки шести. Один из Пятигорска: Васильев Василий Васильевич, 31 год. Медальон нашего земляка, скорее всего, уйдет в музей, боец будет захоронен в братской могиле. А в Пятигорске, может, есть кто-то, кто еще надеется...

Вернемся к нашему самолету. Это тайна войны. Ее надо открыть.

ПРАВНУК КОСТА

Светлана Владимировна, в очередной раз, наколдовавшая какой-то очень полезный состав для моего сердца, сидит рядом. Ее фамилия Хетагурова. Она прямой потомок великого осетинского поэта Коста Хетагурова. Мне звонили из селения Коста Хетагуров в Карачаево-Черкесии, где родился Тамби, и из осетинского селения Коста, где он жил. Благодарили... Светлана Владимировна, как и ее прадед Коста Хетагуров, пишет стихи. Сперва на осетинском, потом переводит на русский: рифма вот что-то не получается... А я не могу даже строчки прочитать: ком в горле...

Лежит под горой одинокий, подстреленный орел.

Он помощь звал своим орлиным голосом. Звал мать...

Но на его крик ответила только лютая зима.

И укрыла собой таинственная гора Стрижамент...

– А если все-таки это не он, Светлана Владимировна?

– Пусть кто угодно! Пусть любой, какая разница? Он же молодой солдат! Я буду почитать его, как память о Тамби! Но я уверена, что это он... Я так хочу, чтобы он соединился с матерью в одной земле... Не зря же он мне приснился, правда? Ведь я была такая маленькая, что не помню его совсем. А он взял и явился мне. Как раз, когда написали об этой тайне Стрижамента.