Письмо надежды
Валерий Манин
В середине июля 1942 года в семью Марии Михайловны Подколзиной, они жили в селе Надежда Шпаковского района, пришла справка за подписью начальника штаба войск НКВД Сталинградского фронта, в которой говорилось, что ее сын рядовой Подколзин Николай Прокофьевич в числе 202 бойцов Красной Армии пропал без вести (попал в плен).
Конечно, «пропал без вести» это не «пал смертью храбрых» - оставалась хотя бы крохотная надежда. Хотя к солдатами НКВД фашисты относились с особой жестокостью, и рассчитывать на помилование было трудно.
Николай Подколзин, родившийся 15 декабря 1921 года в Надежде, в апреле 1941 года был призван на действительную воинскую службу, которую проходил в 91-м Рава-Русском погранотряде Львовской области в качестве снайпера. А пограничники относились к ведомству НКВД.
Приняв первый бой 22 июня 1941 года, пограничники 91-го погранотряда с боями отступали к Волге. Там 7 июля 1942 года и случилась трагедия, которых, впрочем, в истории Великой Отечественной войны было немало, — группа пограничников попала в засаду.
Больше от сына не было известий. Тем неожиданней выглядело письмо, которое в 1944 году Мария Михайловна получила из села Софиевка Днепропетровской области Украинской ССР. Незнакомая девушка Катя Бойко сообщала, что летом 1942 года через их село немцы гнали колонну советских военнопленных. Катя, которой в то время было 16 лет, вместе с другими женщинами пыталась передать красноармейцам какие-то продукты. Но вдруг конвоиры открыли стрельбу по колонне, вынудив пленных лечь. А потом хладнокровно добивали раненых.
Катя, со свойственным молодости безрассудством, подбежала к старшему из конвоиров и, указав на раненного в обе ноги солдата, корчившегося от боли в дорожной пыли, закричала: «Bruder, meinBruder! (Брат, мой брат!)».
То ли детская непосредственность повлияла на фашиста, то ли ему просто не захотелось возиться с раненым, но он разрешил того забрать. Девушка при помощи своей матери дотащила солдата до хаты. Там и познакомились — тот назвал себя Николаем Подколзиным.
Семья Бойко выходила раненого, и, когда местный староста стал проявлять к нему повышенное внимание, спрятали в импровизированном схроне, который соорудили в вишневом садочке. Там он и прятался днем, выползая подышать свежим воздухом ночью, передвигаясь с помощью Екатерины, чтобы хоть как-то разрабатывать ноги.
Длительное общение молодых людей незаметно переросло в привязанность, а потом и в любовь. Звездными ночами они, держась за руки, рассказывали друг другу о своих семьях, довоенной жизни, строили совместные планы на будущее. Тогда-то Николай и дал возлюбленной адрес своей матери.
Выздоровев, Подколзин ушел в партизанский отряд, хлеб для которого пекла мама Екатерины, сделавшая протекцию кандидату в зятья.
Как воевал бывший снайпер, Екатерина не знает. По ее словам, в последний раз они виделись, когда тот забежал попрощаться — по заданию советского командования отряд уходил на Правобережную Украину.
Девушка верно ждала возлюбленного до конца войны, но Николай не появился. А потом в село возвратились оставшиеся в живых партизаны. Они рассказали, что Подколзин погиб у них на глазах. Во время минирования железной дороги немцы обнаружили группу подрывников. Снайпер Подколзин прикрывал отход минеров, а когда сам пробирался к спасительному лесу, ему прямо в голову попала вражеская пуля. К сожалению, место его захоронения партизаны не назвали, а может, Катя не запомнила.
Кое-что из вышерассказанного семья Подколзиных узнала из письма девушки, но больше — из ее рассказа, когда в 1975 году она приезжала в хутор Холодногорский.