Заксенхаузен: история нацистского концлагеря

Освободив 27 января Освенцим (Аушвиц Биркенау), солдаты Красной Армии устремились дальше на запад. Это была не первая и далеко не последняя «фабрика смерти» на их пути. Спустя почти три месяца после знаменательной даты, когда и по сей день во всем мире вспоминают жертв холокоста, советские войска подошли к Берлину. Перед ними лежал город Ораниенбург, на окраине которого располагался один из первых концентрационных лагерей, именуемый в кругах НСДАП (Национал-социалистической немецкой рабочей партии) «образцовым концентрационным лагерем». Он назывался Заксенхаузен.

22 апреля 1945 года глазам красноармейцев открылся очередной ужасающий пейзаж: за воротами с кованой надписью «Arbeit macht frei» («Работа освобождает») протянулись ровные ряды деревянных бараков, километры колючей проволоки, снующие в сладковато-спертом из-за разлагающихся тел воздухе насекомые и около трех тысяч живых скелетов в полосатых лоскутах одежды.

Долгое время на месте лагеря был просто мемориал, а полноценный музей открыли лишь в 1993 году – в это время началась повсеместная мемориализация жертв нацизма.

Заксенхаузен начинает свою историю практически одновременно с открытием летних Олимпийских игр 1936 года в Берлине. Этот факт красочно демонстрирует все лицемерие нацизма: пока одних чествуют на современнейшем стадионе в свете прожекторов «Храма света», другие, лежа без сил на барачной койке, подумывают о том, чтобы свести счеты с жизнью, прыгнув на колючую проволоку с током, потому что то, что происходило за лагерным забором, жизнью не было.

День тех, кто не вписывался в расовые законы третьего рейха, и тех, кто попытался пойти против гитлеровской диктатуры, рабочий день начинался в 5 утра. После подъема всем заключенным предоставлялась возможность «позавтракать» (хотя те жалкие гнилушки, которые приходилось съедать за считанные минуты, дабы не спровоцировать охранников, нельзя назвать завтраком) и «умыться» – то есть окунуться в ледяную мутную воду общей раковины в подвале барака. А перед тем как погрузиться в тяжелую подневольную работу, всех узников ждала утренняя перекличка, которая длилась до тех пор, пока последний из несчастных не явится на лагерную площадь. Во время построения нередко устраивали расстрелы через одного или каждого десятого в шеренге, проводили показательные казни и издевались над еле стоящими людьми. Эта же процедура повторялась и после «рабочего дня». До восьми или девяти вечера (видимо, это зависело от длительности перекличек) у заключенных было «свободное время». Сложно предполагать, насколько оно действительно было «свободным», после него все расходились по барачным койкам – в лагере звучала команда «отбой!».

Пока узники работали, им приходилось терпеть унижения и жестокость как со стороны лагерной охраны, так и других арестантов. В первую очередь это касалось евреев, которые получали меньше еды, выполняли самую тяжелую работу. Особенно прославился своей жестокостью унтершарфюрер СС Густав Зорге, известный как «Железный Густав». Вот как описывает его приступы агрессии во время перекличек узник Заксенхаузена Леон Шалет: «Он бросался к нам с хриплым боевым криком, а его глаза безумно блестели. Пока он так бегал между шеренгами, он вслепую избивал всех вокруг палками. Избиение длилось до тех пор, пока орудие в его руках не разлеталось на щепки и кусочки. Тогда наступала кульминация его дикой оргии, и он просто безмятежно танцевал, как будто ничего необычного не произошло».

Так как лагерь был рабочим, заключенных не убивали сразу, как это делалось в Аушвице-Биркенау, а заставляли работать во имя процветания рейха. Поэтому у Заксенхаузена было много внешних лагерей, функционировавших при предприятиях. В Ораниенбурге узники работали на кирпичном производстве и на заводе «Юнкерс». «Работа освобождает» – гласит надпись на воротах Заксенхаузена, только вот свободы никто не получал.

В самом лагере оборудовали трассу для испытания синтетической обуви. И хотя она была всего 700 метров в длину, бегать в одной паре по ней приходилось минимум 48 километров. Отправка в «команду испытателей обуви» – Schuhlдufer-Kommando, считалась самым жестоким наказанием; по некоторым данным, ежедневно во время таких забегов умирали от 15 до 20 человек.

Заключенные также служили материалом для исследований. В Заксенхаузене в одном из бараков была оборудована «медицинская комната», где в августе 1943 г. в ходе опытов с использованием бактерий, зараженных гепатитом, погибли 11 еврейских детей, прибывших из Аушвица-Биркенау после прохождения селекции. Бесчисленное множество людей погибло от голода, антисанитарии, болезней и физического изнеможения.

Сколько погибло в газовой камере, установленной на так называемой «Станции Z» рядом с виселицей, рвом для расстрелов и крематорием, точно неизвестно. Зато известно, что газ в Заксенхаузене начали применять задолго до этого, когда на 30 советских военнопленных испытывали «душегубки» – автомобили с герметичным кузовом, в который подавались выхлопные газы. Всего в Заксенхаузене расстреляли и уничтожили более 13000 тысяч солдат Красной Армии. На братской могиле еще во времена ГДР установили мемориальную доску, которую можно увидеть и сегодня.

После освобождения Заксенхаузен переоборудовали под спецлагерь НКВД, который просуществовал до 1950 года.

Сегодня на территории лагеря огромный пустырь с возвышающимся в центре мемориалом, десяток уцелевших бараков, разломанные печи крематория и холодные подвалы, на стенах которых изображены рисунки веселых овощей и фруктов. От широко улыбающейся с кафеля (здесь была столовая лагерной охраны) моркови, которая варит не то редьку, не то кабачки, стынет кровь.

Это место даже спустя более 80 лет хранит память о каждом убитом. Сырая из-за зябкой весенней берлинской погоды ржавая проволока, возможно, впитала в себя кровь не одного десятка людей. Кажется, что даже воздух в этом месте как будто законсервирован: стоя под сгнившими от времени черными досками барака, я почувствовала, что дышится как-то тяжело, словно вместе с воздухом я вдыхала нечто постороннее. Зияющие дыры печей крематория словно обволакивают своей бесконечной чернотой и заставляют выпадать из времени и пространства. Время в этом месте, кажется, идет по-другому: я не заметила, как провела среди контуров бывших бараков больше 5 часов, может, это связано с тем, что выставка разбросана по всей территории огромного лагеря, а может, человеческий мозг так устроен, что абстрагируется и отключается, получив тяжелую для восприятия информацию, и перестает замечать такие мелочи, как движение стрелок на часах?

Музей переносит в те страшные времена, когда трубы крематория наполняли дымом небо, меж плотно стоящих бараков бродили истощенные фигуры, а где-то поблизости слышались крики и выстрелы. Чувство того, что все это происходило не так уж и давно, в простую фразу «освободили нацистский лагерь», которую мы воспринимает просто как голый исторический факт, вкладывает больший смысл. Оно заставляет нас задуматься о значении этого исторического события, на секундочку уйти в себя, представить, какое именно место освобождали и через что ради этого пришлось пройти. Наверное, поэтому в музее Заксенхаузена можно увидеть не только взрослых, но и группы школьников разного возраста и разных национальностей, ведь важно не только помнить историю, но и понимать ее суть.