Превратились в белых журавлей...
Наталья БуняеваЗдесь не будет ни одного слова о живых...
Когда ко мне приходит читатель и просит помочь разыскать не вернувшихся с войны отца, или мать, или просто родственника, приходится запрашивать сведения из архивов. Многие меня уже знают, и какую-нибудь справочку, которая рассекречена и еще не «оцифрована, но уже скоро» вполне могут дать. «Списывай, только тихо!» Так и находятся некоторые солдаты и сержанты. Есть и помощник: брат, живет неподалеку от главного военного архива. Он там тоже к кому-то в доверие втерся и добывает какие-то нужные бумаги...
Я специально акцентирую особое внимание на солдатах, рядовых красноармейцах. Мне честно признался сотрудник одного архива, что в войну тщательно документировали офицерский состав. А солдат... Нет, иногда совсем никак. Может, мы поэтому и не можем закончить ту страшную войну: как понять, что ЭТОТ солдат последний похороненный...
И вот давно точит мысль: а как бы собрать их вместе, наших земляков, как отдать им дань памяти, уважения к подвигу, даже если этот подвиг закончился на первых же шагах на поле боя? Таких немало. Вернее, слишком много! И когда в очередной раз Центральный архив Министерства обороны (ЦАМО) приоткрыл свои секреты... В общем, пора.
Итак, по данным ЦАМО, этих точных данных пока нет. Ставрополь потерял в боях за нашу советскую Родину около десяти тысяч убитыми.Если «отбросить» город Ставрополь, бывший когда-то на Волге, а ныне Тольятти, то земляков получается меньше: в те времена так и писали названия городов: Ставрополь-на-Кавказе и Ставрополь-на-Волге. Пропавших без вести – огромное количество! Как бы не половина из 12 миллионов оцифрованных сведений. Пропавших, кажется, даже больше... Вот честно, так и видится картина: при свете фитиля кто-то ведет подсчет. И если какое-то имя найти не могут, его и не ищут: пропал без вести – и все.
Так до сих пор и перекапывают поисковики Мясной Бор. Мы общались: мужики серьезные, разговаривают мало. К себе не зовут в помощники, но наших нашли двоих: при них были медальоны – солдатский страх и плохая примета. Медальоны принадлежали Юкину Ивану Семеновичу и Кузнецову Борису Петровичу. Об Иване известно, что родился в 1909 году, а Борис погиб 24 июня 1942 года. Но, несомненно, в Бору больше солдат: они не опознаны, похоронены в братских могилах, и никто и никогда не узнает их имен. А сколько не поднято...
Учитывая неопознанность, оставление на поле боя (несть числа таким случаям) – уверена, цифры потерь сильно занижены. Вот пример: Дмитрий Левченко, призван на действительную военную службу в Ставрополе в самом начале июня, за две недели до войны. Жил в Первом Октябрьском переулке. Погиб младший сержант Левченко в феврале 43-го, оставлен на поле боя. Таких страниц в архиве десятки. А в масштабах страны – великие сотни. Даже считать страшно. Было Дмитрию Левченко всего 20 лет.
Документация о потерях велась крайне безобразно. Не могу по-другому, простите, безымянные писари... К примеру, встречаюсь с родственницей солдата, пропавшего без вести. Его данные есть в архиве. И вот бабушка доказывает мне, что он парашютист, готовил заброску разведки в тылы врага, что она была уже взрослой и не может не помнить... А в архиве он – стрелок. Подруга клянется, что дед – партизанский разведчик. Да какой! До сих пор в семье легенды слагают, поминают... В архиве – стрелок, пропал без вести. Хотя к нему на могилу (сами отыскали) родные регулярно ездят.
Собственно, архив нельзя ругать: ну при чем тут работники? Да и тех, кто составлял ведомости о потерях, тоже как-то не очень: они-то тоже воевали... Но вот попадается архивный документ из концлагеря. Калошин Иван Васильевич, наш земляк. Попал в плен, там же и погиб при попытке к бегству. И документ на него: все расписано по графам, фотография парня, откуда, обстоятельства пленения и смерти, его родные... Ну почему у нас такого не было? Ну хоть примерно такого? Не знаю. У нас боец мог быть убит у села Степановка, похоронен там же... При этом нет в справке очень важных вещей. Когда был призван на войну Шевченко Иван Федосеевич? Неизвестно.
Зато нужно иметь нехилое воображение, чтобы понять, как и при каких обстоятель-ствах погиб повар Шевченко у Степановки, которых десятки... И сколько надо по интернету полазать, чтобы проследить путь дивизии, которую кормил повар.
Хочу сказать, что наши, ставропольские, призывники в огромном своем большинстве дальше Краснодара не продвинулись и погибали в основном где-то в середине войны: в 1943 году. Редко встретишь «нашего», дошедшего до Варшавы и погибшего там.
Иногда радуют, если так уместно говорить, санитарные сводки военных потерь. Там могут расписать все что угодно. Но место гибели надо уже искать... Потому что не написали. Вот наш земляк Акулин Николай Петрович, 1925 года рождения (в сорок первом ему было всего 16 лет!), получил тяжелое осколочное ранение, проникающее в живот, 11 сентября 1943-го. Умер на следующий день, 12 сентября, от шока: большая кровопотеря. Но где это было, что за бой – неизвестно? Я уже знаю, как искать места захоронений, и вот оно – город Таганрог. Видимо, братская могила. К сожалению, ставропольский адрес солдата написан неразборчиво... Ну и, учитывая, что таких справок огромная кипа, можно делать вывод: под Таганрогом были страшные бои. Умерших от ран – очень много. А сразу погибших? Страшно подумать.
А вот казак. Козицкий Олег Иосифович. Родился в Ставрополе в 1925 году, призван – в 42-м. Пропал без вести через два года. Что случилось с казаком? Кто знает? Никто не узнает и о том, получил ли несчастный отец извещение о пропаже сына? Остался ли жив он после массовых расстрелов в 1942 году? Отца звали Иосифом Антоновичем, и жил он на улице Селекционной, 38. Целая судьба отца и сына в одной, затертой до дыр, плохо прописанной бумаге.
Мне попадались сведения о целой семье, ушедшей на войну и не вернувшейся с нее. Отец, два сына... Осталась одна мать. Да вот, что далеко ходить: семья Тришкиневых. Мать, Софья Васильевна, после войны уже никого и не разыскивала. Кого в этой страшной каше можно найти? Никого. Но вот в архивной справке написано: муж убит. Рядом – пропал без вести. Так убит или пропал? И два сына. Тоже бесследно, да и бесславно (без всякой заслуженной славы), вероятнее всего, остались на поле боя. Было им по 18 лет. Один 1924 года рождения, другой – 1927-го. Призваны в разное время, но смерть нашла обоих. Как провожала их несчастная мать, одного за другим? Как ждала, как встретила белые, самые страшные тогда конверты? Остался ли кто-нибудь из Тришкиневых на улице Лермонтова, 238? Что ни строчка, то судьба. Я теперь знаю поименно, кто похоронен в нашей «главной» братской могиле на Комсомольской горке. Есть там военный фельдшер Займенцева Лидия. Будучи тяжело раненной, она и в бреду пыталась «вытащить» с поля боя солдатика. Так и ушла, спасая бойцов... Ей было всего 38 лет.
Вы не поверите, но и такое было: Джозеф Байерли считается единственным солдатом Второй мировой войны, воевавшим против немцев и в американской, и в советской армиях. Пришел американский, парнишка на войну. Воевал как надо: дважды был ранен, семь раз попадал в плен, столько же раз бежал, был спасен русскими солдатами. Его сын был дипломатом в России.
Иногда про себя думаю: как-то странно я устроена. Вроде кожа толстая... Но когда читаю о, скажем, ранении бойца, кажется, что и у меня болит. Когда читаю о пропавшем без вести (самая распространенная причина выбытия из рядов Красной Армии), то ясно представляю их, раненых, полуживых в каком-нибудь долгом сражении на Курской дуге или у стен Сталинграда. А то и в Берлине... И как же им было больно, обидно, страшно. Как они, эти мальчишки с солидно пробивающимися усиками и взрослые дядьки, звали маму, Бога, а кто-то еще и Сталина: может, как-то выберусь, может, помогут?..
Нет. Остались нам в память о солдатиках обелиски, сложенные неумелой женской рукой, побеленные, покрашенные, со звездами и крестами. Помпезные мемориалы с высеченными золотыми буквами, скромные, но все по ранжиру, «заграничные» захоронения, за которыми где-то смотрят и сажают цветы, а некоторые просто исчезли... Кстати, благодарю поисковиков за рубежами Родины: они есть во всех европейских странах, где прокатилась война. Точно знаю, что есть.
И вот этот огромный архив, где (благословение Бога!) о судьбах наших родных солдат со всего Советского Союза, всех наций и всех народов нам рассказывают полустертые, написанные химическим карандашом сводки, донесения, похоронки, уточнения и много-много чего еще... Искренне надеюсь, что еще при моей жизни откроют все страницы архива и я узнаю о судьбах своих родственников, горожан, односельчан. В любом случае, они остались с нами, как неразрывная нить журавлей, о которой так проникновенно поют песню, под которую так хочется плакать.