История большой трагедии маленького города
Нина ПогребнаяПродолжение.
Начало в №№ 55, 66, 74 - 75.
«Вечерний Ставрополь» совместно с музеем истории медицины Ставропольского государственного медицинского университета публикует цикл материалов о жертвах холокоста – о врачах, исследователях в области медицины и тех, кто остался со своими близкими до конца. Всего от рук оккупантов в Ставрополе погибли четыре тысячи человек, в числе которых 660 душевнобольных, 33 сотрудника Ставропольского медицинского института и 39 членов их семей.
«Я принадлежу к тому поколению, у которого воевали деды, родителей тоже коснулась в детстве война. И сегодняшние 20-летние должны не только знать, но и прочувствовать всей своей душой, что такое праздник Победы. Это носит очень большой воспитательный характер, поэтому мы стараемся все сделать для того, чтобы наши студенты прониклись духом Победы», – с этих слов ректора Ставропольского государственного медицинского университета Владимира Кошель начинается документальный фильм об оккупации и геноциде в нашем городе «Семестр, которого не было». Сейчас, в канун 9 Мая, материал из цикла о невинных жертвах нацистского режима хочется начать именно со столь актуального напутствия профессора Владимира Кошель, с подачи которого сведения о шоа (холокосте) распространяются и вызывают интерес у ставропольской аудитории. Во многом благодаря деятельности сотрудников музея СтГМУ у истории холокоста на Ставрополье появилось человеческое лицо, поэтому проекты, реализуемые на его базе, так поддерживает руководство университета. И все больше будущих врачей стремятся открыть для себя новые факты из прошлого.
Не так давно «Вечерний Ставрополь» знакомил читателей с жизнью людей с ограниченными возможностями здоровья в Австрии, где институт Хартхайм делает все для того, чтобы их принял социум, а сами «клиенты» – так пациентов Хартхайма принято называть – чувствовали себя нужными обществу. Сегодня методы работы этого института считаются передовыми. Удивительно, но похожей терапией для социализации душевнобольных и людей с особенностями развития начали заниматься в 30-е годы в Советском Союзе, когда в Украинской ССР приступили к реализации программы по включению таких пациентов в работу. Одним из тех, кто воплощал прогрессивные идеи в жизнь, был Танхум Виленский.
Психиатр Танхум Виленский родился в 1901 году, в 23 года окончил Днепропетровский медицинский институт и стал одним из ведущих врачей психоневрологической больницы. Он никогда в жизни не состоял в партиях, отдавал себя медицине целиком. Инициатива работать с больными при помощи трудотерапии встретила активное сопротивление со стороны чиновников, так как считалось, что, будучи свободными, душевнобольные могут быть социально опасными. Танхум Виленский взял всю ответственность за проведение первого опыта с небольшой группой пациентов на себя, но результаты превзошли все ожидания. Осмысленная деятельность улучшала состояние многих больных, а некоторые выздоравливали полностью. Еще одной особенностью такой терапии был тот факт, что с пациентами прекращали обращаться, как с ненормальными и опасными, им давали возможность забыть о стенах и решетках и почувствовать себя нужными. Больнице выделили большой земельный участок, на котором возникло лечебно-земледельческое отделение, а методом группы врачей под руководством Виленского заинтересовались в Москве и Киеве.
Интересная история, связанная с этим, приключилась в начале 30-х годов, когда известный советский писатель Валентин Катаев собирал очерки для сборника «Почти дневник». В одну из частей произведения под названием «Политотдельский дневник» входит заметка, опубликованная в 1934 году, которая повествует об удивительной встрече литератора в поезде.
«Ночь.
Свет от станции через окна. Жду отправления. Входит какой-то парень. В вагоне плохо видно, но парень сразу обратил на себя чем-то внимание. Он какой-то несуразный, шаркает длинными ногами, валится вперед, идет не то как пьяный, не то как еще не проснувшийся, хлопая ладонями по стенам и скамьям, хватаясь длинными руками за полки. […]
Поезд стоял.
Затем ввалились, косноязычно болтая, еще два парня. Они прошли по вагону, согнувшись и хлопая в темноте длинными руками по лавкам. Они, сопя, улеглись на лавки. Затихли.
Потом еще один такой же. Мне почему-то стало не по себе. Потом под окном по перрону, разговаривая, прошли какие-то двое… Я уловил одно лишь слово – «душевнобольные».
Поезд стоял.
Мне становилось страшно».
Так Валентин Катаев описывает первое впечатление от встречи с пациентами Танхума Виленского. Сам доктор запомнился писателю как «молодой бледный человек с белыми отворотами», «с большими, черными, немигающими, очень ласковыми, внимательными глазами. У него уже десятилетний стаж. Как все психиатры, он спокоен, внимателен, серьезен и очень мягок».
Танхум Виленский, беседуя со своим попутчиком, рассказал, как работает трудовая колония душевнобольных, заявил, что это «первый опыт в таком роде на всем земном шаре». Психиатр вез своих людей на сбор урожая, ведь «посевную кампанию они выполнили блестяще».
Поразительно, что почти 100 лет назад в Советском Союзе начали работать так, как это делают сегодня в современнейших учреждениях. Помимо обеспечения душевнобольных и особенных людей трудовой деятельностью, есть и другие сходства:
«Их сегодня в последний раз называют душевнобольными. В колонии это слово вычеркнуто из словаря. Там они – колонисты, и никто не имеет права называть их больными. Все в районе это знают», – рассказывал доктор Виленский Валентину Катаеву.
Из очерка известно, психиатр действительно надеялся, что эти люди станут полноценными членами общества:
«Вы знаете, как они работают? Замечательно. Исполнительные, аккуратные, честные. К своему труду относятся исключительно. Например, ему поручено, скажем, охранять посевы. Если он поймает кого-нибудь с колосками, прямо ужас что будет. Приходится сдерживать. А одна женщина есть, колонистка, ей поручили смотреть за тремя лошадьми. Так вы посмотрите на ее лошадей! Красота! Толстые, сытые, здоровые, абсолютно чистые. Она их и поит, и моет, и чистит, и кормит. Как за детьми, за ними смотрит. А как же? «Если мне, говорит, поручили лошадей, то будьте уверены на все сто». Есть среди колонистов художник-писатель – прямо исключительный, очень красиво и талантливо пишет, вы обязательно познакомьтесь с его творчеством! Есть артисты, музыканты, скидальщики, мотористы, конюхи, косари. И все замечательно трудоспособные и талантливые. Есть врач, студент. До сих пор думали, что их надо изолировать. Оказалось, наоборот. Вы себе не можете представить, какой у них появляется энтузиазм, когда они попадают из душных комнат на волю! Они не знают, куда девать свою освобожденную энергию. И наша задача – пустить ее по правильному руслу. Это русло – работа. Настоящая, полноценная, полезная, общественная работа. В данном случае – хлеборобство. Они включились в трудовую семью и сделались ее достойными членами. Это ли не поразительный факт, невозможный ни в одном капиталистическом государстве!»
Танхум Виленский любил свою работу, он видел в душевнобольных не просто людей, а индивидуальностей, личностей, которые могут дать миру нечто полезное и уникальное. Его жена Мария Виленская работала вместе с ним на кафедре психиатрии, а старший сын, Исаак, пошел по стопам родителей и в 1939 поступил в Днепропетровский медицинский институт, младший, Эммануил, родился в 1935 году, и решить, кем он хочет стать, когда вырастет, не успел – в жизнь семьи Виленских ворвалась война.
Днепропетровский медицинский институт эвакуировали в Ворошиловск (Ставрополь), где его сотрудники возобновили работу на прежних должностях. Сегодня даже известно, где проживали врачи: 2-я Подгорная улица, дом 3а, – это за мемориалом «Солдат».
Когда враг подошел к городу, эвакуироваться возможности не было, уйти смог только Исаак Виленский, который по жесткому требованию отца покинул город вместе с несколькими студентами-медиками, они пересекли линию фронта, пройдя через Калмыкию.
В первые дни августа 1942 года, когда нацисты опубликовали «Обращение к еврейскому населению», семье Виленских пришлось прятаться в подвалах. Так продолжалось до 19 или 20 сентября. Всех троих схватило гестапо: возможно, кто-то их выдал. Танхума Виленского, жену Марию и сына Эммануила отправили на смерть в «душегубку».
Скорее всего, почти всех «колонистов» доктора Виленского ожидала та же участь – нацистская программа уничтожения душевнобольных Т4 не щадила никого, даже «истинных арийцев». Художник-«колонист» из заметки Валентина Катаева, отправляющийся собирать урожай, почти наверняка не выжил. «Он очень похоже рисует портреты, замечательный талант», – хвалил своего подопечного Танхум Виленский.
Этот художник знал немецкий, он болел энцефалитом, но изо всех сил старался вспомнить немецкие слова, когда-то выученные в школе. Сердце сжимается, когда читаешь разговор людей, обреченных через каких-то 7 – 10 лет на гибель; когда пробегаешь глазами по строчкам, описывающим искреннюю любовь к немецкому языку у того, кто, скорее всего, будет слышать его перед смертью; когда представляешь в голове образ молодого врача с горящими глазами, с надеждой совершить великие открытия в области психиатрии.
Но удалось выжить Исааку Виленскому, он прошел через советский лагерь как вышедший из оккупированной территории, окончил 1-й Московский медицинский институт и ушел на фронт. Был награжден орденом Красной Звезды за вынос с поля боя более ста раненых, имеет медали «За взятие Берлина», «За отвагу», «За освобождение Праги» и другие. После войны он стал подполковником медицинской службы, защитил докторскую диссертацию.
Виленские все еще живут в Ставрополе. Внук Танхума Виленского – Леонид Исаакович Виленский стал заведующим отделением хирургии аритмий Ставропольского краевого клинического кардиологического центра, а правнук Игорь Виленский – ведущим специалистом-экспертом Роспотребнадзора по Ставропольскому краю.
Нина ПОГРЕБНАЯ.
Фото предоставлены музеем истории медицины
Ставропольского государственного медицинского
университета.
Продолжение следует.