Звезда Николая Рубцова
Елена Павлова3 января 2006 года Николаю Михайловичу Рубцову исполнилось бы 70 лет. А 19 января 35 лет назад он ушел из жизни. С удивительной точностью, месяц в месяц, судьба разделила это семидесятилетие на две равные части – до и после кончины. Пока поэт был жив, было издано всего четыре его книги, а за последние 35 лет вышло в свет почти два десятка поэтических сборников Рубцова. Жизнь поэта после смерти продолжается – в книгах, которые всё идут и идут к читателям, в песнях, написанных на слова его мелодичных, задушевных стихотворений, органично переходящих в песенную народную стихию. Сбылось предвидение поэта: «…И буду жить в своём народе!»
У времени есть одно непреложное свойство: в своём течении оно или подвергает девальвации казавшиеся поначалу незыблемыми ценности, или, напротив, придаёт им ещё большую определённость и весомость. С поэзией Н. Рубцова, по счастью, происходит последнее. Как при проявке в красном свете фотографического отпечатка вначале показываются лишь бледные намёки изображаемого, чтобы с каждым мигом обозначаться со всё большей чёткостью и ясностью, так и в рубцовской лирике смысл проступает тем отчётливее, чем больше вдумываешься, вчувствуешься, вживаешься в его поэтические образы.
Об историзме поэзии Н. Рубцова, о её слитности с природой и глубинным течением жизни народной, о чувстве родины написано так много, что к этому, кажется, нечего прибавить нового. Однако высказывания критиков не были однозначны, нередко одно суждение исключало другое. Вместе с тем менялся с течением времени взгляд на жизнь деревни и самого Н. Рубцова.
Противоречивые суждения в критике вызвало стихотворение «Добрый Филя», хотя на первый взгляд оно проще простого. Однако, не поняв подлинного отношения автора к данному им типажу человека из народа, мы не поймём и самой трактовки поэтом темы народа, которая явлена как наиважнейшая составляющая в творчестве Н. Рубцова.
Я запомнил, как диво,
Тот лесной хуторок,
Задремавший счастливо
Меж звериных дорог…
Там, в избе деревянной,
Без претензий и льгот,
Так, без газа, без ванной,
Добрый Филя живёт.
Филя любит скотину,
Ест любую еду,
Филя ходит в долину,
Филя дует в дуду.
Мир такой справедливый,
Даже нечего крыть…
— Филя, что молчаливый?
— А о чём говорить?
«Ироничные, умные, грустные стихи», – пишет критик Василий Оботуров в своей книге, посвящённой жизни и творчеству Николая Рубцова, «Искреннее слово». Там же критик приводит и иные суждения. Для А. Михайлова это стихотворение «по строю своему как-то отдалено во времени от нас, не вписывается в атмосферу сегодняшнего дня». А вот в понимании В. Перцовского Филя несёт в себе «полноту бытия». Так ли это?
Если внимательно проанализировать образную систему поэта, становится совершенно очевидным, что только за духовным утверждает поэт плодотворное творческое начало в жизни, а определяющим опознавательным признаком духовного для него является «способность к разговору». То есть способность внимать, сочувствовать, сопереживать. И не случайно одухотворяемая силой лирического переживания поэта природа наделена им лексически атрибутами словесной, речевой принадлежности. В ночи, озарённой сиянием месяца, ему «слышится пение хора», «жалостно в лесу кричит кукушка», о ветре сказано: «всхлипывал, словно дитя», облака «плывут, как мысли», огонь в печи «перекликается» с дождём…
Нет, не может быть «полноты бытия» для автора там, где человек живёт в природе лишь внешне, духовно отъединённой и от природы, и от других людей жизнью.
Более того, существо бессловесное, не мыслящее и не чувствующее, внушает поэту некое подобие допотопного страха, как существо непредсказуемое и враждебное. Именно так происходит в стихотворении «Вечернее происшествие»:
…Зачем она в такой глуши
Явилась мне в такую пору?
Мы были две живых души,
Но неспособных к разговору…
В бессловесном общении взглядов человека и животного, когда они переглядываются «жутко так, не до конца», четвероногое создание уже и не лошадь вовсе, синоним извечного спутника и помощника селянина, но какой-то устрашающий фантом, заставляющий автора прийти к выводу:
И я спешил – признаюсь вам –
С одною мыслью к домочадцам:
Что лучше разным существам
В местах тревожных –
не встречаться!
Из той же «компании», что и «добрый Филя», можно даже сказать, его второй «экземпляр» – хозяин хаты, дозволивший гостю переночевать, молча отправляющийся на печь, не желая даже словом обмолвиться с нежданным постояльцем, и «волосатый паромщик», которому достаточно для довольства жизнью
Много серой воды,
много серого неба,
И немного пологой родимой земли,
И немного огней вдоль по берегу…
И что же, может быть, среди так называемых простых людей, самими обстоятельствами, повседневными нелёгкими трудами и заботами пригибаемых к земле, и нет вовсе таковых, кто способен осмыслить свое существование, жизнь — в себе и вокруг себя? Нет, дело обстоит иначе.
В сюжетном стихотворении «Жар-птица» (названном так не случайно, с намёком на счастливое обретение лирическим героем ценности духовного характера, что сродни перу сказочной жар-птицы) рельефно выписанным, и отнюдь не с внешней стороны, предстаёт перед читателем старик, пасущий стадо коров.
«Старик, а давно ли ты ходишь за стадом?» – вступает с ним в диалог любопытствующий прохожий. И с первых же слов выясняется, что старику в этой жизни «попало, как надо». Собеседник, похоже, не из тех, кто всю жизнь отмалчивался, сидя на печи, и сразу становится небезразличен автору. Беседа продолжается в содержательно серьёзном плане:
– Так что же нам делать? Узнать интересно…
— А ты, – говорит, – полюби и жалей,
И помни хотя бы родную окрестность,
Вот этот десяток холмов и полей…
— Ну, ладно! Я рыжиков вам принесу…
Очень знаменателен (что верно подметил и В. Оботуров) этот переход со стороны автора в разговоре с несколько панибратского «ты» на уважительное, предполагающее некоторую дистанцию обращение на «вы». Собеседник для него уже не простой пастух, но истинный доморощенный философ, что называется, от земли и от сохи, который свои житейские прописи вывел не из книг и отвлечённых умозаключений, но из самой жизни, из взаимоотношений с другими, такими же, как он сам, людьми. «Полюби и жалей…» Как это просто и как вместе с тем глубоко! Просветлённым уходит молодой собеседник от старика, как человек, обретший необходимую для себя высокую истину.
В духовном опыте трудового человека поэт ищет и находит для себя нравственные опоры. Особенно показателен в этом отношении триптих «Русский огонёк». Лирический герой Н. Рубцова, застигнутый на безлюдье вечерним мраком, обретает пристанище в деревенской избушке. Немногословная его спасительница устраивает ему местечко у тёплой печи, даёт сухую одежду взамен его, оледеневшей и насквозь промёрзшей.
…И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала…
Но это лишь показалось гостю. Свою седую голову склонила хозяйка в неотступной печальной думе о чём-то своём, скорее всего, о дорогих близких людях, не вернувшихся когда-то с фронта и смотревших на неё глазами пожелтевших фотографий, «в бережной оправе» развешенных на стенах.
«…Скажи, родимый, будет ли война?» – звучит и вновь настойчиво повторяется вопрос хозяйки. Уж, кажется, ей и терять нечего – одна-одинёшенька, и умирать не страшно («…в тусклом взгляде жизни было мало»), а вот тревожится старая, печётся она изнемогшей в страдании душой уже не о близких, но, чисто по-христиански, о ближних. И сколько искреннего, сердечного чувства вкладывает поэт в своё благодарение тебе, скромный русский огонёк:
За то, что с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле, и нет тебе покоя…
Растроганность поэта происходит из внезапного чувства осознания того, что не иссякло в людях то исконно русское радение «за други своя», без которого и нет вовсе народа как единонациональной сущности, но есть только лишь народонаселение.
Вот почему «звезда полей» Николая Рубцова «горит, не угасая, для всех тревожных жителей земли». Это всё тот же русский огонёк, но уже во всесветном измерении. Погаснет он – и тотчас словно бы лишится мир, погрузившийся во тьму, своего и человеческого и божественного начала, а сама жизнь утратит верные ориентиры. Потому и читатель рад повторять вслед за автором эти слова признания:
…И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей…
Елена ИВАНОВА, поэт, член Союза писателей России, ведущий методист Ставропольского литературного центра.
