Охота жить! Федор Караченцев: лет 85, стаж – 75

Лариса Ракитянская
Сегодня исполняется 85 лет Федору Николаевичу Караченцеву. Достаточно известный в нашем городе и крае человек – фотокор, кинорежиссер, журналист. Участник Великой Отечественной войны, прошедший боевой путь от Москвы до Берлина. Трудяга, весельчак, балагур, любящий жизнь в каждой ее крохотке…

Писать про Федора Николаевича надо не газетный очерк – маловато будет. Нужен размах журнальный. Решила дать слово только ему – рассказчик уж больно замечательный! Вот послушайте — вроде бы и телеграфно звучит, но за каждым словом словно картинка…

— Родился я на хуторе Привольном Новоалександровского района. Кубанский казак, сын собственных родителей. Это село переименовали, когда Горбачев генсеком стал – неудобно вроде в одном крае два Привольных иметь… Закончил семь классов, поехал в Пятигорск. Два года в педучилище отучился, а там военрук решил всех нас осмотреть. Прослушали, сказали: тебе здесь делать нечего: сердце чисто военное. И поступил в Харьковское военное училище радиосвязи. Получил в петлицы два кубика в 39-м – лейтенант. Направили в воинскую часть. Туда мы приехали накануне войны – Чугуевские лагеря в Харьковской области. На воскресенье отпросились — осмотреться. А в субботу «Ту-ту-ту- ту-ту…!» – боевая тревога. Сели в вагоны и поехали на запад, к Брянску. Не успели выгрузиться – война. Пятились со своей частью до самой Москвы. В общем, вышли. Попали в 60-ю ополченческую дивизию. В районе Серпухова определили нам линию обороны – 40 километров. Фриц на нас на том направлении сильно давил…

Потом меня перевели в 969-й артполк, потом — в штаб дивизии, потом я в госпиталь попал. Было у меня малое ранение, контузия и сыпной тиф. После всего — зенитная дивизия, с ней я и дошел до Берлина.

Рейхстаг не штурмовал я. Но на крыше был (хватило у меня уж не знаю чего!), залез на самый купол, где висел флаг. Посмотрел на поверженный Берлин. Картина потрясающая! Снизу меня засняли мужики. Но дали фрицу проявить пленку. А он сказал: господа офицеры, ваша пленка черная. Мы так и подумали: засветил…

Закончилась война, а я еще четыре года в Германии прослужил. В 1950 году узнал про суворовское училище, решил поступать. Пустили, поступил, учился, попросился в Ставрополь. Направили, шесть лет был я офицером-воспитателем. В 1959 году было сокращение штатов. Мог остаться служить, но уволился из армии. Со здоровьем у меня в те годы было неважно – ноги, щитовидка… Врач говорил: готовься к операции, ешь побольше рыбы. Говорю: что, надо ехать на Тихий океан? Тот отвечает: да! И я завербовался на Камчатку, на рыбный завод. Лысина у меня была тогда вот такая…

— А куда ж делась?

— На Камчатке оставил. Не верили, посмеивались. На Камчатке определился на рыбный завод плотником, маляром, грузчиком. Хватало и работы, и смеху! Помню, когда все приехали, выяснилось, что ни у кого посуды с собой нет. И в магазине нет, все вынуждены в столовую ходить. А в столовой – какая ж еда? Что сварят, то и ели. Кругом рыба, а не в чем сварить. И мне повезло – под снегом нашел 7-литровую кастрюлю. Так сразу около меня собралась бригада – 7 или 8 человек. Набираем рыбы, варим, едим. И еще хохма была: я пошел на склад и увидел там ночные горшки, двухлитровые, с ручкой. Говорю: а зачем? Завсклад отвечает – вот, лежат два или три года никому не нужные. Я на спор купил три штуки. Прихожу в палатку, а надо мной женщины смеются. Я им объясняю – варить в одном суп будете, в другом – кашу, а в третьем – компот. Так что вы думаете, завсклад за три дна «горшковые» залежи распродал! Я столовую, считай, разорил…

А лысину зарастил с помощью сырых крабов. С тех пор ни холодец, ни кисели не ем. Крабов да рыбу-корюшку сырую ел с чесноком, только чтоб в желудок как-нибудь попало. Даже спрута ел – тот же краб. И еще купался в источниках – холодном, горячем и теплом. За 25 километров топал туда! А еще за коровой ходил, «блины» ловил…

— ????

— А вот от прадеда я такое услышал: если поймать такой «блин» да на лысину, волосы как из воды растут. За той камчатской коровой я больше месяца ходил. Так и избавился от лысины – хотите верьте, хотите нет! А тут еще и природа – красота неописуемая! Нервы успокаивались здорово. Фотографировал на Камчатке много, да не повезло: друг уронил чемодан со сходней, когда уж на корабль поднимались. Так и погибла камчатская пленка на глубине метров 60…

Весной 61-го года поехал в Крым, хотел поступить матросом-спасателем. Читаю объявления, ищу, где в матросы принимают. Вижу набор в экскурсоводы. Пошел. Меня спрашивают: а Крым-то вы знаете? Как не знать – прошел в войну вдоль и поперек! Взяли. Экзамен устроили, а принимала его жена начальника экскурсбюро, она 25 лет водила группы. На Сапун-горе рассказывал, показывал. Глянул на мужиков – носами шмыгают, закуривают, а женщины плачут. Да и мой экзаменатор слезы утирает. После этого в курортной газете про меня написали, похвалили, опытным экскурсоводом назвали…

В Ставрополь приехал, поступил заворготделом крайспортсоюза – занимался организацией всех спортивных соревнований по краю. А потом работал в автоуправлении старшим инспектором по кадрам. Увидел у них «Комсомольский прожектор». Пустая глазница, не светит. И еще один стенд тоже пустой. Взял, наделал фотографий. Они на меня буром: зачем, мол, ты занял наши планшеты? Пришлось идти к начальнику. Он вызвал кого надо: или заполняйте, или не гавкайте! Так и стал работать. Но совмещать было трудно. Представьте: днем — кадры, а ночью дома своим спать не даю – стучу и стучу на машинке. Пошел к начальнику – комнату дайте мне, материалы, технику. Павел Николаевич Коптев тогда начальником был, это был 61-й год. Говорит: «Федор, надо в крайком партии написать!» Написал, получили помощь.

Потом я изготовил 8 планшетов, на каждом от 8 до 12 больших фотографий. Перевели меня в отдел соцсоревнования. А задачу поставили такую: «Пропаганда и обобщение передового опыта работы автомобилистов средствами фотографии и кино». Был и фотограф, и кинорежиссер, и оператор, и корреспондент. Да и кинушки делал – в пределах 10 минут: 35 штук вышло, даже в Москву на совещание министра автомобильного транспорта отправили – для иллюстрации доклада. Тогда мне дали премию — аж 150 рублей! Два раза от министра такие получал…

За 40 лет я сделал около тысячи фотогазет: каждые две недели выпуск. Неделю в командировке, а весь край были наши хозяйства, это около сотни предприятий…

Федор Николаевич работает и сейчас – занимается тем же:

— 14 лет для Ставропольской автоколонны № 1202 газету выпускаю один раз в месяц, 170 номеров уже сделал. Все сам — от «а» до «я»: фотографирую, проявляю, печатаю, делаю подписи, монтирую и вывешиваю. Считают, что фотогазета – знамя коллектива. Сажусь на машину, еду на дорогу, на заводы, на фабрики. Везде бываю — где грузят, на уборке, в карьере…

А еще Федор Николаевич – морж.

— Всю жизнь, с пеленок, в ледяной купели, — говорит Караченцев. — У меня прадед был, он купался в снегу. Селяне всё у виска крутили, а он-то прожил почти сто лет. Делал прорубь, сам купался, меня из пеленок вытаскивал, окунал, потом обратно в пеленки — и домой… Я два раза в неделю хожу на холодные источники. Вот 20 декабря сезон открыл, до конца февраля буду купаться. А летом кастрюлю воды в холодильник, и после душа — себе на голову…

— Вы верующий человек, — спрашиваю.

Пожимает плечами, и тут же рукой на столик показывает. А на нем — Библия.

— Читаю, Лара. А крещенный в православие, крестик на груди ношу. Что ж свое-то забывать? А книгу эту прочитаю до конца, сначала начинаю. Библия меня и надоумила: решил до 153 лет дожить!

И доживет ведь! Говорила я с Федором Николаевичем, а сама все думала: эх, мы! Не дотянемся! На пару поколений всего старше меня Караченцев, а куда как здоровей да крепче будет! А Федор Николаевич словно мысли мои прочел:

— Мой трудовой стаж в календарном исчислении с 1 сентября 1937 года, то есть 68 лет. Год фронта — за три, значит 8 лет надо прибавить. Итого в льготном исчислении 75. А возраст — 85. Да еще с 5 лет отцу помогал лошадей погонять. К седлу привязывали – это стаж? Вот и считайте…