Память сильнее страха!
.
Так уж случилось, что для многих россиян и бывших наших сограждан по Советскому Союзу этот день имеет конкретное значение. Страшная машина репрессий, включившись сразу после октябрьского переворота 1917 года, затем, то чуть сбавляя обороты, то опять их набирая, перемалывала людские судьбы в страшную муку. И даже сейчас, по прошествии многих десятилетий далеко не все могут без содрогания вспоминать и сами годы репрессий, и своих близких, погибших в кровавых застенках.
Не минула эта година и нашу семью. С нею напрямую связана история жизни и смерти одного из братьев моего прадеда – Дмитрия Дмитриевича Ковалёва. О нем в семье известно немного. И то все больше из официальных источников.
Он был младшим сыном Дмитрия Артемовича Ковалёва, старшего фельдшера, коллежского регистратора, и его жены – Натальи Андреевны. Как следует из метрической книги Ставропольского кафедрального Казанского собора за 1889 год, Дмитрий Дмитриевич родился 20 сентября 1889 года, через четыре дня крещён, его крёстными родителями были «греческо-подданный Марк Павлович Алафузов и жена казака торгового общества Войска Донского Мария Степановна Фролова». Таинство крещения совершали протоиерей Гавриил Орлов с дьяконом Фёдором Шитиковым и пономарём Василием Лебединским.
После окончания Ставропольского городского училища «и по выдержании установленного экзамена на звание священника» был допущен к временному исполнению обязанностей штатного псаломщика при Николаевской церкви с. Надежда Ставропольской губернии. Жил в селе Надежда, где нашёл свою вторую половинку - крестьянскую дочь Акилину Михайловну Андросову, в браке с которой родились трое детей – два сына и дочь, Наталья Дмитриевна, которую мне посчастливилось знать. Благодаря бабе Тале, как мы называли её в семье, удалось хоть чуть-чуть приоткрыть завесу тайны, которая много лет скрывала имя одного из моих предков.
Дмитрий Ковалёв служил верой и правдой Богу, стране и людям. «Поведения очень хорошего, по службе исправен» - записано в Клировой ведомости Знаменской церкви села Надежда Ставропольской епархии за 1913 год. Его усердие и заслуги были отмечены бронзовой медалью в память 300-летия Дома Романовых.
Вскоре он был переведён в церковь села Бешпагир, где и работал до самого ареста – 27 июля 1937 года – по подозрению в совершении преступления, предусмотренного ст. 58-10 Уголовного кодекса РСФСР. А 29 августа 1937 г. Ковалёву Д.Д. «за проведение антисоветской агитации» была определена высшая мера наказания, и 4 сентября 1937 г. он был расстрелян. Место захоронения неизвестно.
Приговор Ковалёву Д.Д. был вынесен постановлением «тройки» при УНКВД СССР по Орджоникидзевскому району. Нам, поколению правнуков тех, кто пострадал в годы репрессий, сегодня трудно понять, что «особые тройки», ликвидированные в 1938 году, были органом внесудебным, а значит, само их создание было нарушением конституционных принципов государства. Да кто тогда думал о конституционности действий власть предержащих? Но в то же время «тройка» - понятие не абстрактное, это – живые люди, как и те, кто писал доносы, преследуя, по большому счёту, какие-то свои неблаговидные цели. Это люди, которые жили здесь же, в городе, может, даже по соседству со своими жертвами, смотрели в глаза их родственников, зная, что завтра прольют невинную кровь и сотрут с лица земли имена людей, истинно преданных своей стране и своей вере.
4 июля 1989 г. Ковалёв Д.Д. реабилитирован на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов».
Вот вроде бы и все — справедливость восторжествовала. Но не все так просто — страшные годы оставили в судьбах людей такой глубокий след, что он не зарос до конца и до сего дня.
Когда мне стали известны эти факты, я нашла адрес и телефон внука Ковалёва Д.Д., позвонила, думала, обрадую, а может, узнаю еще что-либо из не долгой, но тяжелой жизни Дмитрия Дмитриевича. Однако прямой правнук безвинно пострадавшего священнослужителя сказал, что слишком много пережито семьёй и общаться на эту тему ни с кем не хочет. Через несколько лет, когда мне удалось разыскать новые сведения о Ковалёве Д.Д., я отправила письмо по известному мне адресу. Но ответа не последовало...
Не скрою, во мне боролись противоречивые чувства. С одной стороны, хотелось узнать хотя бы что-то, может, даже сугубо личное, в дополнение к той информации, которую имею. И вроде бы обидно, что не без труда добытые мною сведения оказались родственниками не востребованы. Но, с другой стороны, могу ли я осуждать человека за то, что он хочет вычеркнуть из памяти то, что десятилетиями отравляло жизнь всей семье! Что его отец жил с клеймом «сын врага народа», вздрагивая от каждого стука, от каждого косого взгляда, и ту боль, которую он сам несёт в себе на протяжении всей жизни?
А может быть, те, кто эти самые репрессии организовали и рассчитывали на такой результат, - воспитание многолетнего страха даже на генетическом уровне? Если так, то они просчитались - людская память сильнее страха! Никому и никогда не сломить силу родственных связей и того, что несёт в себе наша родовая генетика: разум, способности и таланты, умение быть настоящими людьми, честно и гордо носящими свою фамилию.
Людмила Богословская
