Сергей КОВАЛЬЧИК: «Я влюбляюсь в то, что ставлю»

Справка

- Сергей Михайлович, почему Вы остановили свой выбор на этой пьесе Мольера?

- Есть пьесы, которые ты читаешь и сразу хочешь поставить. Как люди женятся? Они встречаются, и между ними возникает или не возникает симпатия. Так и режиссер. Он же читает сотни пьес, но ставит-то не все. Я почувствовал, что сегодня тема одураченного человека на нашем постсоветском пространстве очень актуальна. Потому что нас дурачат всё время. Для себя я определил, что это спектакль для одураченных людей, а также для тех, кто в будущем не хочет быть одураченным.

Несмотря на то, что пьеса была написана давно, у меня сложилось ощущение, что она про нас сегодня. Потому что каждый дурачит друг друга для своих целей. В пьесе Мольера Жорж Данден в результате пройденной интриги думает: я глупый человек что ли - не вижу очевидных вещей. Или я сумасшедший, или мир сошел с ума?.. Здесь есть масса современных мотивов, когда человек просит сказать правду, а ему не дают. Точнее, не считают нужным ему верить. Потому что он - крестьянин Жорж Данден, а вокруг аристократы.

Если ты поставишь классическую комедию просто смешно, это будет глупо, потому что смех без причины, сами понимаете, что такое. Если же ты ее перевернешь и поставишь, как драму, это будет не смешно, это будет не комедия. А мольеровская комедия обладает как раз той магией, когда смешно и... не только. Автор задает нам какие-то вопросы. И вопросы отнюдь не комедийного характера. Он делает это очень разумно, дозировано. На данный момент Мольер – мой любимый автор. Я ставил Мольера в Тамбове и в Современном художественном театре в Минске.

- Сергей Михайлович, как Вам работалось с артистами ставропольского театра?

- Актерский состав в спектакле - восемь человек. Ребята талантливые. В спектакле представлены артисты всех поколений театра. Очень хорошая рабочая команда: интересная, чуткая, отзывчивая. Жанр не совсем привычный для них. Русская школа переживания дает о себе знать. А Мольер был до Станиславского, он не знал Малого театра и писал для площадей. Поэтому модель актерского существования в этом спектакле актерам пришлось немного переосмысливать. Но я убедился в этой работе, что русский артист может всё.

Произведения Мольера включают в себя элементы и комедии дель арте, и площадного фарса, и психологической комедии, и элементы высокой комедии. Настроение у Мольера меняется с течением пьесы. Там даже есть кусочек драмы.

Хотел бы отметить работу над спектаклем Леонида Черного. Очень талантливый художник, чуткий к автору, к режиссерскому замыслу. Видно, что он художник с очень хорошей школой, с высокой культурой художественного стиля. Это тоже редко сегодня бывает. Я очень доволен работой.

- Когда Вы ставите спектакль, то представляете зрителей, для которых работаете?

- Когда я ставлю спектакль, я в первую очередь думаю о публике. Я считаю, что мои духовные учителя Шекспир и Мольер писали свои пьесы исключительно для партерной публики. И если к своим сюжетам еще могли добавить две-три интересные мысли, то слава богу. А если не могли, рады были тому, что повеселили публику. Они так работали, и они создали мировые шедевры. Я считаю, что не надо надевать на себя плащ режиссера-новатора и говорить, что это мое послание через столетия: я тут такие формы придумываю, что меня поймут только будущие поколения. Это глупо. Режиссер творит сегодня для тех людей, которые приходят в зал. И я считаю наипервейшей задачей - их завлечь. Если ты своим спектаклем сможешь сказать еще две-три серьезные мысли, это радость. Если нет, надо доставить зрителям удовольствие от пребывания в театре.

Нет плохой публики. Есть люди, сидящие в зале. И если спектакль «пробивает», значит, этот спектакль жизнеспособен. У меня нет разделения на плохую и хорошую публику. Есть плохие или хорошие спектакли. Я видел «Моцарта и Сальери» в постановке московского режиссера у нас в Альтернативном театре. В семисотместном зале сидели подростки девятых-десятых классов. Я вжался в сиденье, думаю, сейчас актеров раскатают с их трагедией и проблемами Моцарта. Так оно и было первые десять минут. По окончании спектакля зал напоминал зал похоронных церемоний. Эта неуемная орда выходила тихо, молча опустив головы, после продолжительных аплодисментов. Вот это спектакль, это воздействие...

Хотя, к сожалению, сегодня рынок перестроил отношение к театру и довел его до сферы услуг. В театр в основном ходят развлекаться.

- Сергей Михайлович, Вы ставите спектакли не только на родине, бываете на гастролях. Зрители разных регионов постсоветского пространства сильно отличаются друг от друга?

- Конечно, есть свои особенности. Например, во время больших гастролей в прошлом году по России мы показывали в Челябинске спектакль «Пане Коханку». После первого акта я поинтересовался у местных актеров, почему зритель такой тихий. А они сказали: «Мы ждали, что вы привезете из Белоруссии лапти, кокошники и будете песни петь, а тут – европейская культура: Екатерина, великокняжеский род Радзивиллов... У нас публика привыкла, если комедия, то это смешно. А у вас и смешно, и не смешно. У нас не знают, как реагировать». Полифоническое «блюдо», которое интересно переходами настроения, зритель уже разучился воспринимать. Я люблю ставить комедию, когда смех идет с задержкой. Когда человек расшифровывает твою шутку, и через две-три секунды у него возникает смех. Это высший пилотаж.

- Многие режиссеры сегодня жалуются на то, что нет достойной современной драматургии...

- Это спорный вопрос. Надо искать. Я был свидетелем, как режиссер Ханнес Лео Майер в Швейцарии поставил спектакль по поваренной книге кулинарных рецептов «Магги». Когда я у него спросил, как ему это удалось, он сказал: «Подумаешь, ерунда, я «Капитал» Маркса ставил!». Если тебя не устраивает драматургия, выбери современного автора, который тебе близок по стилю, и работай с ним над новым сюжетом. Это если не хватает драматургии. Или пишите сами.

- Сергей Михайлович, у Вас есть любимый жанр в драматургии?

- Как такового нет. Я влюбляюсь в то, что ставлю. Я люблю произведения с юмором. Потому что если у автора нет чувства юмора, то это скучно. Хотя я люблю и серьезные произведения.

Я вообще не люблю комедию или трагедию в чистом виде. Я считаю, что сегодня спектакль должен быть полифоническим, он не может быть однозначно комедией или однозначно трагедией. Потому что жизнь такая разная. Надо создавать спектакли сегодняшние, которые отражают жизнь.