Подвешенные

Способ исследовать свой внутренний мир, который никогда не поймет общество

Подвешивание – что-то среднее между ритуалами шаманов и прыжками с парашютом. Так современные экстремалы ищут измененное состояние сознания, преодолевая себя.

***

- Да, это больно, - рассказывает девушка Саша. - Но только вначале. Больно, когда прокалывают кожу, когда крюки вставляют и особенно когда отрывают от земли. Но, повисев минуту-две, понимаешь, что боли нет на самом деле. Вся боль у нас в голове.

Саша со своим парнем Сергеем готовят Даню к подвешиванию. Дезинфицируют спину, готовят специальные крюки, которые проденут в проколы в спине. Крюки с помощью веревок прикрепятся к металлической раме, которая висит под потолком. После этого ноги Данила оторвутся от земли, и он испытает чувство невесомости или что-то схожее. Это должно быть несравнимое ни с чем впечатление. Ради него затевается подвешивание.

Если в инквизиции были бы вакансии, к этим ребятам внимательно бы присмотрелись. То, что со стороны кажется пыткой, как говорят весящие, имеет цель познакомить человека с самим собой и принести удовольствие.

Сергей раскладывает на столике иглы, специальные системы, к которым он будет подвешивать своих жертв под потолок, салфетки и пластыри чтобы потом заклеить проколы в коже, и крюки. Иногда пользуются рыболовные, для ловли в открытом море, только со спиленными зубцами, но Даню будут подвешивать на Гилсонах. Это современная модель крюков, разработанная и сконструированная специально для подвешивания. Сергей делает все без спешки, педантично, следит, чтобы все было стерильно.

Из-за этого Дане приходится долго справляться с волнением первого раза. Он пришел с девушкой Катей, которая до того уже несколько раз висела.

Даня – большой и мужественный. Раньше занимался боксом и, может, другими боевыми видами спорта. Он высокий и плечистый, с бородой и татуировкой на внутренней стороне бицепса левой руки. Подстрижен коротко, по центру головы выбрит ирокез.

Катя ему подходит. Стремительная, светловолосая - с фиолетовыми прядями, девушка. Под губой – пирсинг, а линзы делают её глазные яблоки белыми, как снег. Катя много смеется, но заметно, что она волнуется за Даню, может, больше, чем он сам. Или больше, чем он проявляет волнение. Он прекрасно знает, что, когда Сергей закончит раскладывать инструменты, ему придется преодолевать боль.

***

Как говорят ребята, подвешивание уходит корнями в историю. Изначально подвешивали мальчиков во время ритуала инициации – в древности постоянно придумывали изощренные испытания, которые должен был преодолеть кандидат на звание мужчины.

- Истоки действительно есть, хотя достаточно далекие. Инициация через боль была, например, у индейцев Северной Америки, - рассказывает Ирина Назарова, кандидат исторических наук, этнограф, старший научный сотрудник музея-заповедника имени Прозрителева и Праве в Ставрополе и доцент кафедры истории России СКФУ. В большинстве случаев это молодые люди и изредка девушки, проходили какую-то проверку: смогут ли выдержать взрослую жизнь?

Юношей индейцев некоторых племен отводили подальше от деревни, заводили в специально построенный вигвам, у центрального шеста которого приблизительно на уровне лопаток были вбиты крюки. На них, сделав разрезы на спине, подвешивали ставших на носочки молодых людей. Юношей приводил местный шаман и оставлял: «Стойте сколько сможете».

- Сначала они резкой боли не чувствовали, - описывает обряд Ирина. - Но потом от усталости оседали на крючках, и боль усиливалась. Процедура длилась, пока от усталости измученный юноша не терял сознания, ведь нужно было терпеть не только боль: три дня до инициации они голодали и только пили воду — готовились к испытанию.

Очнувшись после обряда, никто никому не помогал: здесь было принято думать о себе. Чтобы подкрепить силы и вернуться домой, у порога в кожаных мешочках им оставляли травы и коренья, с помощью которых можно было взбодриться. Листья коки, например. Юноша доползал до входа, открывал мешочек, что-то жевал и шел домой. До дома было километров пять. Три дня без еды, надсеченный, после обморочного состояния...

В поселке для дошедших организовывался праздник, а юноши проходили процедуру восстановления: сначала бульоны, потом постепенно понемногу твердой пищи. «Все, теперь ты воин, теперь ты охотник, теперь можешь жениться, теперь ты свой».

Некоторые погибали. Кто-то не находил в себе силы добраться до выхода, вернуться в деревню – за ними шел шаман. Женщины племени, в том числе и матери, воспринимали это спокойно. Они, воспитанные в сообществе, считали, если кто-то не прошел испытание, значит, боги не дали ему сил, так решено свыше. К тому же, детей в семье было много. Этот сын не прошел - другой пройдет.

- Юноши-индейцы проходили этот обряд лет в 16-17, - говорит этнограф. - Можно спросить: а зачем? Если молодой человек не проходил обряд, его не принимали во взрослую группу, и даже после охоты он не получал общую долю. И ещё не имел права жениться. К 16-17 годам каждый юноша чувствовал, что он готов. Можно было и оттянуть обряд, но если он это делал, над ним посмеивались.

Инициация через боль не обязательно была связана с подвешиванием. У островных народов подвешиваний не было, но у них было рубцевание щек и предплечий. Острым ножом надсекали кожу, и эти раны нельзя было лечить - просто ждали. Иногда происходило заражение крови, и человек мог погибнуть.

У народов Крайнего Севера обрядом инициации была сделанная татуировка. И не наколка, а продетая под кожу игла с сухожильной нитью, обмазанной золой. Рисунок оставлялся хвостиком этой нити.

Современное подвешивание появилось благодаря американским и европейским экстремалам, которые первыми в новой эре стали экспериментировать так со своим телом.

В Россию культура подвешивания пришла недавно, ей занимается немного людей. Сергей – один из них.

- Я начал заниматься подвешиванием году в 2006-2007, было просто интересно: как, зачем, почему, - рассказывает он. - В 2008 попал в Германию, на конференцию BMXnet, и понял, что хочу заниматься этим на другом уровне. Я стал покупать специальное оборудование, интересоваться у зарубежных коллег насчет нюансов и особенностей того или иного типа подвешивания.

Сергей считает, что подвешивание может быть поиском ответов, духовной практикой или обрядом перехода в иное состояние сознания.

- Подвешивание как кастрюля: она хороша ровно настолько, насколько хорошо то, чем ты ее наполнишь, - говорит он.

Однажды Сергей познакомился с девушкой Сашей. Она пришла учиться у него делать пирсинг, а потом у них завязались отношения. Сергей познакомил Сашу с подвешиваниями.

- Я готовилась к этому два года. Серёжа, мой парень, всегда говорит мне, что лучшая проверка истинности желания - это способность ждать. Поэтому когда он наконец сказал, что подвесит меня, я была дико рада, - вспоминает Саша. - Я считала себя готовой, но внезапно поняла, что мне страшно. Это нормальная реакция, я справилась. Мы приехали в студию татуировки и пирсинга, где работал Серёжа. Он начал готовить оборудование и стерилизовать крюки. Для первого раза я выбрала позу «суицид», она самая простая. Больше всего я боялась прокалывать кожу. У меня был пирсинг до этого, но я не представляла, каково будет проколоть кожу спины. Но все оказалось не так страшно, как я ожидала. Лишь быстрая жгучая боль и готово. Я походила минут пять, чтобы привыкнуть к новым ощущениям. А потом Серёжа привязал крюки к раме и начал меня медленно поднимать… Не той боли я боялась. Было очень неприятно отрываться от пола. Казалось, что кожа растягивается до бесконечности. Серёжа понял, что такой способ мне не подходит, и просто резко дернул веревку. Я вскрикнула, но скорее от неожиданности. Первые минуты мне было очень дискомфортно. Тело впервые оказалось без опоры под ногами. Это крайне неприятно. А потом я внезапно поняла, что мне нравится моё состояние. Когда я вновь оказалась на полу, мне не хотелось разговаривать.

***

- Я занят, я подвешиваю людей, - нервно отвечает Сергей телефону, пиликающему у него в кармане.

Подготовка в завершающей стадии. Данил лежит на столе, на оголенной спине зеленкой нарисована разметка, как перед операцией – отмечены точки, где будут проколы. Катя нежно держала своего парня за руку, пока его дырявил Сергей. Он объяснил, что Данил должен сделать три вдоха-выдоха. На третий – самый долгий выдох – в спину вонзится длинная игла, которая выйдет с другой стороны складки кожи. После этого Сергей уберет иглу, а в отверстии останется металлический штырь, к которому потом прикрепятся системы для продевания веревок. И так четыре раза. Развлечение для хирургов-альпинистов.

- Ну как ты, живой? – спрашивает Сергей, когда операция закончена. Данил молчит.

- Данил? – переживает Катя.

- Ну как ты? Ты всех нас ненавидишь? – в голосе Сергея шутливые нотки.

- Данил, как ты? – Катя волнуется больше. Через пару секунд Данил выходит на связь.

- Да нормально я, - выдавливает он из себя.

Боль, членовредительство, изощренные формы получения сомнительного удовольствия — все это в мыслях стороннего наблюдателя обязательно должно происходить в соответствующей атмосфере. Должно быть громкое подобие музыки, сплошной хаос вокруг и безудержное отдаление от здравого смысла с каждой секундой, совершаемое толпой растатуированных, разукрашенных, многократно продырявленных людей – прямо как в документальных фильмах про пирсинг или подвешивание, которые иногда крутят по телевизору.

Сегодняшние подвешивания сломали бы подобные ожидания. В небольшом тату-салоне собрались человек десять. Подвешиваться собираются трое, остальные — гости и друзья. Из проигрывателя играет негромко классика рока вперемешку с новостями — отличная радиостанция. Люди ведут неспешные беседы, полные самоиронии.

- Фи... Как ты можешь заниматься этим? - спрашивает у Сергея фотограф, снимающий как тот плетет узлы веревки, за которую уже прикреплен к металлической раме Даня.

- Кому-то надо заниматься этим? А то начнут заниматься все подряд, - отвечает Сергей с ухмылкой, продолжая вязать, отвлекаясь на фотографа. – А все фоткают, как будто впервые видят крюки в спине.

Пока вокруг – беседы, шутки и байки о самых интересных подвешиваниях, Данил, не сильно к ним прислушиваясь, делает музыку посильнее, претерпевая неизвестность того, что будет дальше, и привыкая к боли на время притупившейся. Но то ли будет, когда его начнут отрывать от земли.

Когда все готово, в зале повисает молчание. Двое ребят поднимают нелегкого Данила. Кожа на его спине растягивается и становится похожа на отросшие зачатки крыльев. Данил морщится, а руки держит - как будто дерется с кем-нибудь и прикрывает голову. В тишине слышна громкая музыка, играющая в его наушниках. Через полминуты, когда пятки уже оторвались от земли, а носки – ещё нет, он просит дать ему веревку. Взяв её, Данил делает уверенный плавный рывок вниз: кажется, крылья его вот-вот прорежутся, но вместо этого он зависает над землей.

- Некоторым так проще, - объясняет Катя. – Распространенная практика. Ты сам знаешь, как тебе легче. Некоторые себя не смогли бы поднять.

Кожа человека, оказывается, крепче веревок, крепче железных крюков и силы притяжения.

- Выше, - чуть ли не прошипел Данил, но выше было некуда из-за невысокого потолка.

Данил завис над полом, закрыл глаза и все замерло. Кульминация. Как говорят те, кто уже подвешивался, примерно в этот момент боль уходит на некоторое время. Она становится незначительной, преодоленной.

Данил висит какое-то время, пока не просит его спустить. В таком состоянии нагрузка на спину возрастает, и становится неприятно.

Когда Данил оказывается на земле и Сергей обрезает веревки, все аплодируют и поздравляют с почином. Все-таки непривычно интеллигентная обстановка для подобных занятий.

***

Сначала – ожидание боли. Потом – её преодоление, которое вознаграждается чувством полета. А после – облегчение и последняя боль, когда крюки вынимают. Расслабление и нега. Притом, что Данил висел несколько минут, весь ритуал длился около получаса.

Те, кто прыгают с парашютом, отвечают на вопрос «зачем» так же, как и подвешивающиеся: поиск себя, преодоление. Прыжки с парашютом сопровождаются риском: если купол не раскроется, это чревато смертью. Чувство страха – неотъемлемая часть таких приключений.

Если подвешивание проходит правильно, то они не опаснее пирсинга или татуировки. Боль – неотъемлемая часть ритуала, как и страх парашютиста. Однако именно из-за такого содержания подвешивание всегда останется вне всеобщего понимания, так как до конца остается неясным ответ на вопрос «зачем?» или даже «почему?».

- Одно из самых страшных переживаний для человека - это ощущение беспомощности, - рассказывает психолог Мария Тимофеева. - Это неприятное чувство мы стараемся всеми силами избегать. Что делает человек, когда сам идет в эту мазахистскую ситуацию? То, что он сознательно или бессознательно проигрывает, можно выразить следующими словами: «Я нанимаю тебя, плачу тебе деньги, чтобы ты сделал это со мной». В этой ситуации он становится деятелем, а не жертвой. Он уже не пассивно переживает уготованную ему боль, которую, может быть, он когда-нибудь раньше переживал, может быть, переживал в каком-то смысле. А тут он сам для себя это организовывает. Он переделывает ситуацию пассивную в ситуацию активную. Таким образом, он перерабатывает травму. Это возвращение контроля, которое сопровождается сильными чувствами.

По мнению Марии, понимать подвешивание можно с точки зрения двух концепций: «истинного и ложного Я» и «нарциссизма».

В первом случае речь идет о мощных психологических защитах, которые образуются у человека, и он начинает жить не в собственном, а в искусственном Я. При этом с «истинным» Я он не имеет соприкосновения.

- У меня было много пациентов, которые, по сути, искусственные. Вот ты слушаешь, что они говорят, и понимаешь, что это не аутентично, не соответствует подлинному Я этого человека, - рассказывает Мария. Непонятно, как возможен контакт с этим человеком. Если он не очень умный, он будет говорить штампами, если он умный – он не будет говорить штампами или его штампы будут искусными, разнообразными и утончёнными. И вдруг, когда с ним случается несчастье, когда нечто вызывает реальную боль, что-то пробивается, и ты соприкасаешься с его истинным Я.

Преодоление боли в подвешивании, необычное положение – оторванность от земли – как раз те самые управляемые способы познать своё истинное Я.

В концепции нарциссизма все выглядит немного иначе. При нарциссической патологии согласно тому, как думает про это психоанализ, у человека существует два эго. Одно – всесильное и всемогущее, а другое – жалкое, едва выживающее, все время страдающее.

- Человек нарциссический между ними колеблется. Здесь не говорится о шизофреническом расщеплении, а о том, что можно наблюдать у большинства современных людей, - считает Мария. - Подобная практика может быть осуществлением власти этого всемогущего. Он всемогущий – он летает! Это несвойственно обычному человеку. Это осуществление власти над этим слабым Я. Власть по отношению к тому я, которое переживает боль, которое чувствует себя жалким, беспомощным, которое не может выживать. Это отношение к себе как к объекту: не «я могу сделать с «собой» такое», а я могу сделать с «тобой» такое».

По мнению Марии, тут это смыкается с тем, что делают серийные убийцы. Они проецируют на свои жертвы ничтожную, жалкую часть себя, и мучают их. Они хотят быть всесильными, поэтому стараются от этой жалкой части себя избавиться. К слову, популярная культура тоже чувствует близость этих явлений: неоднократно в кино и сериалах страшные маньяки-убийцы истязали себя разными способами, в том числе и подвешиванием.

Не стоит думать при этом, что все, кто занимаются подвешиванием – потенциальные маньяки.

- С одной стороны спектра тех, кто совершает подобные действия, – совершенно здоровые люди, которые любят участвовать во всяких экстремальных мероприятиях, - поясняет Мария. - Появляется прыгание с моста на резинке - они будут прыгать с моста на резинке. Но есть категория, которой это нужно, чтобы чувствовать себя живым. Такие действия сродни порезам людей, которые делают это не для того, чтобы покончить с собой, а для ощущения жизни через самое сильное ощущение и переживание - боль.

***

Следом за Данилом приходит очередь Андрея – молодого субтильного паренька с кольцом в носу и проколотыми сосками.

- Я уже висел. Летом. Решил теперь второй раз, – рассказывает он. - Непередаваемое ощущение. Месяц потом воодушевленный ходишь.

Пока его готовят к подвешиванию, продолжаются неспешные беседы: вспоминают известного трюкача Криса Энджела, подвешивающегося к вертолету, который потом кружил над землей. Все так же играет негромкий рок.

Из десятков возможных поз и способов Андрей тоже выбирает позу «суицид» - подвешивание за спину, и теперь он лежит на столе спиной вверх. Саша и Сергей готовятся делать проколы. Кто-то спрашивает Андрея:

- О чем думаешь?

- Ни о чём. Я просто смотрю в зеркало и боюсь, - отвечает он, глядя на свое отражение. За страхом придет боль. За болью – полет. Главное – преодолеть. Таков ритуал.