И сердце горестно забьется

Из какой-то записной книжки на стол выпадает небольшой листок бумаги, весь проклеенный скотчем. Лариса Федоровна берет его в руки, и в глазах стоят слезы: это похоронка! Много-много лет она носит при себе похоронное извещение на отца: Федора Алексеевича Чернышова. И его жизненная история, как нить, вплетается в миллионы таких же историй Великой Отечественной и страшной войны. Похоронка аккуратно складывается и водворяется на место: «Вы не удивляйтесь! Я как-то чувствую, что ли отца... Вот с собой и ношу. И плачу».

Как маленькая девочка запомнила папку, уходившего на фронт? А никак. Просто они с отцом похожи как две капли воды. Бывает же...

На фронт Федор рвался, как и все молодые парни. Он уже муж и отец, но что тогда останавливало? Враг не должен добраться до наших детей! А значит — стоять будем насмерть. И вот оно, первое разочарование: единственный тракторист в колхозе села Зольского. Надо убрать урожай — вот полгода брони тебе, Федор!
Родители Ларисы Федоровны для села оба люди ученые: отец окончил сельхозинститут, мама, Анна Никифоровна, - педагогический. А отец еще и на тракторе выучился работать... Так и жили: дружно, оба учились, добывали нужные книги, учили детей... Ну что могло помешать?

В общем, как только урожай собрали, так и взял Федор солдатский вещевой мешок и отправился на фронт. Путь 317-й стрелковой дивизии, куда попал на службу Федор, был достаточно извилист. Два переформирования, и оба на нашей южной земле! То есть — бойцы погибали, едва успев прибыть на передовую. Первое переформирование случилось в 1942 году. Подавляющее большинство солдат, призванных из Закавказья, погибли на подступах к Ростову-на-Дону. Те, кому посчастливилось выжить, влились в новую стрелковую дивизию под тем же номером. Среди них был и Федор Чернышов, уже давно обстрелянный боец.

Стоит иметь в виду, что 317-я стрелковая дивизия второй раз формировалась в Чечено-Ингушетии, в условиях отсутствия опытных, обстрелянных кадров, в неразберихе первого года войны, в условиях тяжелейших поражений Красной Армии в 1941 году. Дивизия не была обстреляна, младший офицерский состав не имел боевого опыта управления частями. На направлениях главного удара дивизия не имела достаточного количества противотанковых средств, резервов. Не хватало мин, противотанковых и противопехотных. А это значит, что перед фронтом у дивизии не имелось минных заграждений, инженерных сооружений, препятствующих действиям танков и пехоты противника. В тылу не были подготовлены дополнительные рубежи обороны. В общем, все было плохо. Да еще «помогала» погода. Зима 42-го выдалась рекордно холодной: бойцы вынуждены были жить едва ли не под открытым небом... Как-то пережили.

Переформирование проводилось быстро: набирали новый боевой состав из тех, кого не призвали в начале войны. Необстрелянных мальчишек перебрасывали из других дивизий. И, не бывшие вместе в одном бою, солдаты гибли при первой же атаке немцев. Со временем дивизия окрепла, и к концу войны, в 1945 году, уже называлась Будапештской. По названию взятого города!

Мы же вернемся в 1943 год. Лариса Федоровна рассказывает о том последнем дне, когда видела отца: «Конечно, я его не помню. Сколько мне там было? Фронтовой путь отца проходил через нашу станицу Зольскую, тогда еще Аполлоновского района. Теперь он — Кировский.

Отца отпустили аж на три дня! Он приехал на санях, запряженных лошадкой. И думаю, все три дня к нам тянулись соседи с расспросами... Сказал, что награжден медалью, да ее так и не получил. Что бои... А что знал простой солдат, вместе с лошадьми таскавший на себе пушку-сорокапятку? Она тяжелая была! А снаряды — в диаметре, как коробок спичек. Вот и тянули ее солдатики по любой погоде, по грязюке и распутице. »

И самое горестное: «Моя мама стала вдовой в 23 года. Больше замуж не вышла. Похоронку мы получили где-то 15 января.»

Как выяснить судьбу одного солдата, пропавшего, согласно архивам, без вести? Я-то неплохо знаю местность: и нашу, ставропольскую, и краснодарскую. Что-то было не так. Вроде и нашли тот хутор, где погиб Федор Алексеевич. Но в похоронке и в архивах была небольшая неточность. За давностью лет затерлось название района. Да и хутора от ли Бейсуг, то ли Бейсуговский. В общем, и по карте искали, и опять в архивах, и звонили по районным администрациям. И тут как-то «набрели» на телефоны поисковых отрядов Краснодарского края. И было ощущение, что именно меня и именно сейчас ждут. Александр Иванович Попов, бессменный руководитель поискового отряда, имеющего несколько филиалов, 25 лет работает на поиске. Его первый вопрос после короткого знакомства несколько ошеломил: «Ты сколько поднимаешь (находишь захоронений) за неделю?» - «Да я как-то все больше по архивам, картам, с родственниками. А так, чтобы эксгумировать... Нет, не приходилось.» - «А я за неделю 33 бойца! Позвонил садовод, говорит, сам шестерых поднял, не могу больше... Ну вот я сейчас поднимаю. Ты что, в одиночку?» - «Да вроде как. На работе помогают, но чтобы прямо вот отряд — нет.» - «Короче, я тут сейчас занят: будет время, приезжай. Будем тебя как филиал оформлять. Есть соратники?» - «Конечно! Да у нас тут все помогут и будут соратниками!»

Ну вот и поговорили... А через неделю он сам позвонил: «Значит так. Ваш боец Федор Алексеевич Чернышов погиб 23 февраля 1943 года. У хутора Беликова Приморско-Ахтарского района. С ним в одном бою погибли еще 11 солдатиков. Там один на одном... И нет медальонов». За 25 лет собрал краснодарский поисковик свой архив. А медальоны почему-то считались плохой приметой: если он есть — то это дорога на небеса. Вот и выкидывали их солдаты или не заполняли.

Нашли мы и хутор Беликов. И огромный монумент, где, надеюсь, свое почетное место займет и имя Федора Чернышова. Ошибка была все-таки в похоронке: не в степи упокоился, а у самого моря. Хотя какая разница? За Родину лег в бескрайние снега и ковыль...

ВОВ