В небе была не романтика - война

Несколько раз за войну воздушный радист Алексей Казарин падал вместе с самолетом, прыгал с парашютом, и, по сути, не успевал испугаться. А как-то раз уже в мирное время летчик выглянул с высоты 15-го этажа и отпрянул — страшно. И даже сам улыбнулся: на высоте пять с половиной тысяч метров без парашюта не боялся, а тут — страшно. Впрочем, тогда некогда было не только бояться, но и любоваться небом, задача была предельно четкой — освободить Родину от врага.

Ровно за месяц до начала войны, в мае 41-го 20-летний Алексей Казарин окончил школу младших авиаспециалистов и стал воздушным стрелком-радистом на тяжелых бомбардировщиках. И уже в июне, не успев успев как следует потренироваться, весь его выпуск отправился на передовую. Молодые горячие головы, они торопились на фронт и думали: «Вот приедем, а война уже закончилась!» Но, к сожалению, хватило ее с лихвой, и очень немного ребят из того выпуска вернулись с войны домой. Алексей Георгиевич вернулся — обожженный, не похожий на прежнего, но не потерявший веры в себя и желания быть полезным своей стране. 

Летная часть, куда приехал Алексей, располагалась в Запорожье. Но стояли там недолго, шло отступления, которое хорошо помнится всем ветеранам. В начале войны Бог миловал Алексея Георгиевича, но в конце... Во время боев за освобождение Минска он был сбит в первый раз. В тот раз их экипаж выполнял спецзадание:  самолет должен был выйти в строго определенное время на строго определенной высоте и сбросить светящиеся авиабомбы, чтобы идущие следом бомбардировщики видели цель. Машину поймали в перекрестный прицел лучи вражеских прожекторов, но уйти ни выше, ни ниже было нельзя. Экипаж успел выполнить свое задание, когда самолет подбили. Последнее, что слышал Алексей, это крик командира: «Прыгай!»

Купол парашюта практически сразу осветили прожектора. Алексей видел трассирующие следы пуль и, как мог, пытался уворачиваться. Потом беспомощно повис на ремнях, притворившись мертвым. Метрах в десяти от земли радист принял решение отстегнуть парашют. Высокая, по пояс человеку, рожь скрыла упавших летчиков. Но Алексей понимал, что их все равно будут искать и, скорее всего, найдут. В тот момент он жалел только о том, что родители не будут знать, где сложил свою голову сын. Хоть бы какую весточку им подать, чтобы они могли гордиться погибшим в боях за Родину солдатом...

На рассвете Алексей услышал детские голоса: выглянул, увидел двух мальчишек, которые выгнали пастись корову. Радист попросил у мальчишек воды — уж больно жарко было в июне 44-го, даже ночь не принесла прохлады. И оставил им записку с адресом родителей, попросил написать обо всем, что ребята здесь увидят, но самим не рисковать понапрасну, уйти подальше. 

Немцы действительно вышли на поиски экипажа: радист слышал сначала одиночные выстрелы, затем автоматные очереди. Позже он узнал, что пилот его самолета погиб в перестрелке, а стрелок попал в плен. Но радисту повезло, он упал ближе к городу, и немцы, не найдя третьего члена экипажа, прекратили поиски. 

Удушающая жара выматывала последние силы, Алексей молил небо хотя бы о капле влаги, но разразившийся ливень чуть было не стал причиной воспаления легких. Радист полз целую неделю в сторону далеко бухающей канонады — к линии фронта. Однажды чуть было не наткнулся на немецких техников, ремонтировавших сбитый самолет. Потом долго наблюдал за одной избой на окраине поселка, откуда уже уходили немцы, и наконец решился выйти к хозяевам. Но пистолет на всякий случай держал наготове. Хозяин оказался бывшим мастером кирпичного завода, он спокойно принял подбитого летчика. А через день пришли наши, выправили радисту документы.

Алексей вернулся в свою часть. Однажды радист в составе нового экипажа летал на Будапешт.  Сбросив свой смертельный груз, самолет лег на обратный курс, и тут командир говорит: «Одна бомба зависла в бомболюке, что делать будем?» Садиться с ней нельзя, взорвется. Алексей решил подползти и вытолкнуть бомбу. Но для этого нужно было снять и парашют, и кислородный прибор, отсоединить шлемофон — иначе не подлезешь. А бомба сто кг весит, не так-то просто ее приподнять, чтобы она выскользнула из замка. Но все получилось как нельзя лучше, и самолет вернулся на базу.

Самолеты ИЛ-4, рассчитанные на груз в полторы тонны, тогда поднимали уже все две. И как-то раз самолет не выдержал нагрузки, рухнул почти сразу после отрыва от земли. К счастью, солдаты разобрали бомбовую лежанку, ни один из снарядов не взорвался. После полученных во время падения травм врачи рекомендовали Алексею еще недели полторы постельного режима, но он собрался и вернулся в часть. И на следующий же день полетел в составе нового экипажа на Познань. Этот полет стал для Казарина последним. Подбитый самолет возвращался на одном моторе, запрашивал посадку. Ему разрешили приземлиться в безопасной зоне, но самолет шел уже слишком низко и грозил снести весь хутор. Пилот, чтобы не убить жителей хутора, принял решение убрать скорость, после чего машина рухнула на землю и загорелась. 

При падении люк оказался на земле, и вместо запасного выхода превратился в ловушку. Люди горели как свечи. Поняв, что выбраться не может, Алексей уже хотел было застрелиться, но обуглившиеся руки не слушались. И судьба снова дала радисту шанс выбраться живым из лап смерти: он пополз в хвост самолета не для того, чтобы спастись — как раз оттуда в случае аварии труднее всего выбраться, что и стало причиной гибели многих стрелков, чье место находилось в хвосте. Алексей просто хотел, чтобы его тело осталось похожим на человеческое, ведь пилоты в своей кабине сгорали так, что оставался только пепел... Дышать уже было нечем, и вдруг — свежий поток воздуха сквозь дым и гарь. Оказывается, от удара образовался разрыв в корпусе самолета, через который Алексея и вытащили подбежавшие солдаты. 

Врачи тогда не переставали удивляться, как Алексей Георгиевич выжил: 70% ожогов, кровь переливать было просто некуда. Но спустя год радист, перенесший несколько операций, вернулся домой. И опять не смог долго усидеть на месте — практически сразу отправился учиться в Саратов, в юридический институт. Потом работал прокурором в Приволжье, в Георгиевском, Левокумском районах Ставрополья, в Железноводске, возглавлял Усть-Джегутинскую межрайонную прокуратуру в Карачаево-Черкесии. И всегда следовал правилу, которое повторял когда-то его отец: не бойся дураков, не бойся врагов, с ними веди себя соответственно, а бойся подхалимов, к ним в душу никогда не заглянешь, и чего от них ждать, не поймешь.