Много мы слышали и знаем о сталинских депортациях целых народов. Знаем, что переселяли чеченцев, знаем, что угоняли в Сибирь целые немецкие слободы, знаем, что туда же уходили и Латвия, и Эстония... К этому списку и еще можно прибавить... И если переселение вышеуказанных народов тогдашние «хозяева» страны могли хоть как-то «объяснить» газетными заголовками и пламенными речами, то вот причины насильственного переселения огромного количества болгар из Приднестровья никто, насколько мне известно, до сих пор даже не пытается серьезно исследовать...
ПОСЛЕДНЯЯ ВЕЧЕРЯ
Есть примета такая: если девица уезжает из дома в свадебном кортеже или молодой человек уходит в самостоятельную жизнь – нельзя оглядываться на родной дом: не будет дела, вернешься! Вот не всегда она сбывается... Когда 5 июля 1949 года большое бессарабское село Тараклия окружили войска НКВД, выстроив по периметру военные машины, народ ничего такого уж страшного не увидел. Ну, мало ли маневров... Особой паники не было: хозяйки собирали ужин, мужчины собирали и укладывали рабочий инвентарь в сараи и куни, кто-то собирался у клуба: может, девушки - посплетничать о суженых...
БЕССАРАБИЯ:
ЧЬЯ ЗЕМЛЯ?
Здесь следует сделать маленькое отступление: Бессарабия к сороковому году была изрядно потрепана бесконечными передачами «из рук в руки». То Россия, то Румыния, то снова – Россия. Восемь раз кусок земли у Днестра «ходил» туда-сюда. Когда началась война, Бессарабия, входившая в состав России, осталась (почему-то) за пределами активных военных действий. До 44-го года тут «правили» румыны. Решившие, что население давно готово идти в «рабы», а следовательно, и церемониться с ним можно не особо. Проще говоря, творили, что хотели: отбирали у людей все, на что глаз ложился, устраивали «баронства», «боярства», чуть ли не крепостное право ввели.
В конце 18-го века Бессарабию, засушливые, неприветливые земли, в междуречье Прута и Днестра, активно стали заселять болгары: русскому императору было необходимо «прикрыть» этот приграничный край своими людьми, православными, а цель переселенцев – избавиться от турецкого ига. На том и сошлись: тысячи болгарских семей перебрались в Российскую империю и начали возделывать эти сухие земли. Болгарин, он такой: ему недосуг разбираться, что там и как в политике: ему бы виноградник до ума довести, дождаться урожая...
ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛИ БУРЛАКОВЫ
В те годы в семье Бурлаковых из Тараклии мира не было: уже два года почти никто ничего не знал о судьбе отца Ивана Павловича, арестованного по доносу в 46-м. Якобы строил дороги и мосты для оккупантов во время войны. Ну вроде победу им ковал... За это получил страшно знаменитые 25 плюс пять. Двадцать лет каторги, пять – поражения в правах и еще пять лет ссылки. Имущество было конфисковано, семью из шести человек, с маленькими детьми и стариками, выгнали из дома, построенного еще дедом, в маленькую землянку... Дом, кстати, был большим: в нем до сих пор располагается какое-то учреждение.
Прапрадед нашего героя, Ивана Ивановича, Парван Канов, окончательно осел в Тараклии (так назвали свое село болгары), приняв фамилию из «ревизской сказки» в 1835 году. Огромная семья с русской фамилией честно работала, женилась, рожала детей, хоронила стариков, не замечая, что близкая к ней, к семье, Европа, давно превратилась в вольер со скорпионами.
НОЧЬ ИСХОДА
Ну, вот и дождались... Село Тараклия окружено. Ночь. Два часа. Началась операция по выселению жителей. Иван Иванович до сих пор с дрожью в голосе вспоминает: «В дверь забарабанили солдаты. Собирайтесь! Берите все, что может понадобиться!»
И тут началось! Женщины заплакали, закричали: что брать? Что нужно? Руки хватают все подряд, но ничего не держат, все валится, бьется посуда... Дети сонные плачут, надо им хоть продукты собрать какие... Кое-как собрались, что-то там понапихали в узлы, и в кузов грузовика...»
Женщины сдирали ногти, вцепившись в борта машин: там за спиной остались огоньки их окон. Многие из-за спешки не погасили лампы... И теперь отчаянно оглядывались назад ослепшими от слез глазами: а вдруг это ошибка, а вдруг вернемся?.. А потом в телячий вагон. По сорок - пятьдесят человек... Уезжая из села с плачем и молитвами, слышали, как криком кричат осиротевшие коровы, как лают брошенные во дворе собаки, кони разбивают копытами летники... Потом, уже в ссылке, кто-то говорил, что всех болгарских коров и лошадей через два дня забрал колхоз, мелкую живность тоже... Собак, скорее всего, перестреляли...
А народ ... Народ ехал в теплушках, мучаясь от июльской жары, без еды, без сна, без туалета... Иван Бурлаков прикрывает глаза рукой: «Выводили нас по одному, по двое, под конвоем... Воды набрать в вагон, в туалет, если кому повезло, на полустанке... Много людей просто умерли: сердца рвались... Разлука с домом, непонимание – за что, неизвестность впереди, голод, болезни... Да что там говорить, многих оставили на станциях...»
АЛТАЙ
Через 18 дней поезд с «переселенцами» добрался до Алтая. Там уже ждали «покупатели». Кто знает, что такое невольничий рынок? Иван Иванович видел. «Выбирали семьи, где побольше рабочих рук. Нас определили в село Усть-Калманка одноименного района. Всех собрали на хоздворе колхоза «Штаб революции» и объявили: любой, кто посмеет бежать или как-нибудь уйти с этой территории, будет осужден на 20 лет каторжных работ! С таким вот «здрассте» мы и начали жить на новом месте... Если бы вы знали, сколько добрых слов и благодарности у нас всех, у болгар, было к местным жителям! Они нас всех расселили по своим домам, делились, чем могли, поддерживали, как могли... Их-то тоже угоняли с родных мест. На Колыму, в Магадан... Моя мама, два брата, сестра были отправлены на работу на конеферму, а я с бабушкой жил у местной старушки, учился в местной школе... Бабушка моя, Евгения Матвеевна, духом не падала, верила, что все кончится...»
ОТЕЦ ВЕРНУЛСЯ!
Все ссыльные переселенцы обязаны были отмечаться в местной комендатуре. 10 лет отмечался и Иван Бурлаков. От отца первая весточка пришла только через два года после ареста: попал в Магадан. Десять лет каторги, и наконец... ВСЕ КОНЧИЛОСЬ! Три месяца он ждал отправки из Магадана! Такая вот была очередь освобождающихся из рабства людей... Сын помнит возвращение отца: «Был декабрь 56-го. Вечер. Холод на улице страшный... Мы готовимся к ужину. И вдруг распахивается дверь... А что такое дверь зимой на Алтае? Сначала клубы пара, а потом – отец!.. Мама чуть сознание не потеряла. Какая там еда: сели за стол и заплакали над тарелками...» Отец умер через десять лет после освобождения и реабилитации...
ДОМОЙ?
А в 58-м вдруг разрешили уехать, вернуться в родные места! И снова все болгары собрали немудрящий скарб и двинули домой, на родину, в Тараклию!.. Но там им оказались совсем не рады. Власти боялись, что бывшие ссыльные начнут требовать утерянные дома. А как отдать, когда они уже заняты? И пришлось снова всем разъезжаться. Большинство семей уехали на Украину.
Иван же, стремясь поскорее вырваться из Усть-Калманки, уехал в Казахстан. К тетке, также сосланной «кулачке». У «кулачки» была одна единственная корова с отбитым рогом, вот она кому-то и застила глаза... Короче, еще шесть долгих лет Иван «отмечался» в Актюбинске. Куда прибыл с «маршрутным листом»: Челябинск, Новосибирск... Не дай бог в сторону куда уйти...
ЖИЗНЬ МОЯ...
«Юности-то и не было... Как жить с клеймом «врага»? Пытался поступить в железнодорожный техникум – не брали... Работал сварщиком, бригадиром, что-то там возглавлял, а в конце концов дослужился до начальника Актюбинского управления «Казсантехмонтаж»... Не пропал, в общем. Даже правительственные награды есть. Кстати, здесь, на Кавказских Минеральных Водах строил санаторий «Казахстан». До сих пор стоит! Красавец!»
Помнит Иван Иванович и свой первый отпуск. «В 1957 году впервые в жизни пошел в отпуск. На танцы пошел... А там, при свете керосиновой лампы, танцевали ребята и девушки. И вот одну я приметил... Она с подругой танцевала. Тоже болгарка – Стефанида Ивановна моя. Через неделю после тех танцев мы с ней пошли в загс и расписались. И уже пятьдесят один год вместе! И лучше ее никого не знаю и не искал! Какие у нее голубые глаза...
Родились у нас дети. Сын и дочь. Сын работает инженером. Дочь – музыкант. Жаль, что ее профессия тут не пригодилась: в середине девяностых уехала в Америку. А там работает в крупном банке менеджером. Внуки у меня – загляденье! Все умницы, все мои драгоценные... Да разве я смею сказать, что жизнь не удалась?..»
Конечно, удалась, Иван Иванович! Но... «Знаете, я ведь ездил в Тараклию... Дом свой посмотреть. И даже сфотографировал его. Но так, как будто сына с братьями снимаю, чтобы чего не заподозрили... И, знаете, иногда по ночам не спится и вот думаю, думаю... А какая бы была у меня жизнь, если бы шестого июля, ночью, 49-го, не окружили бы наше прекрасное село военные машины?..».
