«Среди нехоженых путей, один пусть мой...»

Помню, как после окончания сельской школы я приехал в Ставрополь учиться в институте (в основном, для того чтобы тренироваться у М.В. Страхова, великого новатора тренировочного процесса и великого человека).

Занимались мы в малюсеньком по современным меркам зальчике (9х18 м), в котором не вмещалась стандартная акробатическая дорожка. Тем не менее, именно в таких, явно не оборудованных должным образом, помещениях десятилетиями готовились лучшие спортсмены страны в нашем виде спорта. Лаборантом этого зала была некто Таисия Михайловна, женщина с эффектной внешностью. Она всем и всегда, если это касалось тренировок акробатов, категорично заявляла: «У нас все впервые в мире».

И на самом деле Михаил Владимирович впервые (по крайней мере, в нашей стране среди всех видов спорта) ввел двухразовые тренировки, причем одна из которых начиналась в 6 утра, в противовес нецелесообразности, которую высказывали физиологи и медики. Оказалось, что организм способен адаптироваться к серьезным нагрузкам и в то время, когда он должен, по общим понятиям, отдыхать. Он, Страхов, снами, спортсменами, соорудил целый гимнастический городок на опилочной основе, который выручал всех в весенне-летне-осенний период, с марта по ноябрь.

Мы параллельно с Михаилом Владимировичем, но уже на разных базах, пришли к пониманию необходимости радикального изменения основного прыжкового снаряда и, параллельно проведя практические исследования, изобрели впервые в мире дорожку на упругой (лыжной) основе. Затем вместе и получили соответствующие документы. Кстати, на первом чемпионате мира в 1974 году в Москве мне, как и всем участникам, довелось прыгать на той самой, нами изобретенной лыжной дорожке.

И, когда необходимость использования технических средств обучения и страховки стала очевидна, мы придумали (опять-таки параллельно) приспособления для страховки спортсменов в движении – подвесные системы. Чтобы этот технический процесс совершенствовался (а в нем постоянно нужны были всевозможные блоки, растяжки, тросы и т.д.), Михаил Владимирович к залу пристроил мастерскую с токарным станком, на котором еще один лаборант точил всевозможные детали и приспособления. Такого не было нигде. Но все-таки зал был не специализированным, и когда Михаил Владимирович ушел из пединститута, ему пришлось искать другие помещения вплоть до школьных спортзалов.

Я же, организовав в 1964 году свою, скажем так, фирму на базе мединститута и переняв у учителя стремление все иметь «впервые в мире», с негласного одобрения зав. кафедрой физвоспитания В.В. Гнеушева переделал зал, предназначенный для учебных занятий студентов, в специализированную базу для прыжковой акробатики. Все работы по переоборудованию (ни с кем не согласованые) проводились в выходные дни. Кроме того, я не был сотрудником кафедры: вначале – солдат-спортсмен, затем – спортсмен-тренер ШВСМ, а уж потом, лет через десять, пару лет был старшим преподавателем кафедры. Но выручало то, что моя жена была сотрудником кафедры.

Вначале выкопали яму в зоне приземления, подняли пол и сделали его поднимающимся по частям. Поставили туда батут и, обложив поролоновыми матами, сделали безопасное место для обучения сложным элементам. Затем придумали и установили под полом мотор-тельфер, и через систему блоков этот батут стал подъемным из ямы с целью подготовки новых элементов. Коридор, из которого выполнялся разбег и в котором всегда было полно любопытствующих студентов, мы в одно из воскресений перегородили стеной из стеклоблоков с входной дверью, тем самым отделив кафедру. И что интересно, никто - ни ректор, ни проректор по АХЧ - не сказал ни слова. Затем я организовал установку переговорного устройства между местом разбега и зоной приземления для того, чтобы перед прыжком тренер мог дать методические рекомендации (голосом не докричаться).

Вскоре на кафедру стали водить делегации, показывая, как надо организовывать учебный процесс. Там же мы для всевозможных страховочных приспособлений сверлили и потолок, и стены, и даже не останавливались перед тем, когда крепление сквозь стену приходилось делать в кабинет зав. кафедрой марксизма-ленинизма. Постарались и за воскресенье успели все: просверлить, установить крепежное устройство, заштукатурить и побелить стену, чтобы в понедельник никто даже не заметил нашего воскресного присутствия.

В 1972 году, посетив Финляндию, я узнал, что такое сауна, и, естественно, одну из раздевалок мы переделали под парилку, а раздевалку перенесли на балкон, предварительно застеклив его, пробив проемы и сварив лестницы. Причем в это время я был и тренером, и сам успешно выступал на всесоюзных соревнованиях.
Все до удивления было просто, и нигде я не встречал никаких запретов. Кстати, почти сорок лет, как мы ушли из мединститута, а сауна так и осталась как память об акробатах.

Когда в 1976 году появилась возможность перебраться во вновь построенный спорткомплекс «Локомотив», я без раздумий пошел на новую базу, чувствуя, что на старой уже тесно. Поначалу нас пускали на три тренировки в неделю, затем, через пару месяцев, их стало 12. Этот зал принадлежал железнодорожникам.
Через месяц мы уже вывели фундамент для двухэтажной пристройки к основному корпусу размером 8х12. Метод тот же – никаких проектов, никаких письменных разрешений – все на энтузиазме. На следующий год вывели два этажа и накрыли их. Начальник отделения ж/д Кикалов, увидев плоды нашей деятельности, на полном серьезе предлагал мне заняться строительством жилого дома (чтобы несколько квартир выделить спортсменам), но я отказался. Во-первых, далеко от города, а во-вторых, некогда было бы тренировать ребят.

Окончание в следующем номере.