Земля моя! Ты в сердце...

… Я еще не поняла, что родилась, но жизнь уже крепко стукнула меня по голове. Причем и в прямом смысле: при родах неумелая акушерка уронила меня, орущего младенца, на стол (хорошо, что не на пол). А потом нас с мамой, не оправившейся после родов, оставил отец мой. Мама как пошла по больницам, так мы с ней в три мои года и познакомились. По воспоминаниям бабушки, я как-то сразу поняла, что это – мама.

Родилась в селе Круглолесском Александровского района. И так моя маленькая жизнь «закольцевалась»: Круглое (так его и сейчас называют), Александровское, Северное ну и через семь лет – Ставрополь.

Лет пять назад или чуть меньше что-то взволновалась мама: хочу на Родину, в село, к себе. Хоть и ездим каждый год. Ну поехали, чего... Приехали и сразу же пошли в церковь, которая в разные годы была и храмом, и амбаром, и школой. Когда мы увидели ее, разбитую, с проваленной крышей, сорванными и прожженными полами – жуть взяла. Наплакались, решили хоть что-то сделать. Найти людей, которые помогли бы в какой-то божеский вид ее привести.

Село Круглолесское – старинное. Это такой микроадминистративный центр муниципального образования. Ну маленькое село, значит. Но есть там и Дума, и школа, и спецбольница для душевнобольных, и поликлиника. И даже маленький Дом культуры. В общем, все, что пока удается сохранять.

Но если «копнуть» историю... То не такое оно и простое было, это маленькое село с исчислением жителей в 800 душ при образовании. Образовали его в 1790 году крестьяне- однодворцы, переселенные из Орловской, Тамбовской и Воронежской губернии. Жители, обосновавшись на новом месте, тут же взялись за межевание полей, разведение скота, виноделие... И уже через десяток лет в селе было ТРИ ресторана! Крестьян бедных не было: все работали с усердием и, скажем так, отвагой – нередко на их поля совершали набеги горцы. Откуда они там брались, сейчас сказать трудно, хотя предположения имеются: холмов там неизученных полно. Да, собственно, само село стоит на гребне холма, продувается ветрами, а по другую сторону от него – моя вторая (а может, и первая) родина: село Садовое. Каждый год, приезжая на родовое кладбище, прошу остановиться у развалин бабушкиного дома. Для меня есть Бог, есть Его Сын и есть моя бабушка: с двух недель она меня растила, сама уж совсем немолодая, неулыбчивая старуха. Как-то ей ласковое «старушка» не подходит: уж больно сурово сжимала губы и никогда не меняла фасон юбок: длинные, в пол, два платка, кофты и вечные поклоны перед иконостасом: утром и вечером. Всю жизнь. И только попробуй не прочитать за столом «Отче наш» – деревянная ложка тут же щелкала по лбу провинившегося. Старшие внуки были более благоразумны, да и пионеры уже, октябрята, ну а мне доставалось. Им-то вроде «по-партийному» не полагалось...

В 1803 году жители села построили себе церковь. Она была красавицей: летела над селом – храм во имя Архангела Михаила. Икона Создателя, Бога – несмываемая: ее в «советские» годы и штукатурили, и закрашивали – она все равно проявлялась через все покровы. Прямо за церковью расположилось огромное кладбище. Из космоса видно прекрасно, я даже могу найти «свой» участок. И хоронили там до революции гораздо меньше, чем после нее.

1832 год: село включается в состав Хоперского войска и получает статус станицы. Населяют его пара десятков фамилий: Зверевы, Миляевы, мы – Мелиховы, Тенищевы, Чурсиновы... Все «фамилии» получают казачий статус. Особенно те, кто пришел с Дона – Мелиховы. Нас вообще не сосчитать: вдоль трассы «Дон» стоит огромный гостевой дом «Мелихов». Это я так... Горжусь.

К середине 19-го века село уже вовсю поставляет в армию первоклассную пшеницу, фураж, сукна, вина, мясо... Да все, что могли вырастить крестьяне. И никто не обеднел: богатыми были даже черные от копоти кузнецы: лошадей они и ковали, и лечили... Мой дед в 1945-м был буквально изгнан из армии: ну какой боец с одной ногой? Был бравым кавалеристом, потом ранили в ногу, она усохла до «култышки», ходил на подпорке за лошадьми в обозе. Так он плакал не потому, что вот война кончается, а он уходит. А потому, что лошадей было жалко: он их холил и лелеял в ущерб своему времени. А тогда с обозом, да по Венгрии не больно-то находишься... Могли и пострелять. В общем, пришел домой, а в сентябре на печке запищала мама. Прибыток в семье, умирающей от голода, был неважнецкий. И однажды моя храбрая мама пошла искать бабушку, ушедшую за травой для «ладиков», и пропала. Искали две недели. В село, когда бабушка уже без конца теряла сознание, заглядывая в глубоченный колодец, ее привели не менее, а может, и более голодные цыгане. Им тоже досталось в войну... Медведи и гитары никого не радовали. В общем, те цыганки у нас поселились, а потом весь табор перебрался за бабушкин сад. И стоял там долго. Мы, детвора, крутились там с ребятишками почему-то в одинаковых красных рубахах...

В 1861 году село получает статус казачьей станицы: отменных разведчиков-пластунов готовили там. Они хорошо проявили себя везде, куда бы их судьба ни закинула. Когда война с горцами чуть поутихла, станица вновь становится селом. Те же рестораны с «блюдАми», как в Париже, те же пашни, то же вино и тот же труд. Появляются уже и работники, оголодавшие жители Средней России. И скоро многие из них перебираются их мазанок в добротные дома: земля кормила всех без исключения. По выгонам ходили тучные стада, охраняли их с вышек на случай набега горцев. Но горцы уже поняли, что с этими упрямцами не совладать: торговать удобнее. И ярмарки буквально слепили своим пестроцветьем. У меня до сих пор есть «глечик» от бабушки и ее кофта, сшитая из ситца, купленного на той ярмарке. Берегу пуще глаза – родное!

Про революцию писать не хочу. Как говорила бабушка: было два пьяницы на селе, в том и в том конце – они и стали начальниками. Бабушка пришла в село пешком из Ростовской области. Так в Садовом, спутнике Круглого, появилась новая фамилия: Корсиковы. Их было много, оголодавших вконец. На нашем кладбище уже «вторым этажом» хоронят на братских могилах, огромных: там умершие от голода 32-33 годов люди, жители моего села. Наша семья тоже сильно поредела и за это бабушка (а еще и за расказачивание) всю жизнь люто ненавидела и боялась коммунистов. Видно, тогда ее красивое (было же оно красивым?) лицо потемнело: первенца похоронила еще в 21-м, в такой же лютый голод. Теперь вот опять... Губы сжались, брови нахмурились, и стали ожидать: ну должно же это когда-то закончиться? В 1935 году справили скромно свадьбу: бабушка вышла за казака Мелихова. У него было своих четверо детей да у бабушки двое народилось. Я это пишу не для того, чтобы как-то выделить свою семью. В эту страшную беду попало все село. Продукты, любые, «выкачивали», отбирали специальными щупами все до последнего зернышка. Однажды в окно стукнули: утром за твоей коровой придут. Бабушка всю ночь простояла перед иконами. А к утру разразилась страшная гроза, корова, видно, от страха, выбила дверь хлева и в одинокий рог попала молния. Бабушка, видно, радовалась: ничего вам, собакам, не достанется больше. И точно! Корова стала как жертвой какой: голод потихоньку уходил в прошлое...

Пришла другая беда: и казаков, и мужиков погнали на финскую войну. И деда, уже хлебнувшего газку на «германском» фронте. Пошли мои сельчане. Много не вернулось... А там и Великая Отечественная. И снова во дворах бабий вой, на станции пьяные парни целуют подруг, женатые мужики обнимают семьи охапками. Господи! Сколько же их не пришло обратно! Я только по родственникам сужу – полсела. На разных фронтах сражались более 12 тысяч моих односельчан: круглолесцев, александровцев, северцев... Нет ни одной семьи, не потерявшей отцов и братьев. И любимых. Погибло 6545 человек. Орденами и медалями награждено 5,5 тысячи наших земляков. Шестеро из них – И.И. Тенищев, А.В. Зацепин, И.Д. Лихобабин, В.Т. Малиновский, В.Г. Нелюбов, А.И. Ротенко удостоены высокого звания – Герой Советского Союза. Н.В. Овчинников и Н.Г. Ситников стали полными кавалерами солдатского ордена Славы. Участниками Парада Победы на Красной площади в Москве 24 июня 1945 года были Г.В. Двалишвили, Г.Е. Дубовиков, А.Т. Жуков, И.Н. Красногрудский, С.Г. Передрий, А.С. Третьяков, Я.Я. Шкурко. Это все я взяла из архивов. А в Круглом установлен мемориальный памятник «Воин со знаменем», в сквере... Там увековечены 922 фамилии, среди которых те же фамилии, которые и «начинали» село на рубеже веков, восемнадцатого и девятнадцатого. Те же фамилии и кладбище, давно разделенном на «своих» и пришлых.

Прошла война. Стали забываться ужасы голода, но вот сколько помню себя, ну просто вижу, что ли... Каждый год 2 августа в каждый дом, хату стучали вдовы с «поминанием»: у каждой были в тазу «пампушки», такие вздутые хлебцы, перемешанные с медом. Их брали на помин души, а моя бабушка обязательно наливала стопку наливки: у нас был огромный сад: вишни-черешни... Ох и трудно было собирать урожай, сушить, ворошить, бабушка ж опять с бутылями...
И вот что интересно: жили трудно. Очень. Но в селе у нас был огромный молодежный хор. Из него даже народные артисты выходили. Работал на полную катушку Дом культуры, кинотеатр. Да все работало: молочно-товарные фермы, поля, даже с клубникой, разводили скот, птицу, кукурузу опять же... И все это существовало долго, отменяли налоги, провели электричество в 1969 году. У нас с бабушкой появилась лампочка Ильича. Для детей устраивали елки, снежные городки, весной и летом нас было не выдворить из Сафонова сада. Он какой-то частью и моей бабушке принадлежит: первая жена деда умерла от голода вместе с младенцем, похоронена на «нашем» кладбище... Говорят, богатая и красивая была. Так и дед у меня ого-го какой был. Куда вот только бабушка спрятала его ордена, медали и полный Георгиевский бант – мы так и не нашли. Где-то закопан этот бесценный клад.

Время шло-шло и пришло... Все та же разрушенная церковь как-то быстро восстановилась. Помогли и статьи в «Вечерке», и активно работал попечительский совет под руководством ныне покойного Миляева Владимира Андреевича. Помогали ему тоже выходцы из Круглого и Садового сел. Тоже уже покойный Кондратов Владимир Петрович, предприниматели Виктор Павлович Пузиков, Владимир Алексеевич Фурсов.

Снова над селом звучит малиновый звон вновь отстроенной церкви с метровыми, заложенными еще предками, стенами. Село пытается возродиться после тяжких 90-х, когда было чуть не в одночасье развалено все. Как после какой войны... И я верю, что так и будет, воспрянем: женщины, по словам Ольги Ивановны Миляевой, супруги основателя попечительского совета, так вот – женщины – додельницы. Мужики крепкие остались. Что-то открывается, земля поднимается под пшеницу. Возродится село Круглое. Иначе быть не может: там все мы – родня. А родня у меня ох какая крепкая! Один милиционер Николай Николаевич Голубничий – уж полковник, а все участковый. Всю жизнь у нас такой свой Анискин... Ну и все те же: Корсиковы, Мелиховы, Тенищевы, Миляевы, Солдатовы, Чурсиновы...

Когда засыпают села-спутники, на вечернем небе четко видны два кургана. Может, они охраняют мою Родину? Которая полной чашей выпила всего: и плохого, и хорошего. И чего было больше – не знаю...