Родькин дом
Елена Павлова«Крестники»
В официальном прессрелизе о состоявшемся 20 сентября выездном заседании правительства края в перечне рассмотренных вопросов и принятых решений была информация об утверждении сводного списка пострадавших в результате паводка 2002 года. Она стояла месте на десятом. Это понятно – за четыре с лишним года немало новых первостепенных вопросов образовалось, много воды утекло, размылись в памяти драматические события того холодного лета, когда шесть районов края оказались во власти разбушевавшейся стихии, и осени, ставшей горячей изза авралов во время восстановительных работ. Однако еще долгое время после того, как край отчитался о ликвидации последствий наводнения и еженедельные визиты высоких проверяющих чинов из Москвы прекратились, многие семьи продолжали вести свою маленькую войну с большой бедой, черпая и хлебая попеременно чиновного равнодушия вперемешку с российской бюрократией. Для некоторых эта смесь оказалась мутнее и горше, чем та давняя паводковая водица. Вот для нихто утверждение списков пострадавших было самым главным и первостепенным вопросом — что называется, без срока давности.
Можно было бы повременить с публикацией до утверждения этого списка в Москве и потом уже напечатать парадный материал с радостным заголовком «Дождались!». Но всетаки я решила вернуться к этой теме сейчас. Ведь уже в конце 2002 года коекто из высоких чиновников совершенно искренне полагал, что лишившиеся жилья компенсации уже получили, а те, которые остались «у разбитого корыта», хотели много больше, чем положено, и потому бесконечно судились. Хотелось бы упредить подобные аргументы при утверждении списков в столице и вспомнить только одну историю семьи из этого списка.
После наводнения «Вечерка» много писала о ликвидации последствий стихии, о сбоях в действии схемы финансирования, непродуманной и совсем непрозрачной, о людях, оказавшихся «заложниками» этой схемы. Но история семьи Сергановых из Предгорного района даже тогда выделялась из общего ряда.
Юлиана Серганова впервые появилась в нашей редакции осенью 2002 года, когда дом, где она жила с маленьким сыном и мамойпенсионеркой, рухнул. Сначала покосился и трещинами пошел, а потом и вовсе обрушился. Вот тогда и приехала Юлиана в Ставрополь – правду искать, потому что администрация Предгорного района внести ее в списки пострадавших отказывалась, утверждая, что дом их не пострадал, а само их село Свобода и вовсе не вошло в зону затопления. Публикация «Вечерки» «Наводнение, которого не было?» и фотографии, сделанные на месте нашим фотокором Юрием Рубинским, были приложены к исковому заявлению семьи Сергановых к районной администрации. Все последующее время мы добивались справедливости вместе с ними. Сопровождали во всех инстанциях, организовывали юридические консультации, освещали многотрудный ход судебных разбирательств. Только в 2003 году в «Вечернем Ставрополе» вышло еще два материала «Круговая порука или замкнутый круг» и «Судные дни Свободы». И потом мы не теряли из виду наших подопечных, и не просто ждали, когда же решения судов (а их прошло три) будут выполнены ответчиком и Сергановых внесут в списки лишившихся жилья во время наводнения. За это тоже пришлось бороться. И в этой борьбе у нас были соратники. Это радует. Потому что, по сути, решаласьто не судьба компенсации, а судьба семьи – двух женщин и маленького мальчика по имени Родька.
Недетские
мысли вслух
Когда краевое правительство утверждало коллективно выстраданный дополнительный сводный список пострадавших и лишившихся жилья, один из фигурантов этого списка, 11летний житель Предгорного района Родион Серганов, был занят ответственным мужским делом. Разменяв второй десяток, он решил, что пора брать на себя обязанности главы семьи. Вот и в тот день Родька определил для себя фронт работ: набрать дров из поленницы, наколоть да снести первую партию поближе к летней кухне. Мамуля в выходные собиралась опять буржуйку налаживать. Ночью уже холодно. С этой печкой они, как в блокадном Ленинграде, уже три зимы перезимовали. Как снег – так сущее наказание. Все его ждут, а бабушка с мамой боятся. Что с них взять – женщины… Ну а если честно, крыша у них и вправду скрипит страшно. Особенно, когда мокрый снег на нее ляжет. Все, кто приходит, головой качают: «Ой, Катерина Ивановна, опасно вам тут жить. Не ровен час, завалится ваша кухня – вон трещин сколько»… Чего бабушкуто пугать, она и так уже от каждого шороха вздрагивает. Трещин и правда больше, чем целых мест, хоть они эту кухню свою раз в три месяца белят. Про то, что из себя их нынешнее пристанище представляет, во многих бумагах написано. Точнее – в актах. Что такое акты, Родька век бы не знал, так они ему надоели. Что ни день в его семье о какихто актах вспоминают… То им нужен акт гидрометеорологической экспертизы, то судебной, то строительной. Вот в одном таком акте написано, что деформация несущих конструкций кухни намного превышает норму… Родион еще физику не учит, но понял, что, наверное, изза этих самых деформаций их кухня временами так скрипит, и все при этом суетиться начинают… Короче, как снег ложится, чтоб крыша под его тяжестью не завалилась, мамка швабру берет (она у нее – орудие снегоуборки) и наверх лезет. Родька сколько раз свою помощь предлагал, не пускала – маленький, мол, свалишься. Ну если до холодов не переедут на новое место, Родион мать больше на крышу не пустит. Сам будет лазать снег чистить – кто в конце концов в доме мужчина!
А вообще Родька зиму любит – ночью на единственном диване (ничего, кроме него, в кухне не помещается) спят все трое домочадцев да еще какаянибудь из кошек. Остальная кошачьясобачья живность греется у буржуйки. Одна беда: все они вместе с крысами справиться никак не могут. Хотя даже собаки уже специальность крысолова освоили. Бабуля говорит, это от сырости столько длиннохвостых развелось… Все бы ничего – бабушка с мамой крыс не боятся, а вот девчонки–подружки пугаются… Ну зато у Родиона есть повод подружек дома навестить, тем более что там ему в компьютер разрешают поиграть. Вот будет у них новый дом – мама ему тоже компьютер купит…
Еще Родион любит сочинять стихи и рассказы. Про природу – как красиво бывает ранним утром, когда деревья, погруженные в сумрак, напоминают добрых великанов, все тихо, и лишь лягушки громко хлюпают водой и квакают во всю ивановскую… Родька помнит, как несколько лет назад бабушка вслух читала соседкам газету «Вечерний Ставрополь», где было написано про то, как его мама Юля и журналистка разговаривали с главой администрации района Александром Майданом. И тот говорил, что в Свободе наводнения не было и быть не могло, потому что нету в этом селе ни рек, ни прудов… Какой он странный, этот Александр Иванович! А где ж тогда лягушки живут – на деревьях, что ли? А рыба? Ее ж по всем огородам, после того как вода сошла, они с мальчишками собирали… Пруд у них есть и речка тоже. Киркиль называется. А про то, почему она коварная, их классу на природоведении рассказывали… Жалко, что Александра Ивановича Майдана на том уроке не было. А то он такой недоверчивый. Столько лет не верил, что их дом разрушен, хотя вот он какой у них – крыша да груда камней… Такие дома только в фильмах про войну показывают… И что Свободу заливало, глава администрации тоже не верил! Мама с бабушкой столько на суды ездили, еще и соседей целый автобус с собой возили. Двадцать семь человек в райсуд ездили подтверждать, что, когда пруд рванул, вода во дворы понеслась, что залило их аж до подоконников… Соседей тогда называли свидетелями – классно, как в фильме про ментов! А Родьку в свидетели не взяли. Возрастом не вышел. Тоже интересно – как вещи таскать, живность спасать, упирающуюся всеми четырьмя лапами беременную собаку Альму на чердак закидывать, чтоб не утонула, так он большой, а как повзрослому свидетельские показания давать, так, значит, Родька маленький… Несправедливо.
Продолжение следует.