За одного битого

У телеведущего Владимира Соловьева есть зарисовка, посвященная детям 60 – 80-х годов. Написано довольно интересно в сравнительном ключе, как это было раньше и как это повлияло на становление жизненных позиций уже взрослого населения страны, тех, кому в те годы было от 10 до 17 лет. И мне захотелось заглянуть в наше сельское детство 50-х годов. Я попробую это сделать в сравнительном плане с тем, как описывал свое детство Соловьев.

Он пишет, что они, дети, тогда ездили на машинах без ремней и подушек безопасности. У нас в селе Петровском в 50-е годы, по крайней мере в нашем «хутуне», была одна легковая машина у дяди Миши Вишневецкого, на которой никто из нас, пацанов, естественно, не ездил. А когда по пыльной улице проезжала одинокая полуторка, то ватага босоногих мальчишек бежала за нею вслед.

Владимир Соловьев вспоминает, что они катались на велосипедах без шлемов. Все подростки любого села тех лет учились ездить на взрослых велосипедах методом «под рамку», так как владельцев детских «великов» были единицы.

А вообще любимым занятием 7 – 10-летних мальчишек было беганье за колесом от какого-либо агрегата, вертикальность которого контролировалась проволочным держаком. И вся конструкция могла быть в действии только тогда, когда ее катили. Была еще такая игра – в «жестки». Мы сами их мастерили из куска кожи с шерстью, а снизу приделывали свинец. И соревновались, кто больше набьет. «Жестка» от удара подлетала. Причем был принят необычный счет: одна пара, две пары и т. д. Соревновались в основном осенью. Летом днями бегали босиком по пыли.  В начале пятидесятых, когда еще не было футбольных мячей, мы пытались играть тряпичным мячиком, и «цыпки» (болезненное состояние кожи, преимущественно на кистях рук и на ногах - шершавость, трещинки, краснота) никого не удивляли.
Целыми днями мы были предоставлены сами себе: ходили на речку Калаус, где учились плавать, а вечером мамы безошибочно узнавали, где мы проводили время, так как волосы отдавали тиной. Странно, что сейчас в Калаусе уже никто не купается. Для этой цели соорудили искусственный водоем.

И конечно, вечерами в общих дворах устраивали игры: в двенадцать палочек, чью душу желаете, всевозможные варианты «жмурок». А иногда, если кто-то мог из дому утащить керосин в баночке, когда совсем темнело, мы по очереди набирали керосин в рот и, зажигая спичку, с силой выдували керосин на огонь, и получался «фейерверк».

Телевизоров тогда не было, а свет «давали» с семи до десяти вечера, розетками пользоваться запрещалось. Я помню, старший брат Слава, он уже жил в Москве, привез радиоприемник, и, для того чтобы послушать его, он прокалывал иголкой один провод, затем другой и к ним приспосабливал штепсель приемника. И тогда мы в первый раз пытались слушать «Голос Америки», радиостанцию которую нещадно глушили. До сих пор помню, что тогда впервые услышал фамилию Солженицын. Через много лет он приехал в Ставрополь, где полный зал слушал его необычные откровения. И значительная часть посетителей были «зека», которые, как и Солженицын, сидели в лагерях по 58-й статье – «враг народа».

Фильмы в кинотеатрах тогда шли целый месяц без изменения репертуара. В нашем кинотеатре «Ударник» не было вентиляции, и примерно через час, а то и раньше открывались двери и мы тайком забирались за экран и лежа смотрели вторую часть картины. А ведь это были времена сериала «Тарзан» со всякими остросюжетными сценами борьбы с хищниками, природными катаклизмами – манна небесная для мальчишек.

У нас в те годы в селе была футбольная команда «Локомотив», где играли работники депо: машинисты, работники станции. На игры с соседними селами собиралось по полсела. Трибун не было. И в этой команде играли наши соседи: отец и сын Сильченко. И мне иногда перепадало после матча нести их спортивную форму по очереди с другими ребятами.

Когда сами играли в футбол на улице, часто разбивали пальцы ног, но мы не бежали домой за зеленкой, а просто засыпали ранку пылью, образовывалась корка и кровь переставала течь. И никогда это не имело последствий.  Наше поколение, мне кажется, вообще не болело.

Нас никто не воспитывал, никто с нами не вел беседы, как правильно себя вести. Нас воспитывала улица. Да, бывали незаслуженные подзатыльники от тех, кто постарше, но тем не менее улица тут же выявляла, кто есть кто. И те, кто прятал конфеты-«подушечки» в кармане фуфайки, все равно проявляли себя и были... нет, не изгнаны из коллектива, просто отношение к ним заставляло их уважать дворовые законы. А законы эти были не воровские, а все по справедливости, пусть по-детски, но все же.

И родителей к нашим разборкам никто и никогда не подключал, дома о своих обидах и подзатыльниках все молчали, боясь родительского гнева на товарищей. Иначе потеряешь сообщество и никакими конфетами затем эту проблему не загладишь. И надо отдать должное родительскому чутью, когда, придя с синяком под глазом, нас не допрашивали, кто «автор этого произведения», иногда посмеивались, а чаще делали вид, что не замечают, чтобы не затронуть наше
самолюбие.

И хотя мальчишеского гонора у всех было хоть отбавляй, но я не помню, чтобы у нас в селе были организованные драки улица на улицу. Говорят, у предыдущего поколения, кто взрослел в сороковые, такое бывало. И как только нас лет в 15 стали пускать на танцы, кончилось то милое детство, из которого мы вышли возмужавшими.

Что же теперь? Своим повышенным родительским вниманием мы оградили детей от так называемого уличного самообразования. Все это напоминает тепличное выращивание овощей, где нет ветра, заморозков, проливных дождей. Все строго дозировано. Но тем не менее эти овощи невозможно сравнить с теми, которым довелось испытать все прелести изменчивости природных условий: и шквалистый ветер, и заморозки, но и обилие солнца.

Так вот из нас выросло могучее поколение. А что же будет с этим тепличным народом?