Защита Отечества — дело семейное

Елена Павлова

Защита Отечества — дело семейное
… Вот и новый, XXI век второй десяток разменял. А прошлый, XX нашей стране до сих пор «аукается» — эхом войн, давних и недавних… Вряд ли найдется такая семья, которую бы все военные лихолетья миновали… Каждому поколению выпало по своей войне, а на долю некоторых и по нескольку пришлось. Так что День защитника Отечества в России воистину всенародный праздник. А в дружном семействе Котелевец он еще и семейный. «Старейшина рода» Дмитрий Андреевич — ветеран Великой Отечественной, у его сына Евгения Дмитриевича за плечами Афганистан, Чернобыль, Чечня. Сноха Людмила служит на пограничном пункте пропуска «Аэропорт Ставрополь», а внуки — Михаил и Антон — защищают Отечество на правоохранительных рубежах — оба следователи.

Начинал сыном полка

До войны Димка Котелевец самолеты только в кино видел, но, как все пацаны, мечтал быть летчиком. Так и сказал военкому, когда пришел на фронт проситься. Таких пацанов, рвущихся бить фашистов, у военкоматов толпилось много. Обычно их без лишних разговоров отправляли к мамкам. А Дмитрию повезло. Правда, это не совсем подходящее слово. Был июнь 1942-го, его родной Кореновск, как и другие кубанские города, находился уже в непосредственной близости к линии фронта. Хлопец Димка был боевой, сильный, вот и махнул рукой военком на то, что до призывного возраста парню не хватает года. И отправился Дмитрий Котелевец эшелоном прямо под Новороссийск.

Но до самого фронта не доехали. Боевое крещение пришлось принять по дороге. Немецкая авиация в пыль разметала и эшелон, и железнодорожное полотно. Новобранцы группами прорывались к своим. Потом их перебросили аж в Грузию — на переформирование. Дмитрий попал к своим любимым самолетам. Правда, научиться летать не случилось, но он очень старался подготовить истребители к вылету так, чтобы они не подвели пилотов в воздушном бою. Но еще почти год парню пришлось походить в сыновьях полка. И когда в мае 1943-го, по достижении 18-летия, ему наконец присвоили звание рядового, он радовался этому так, как будто его произвели сразу в старшие офицеры. Он наконец ощутил себя полноправным солдатом. Хотя к этому времени его часть уже освобождала родную Димкину Кубань и Ставрополье, которое через двадцать лет после войны станет ему родным. Медаль «За освобождение Кавказа» — она у него в том числе и за освобождение города Минеральные Воды.

А потом были бои за Воронеж, Белгород, Полтаву, Бухарест, Будапешт… Победу Дмитрий Котелевец встретил под Братиславой. Он там служил еще шесть лет после войны. Мотористом. Так же готовил к вылетам свои любимые самолеты. В Ставрополе Дмитрий Андреевич живет более полувека. Здесь любовь свою встретил, сына вырастил, работал честно — на «Красном металлисте», инструментальном заводе, на «Нептуне»… Здесь ветеран, орденоносец, который хорошо знал, каково бывает на передовой, на линии фронта, ощутил, как тяжело быть далеко от этой линии, когда твой родной человек — там.

Братство сильнее политики

В отличие от отца, Евгений ни в летчики, ни в военные особо не стремился. После восьмого класса готовился поступать в строительный техникум. Но вмешалась судьба — в лице приятеля, который уговорил его ехать в Казань, поступать в суворовское. Причем приятель не поступил, а Женя стал суворовцем. А потом — курсантом Новосибирского общевойскового политического училища… И опять судьба, на которую нынешний полковник запаса Евгений Котелевец, несмотря ни на что, не сетует, но так уж совпадало, что в какую бы часть он ни попал — это было точкой нового отсчета для отправки на очередной передний край… Вот и осенью 1981-го жена Люда с полуторагодовалым Мишкой осталась в военном городке у западной границы СССР, а Евгений отправился за восточные рубежи — в Афганистан.

Тот самый первый день в Баграмской долине тоже можно назвать боевым крещением. Только оно было, скорее, психологическим. Именно тогда батальон во время рейда понес самые большие потери. Погиб и замполит Колякин, на смену которому ехал Котелевец. Должен был уже домой лететь — командировка заканчивалась… Последний рейд действительно последним оказался… Молоденького лейтенанта встретили так, как будто он был в чем-то виноват. Но даже не это было самым тяжелым. В отсеке, отведенном ему для жилья, когда он вошел, возле кровати стоял уже собранный чемодан Колякина, а на столе — фотография жены и ребенка…

… За год в Афгане замполит Котелевец многократно выходил в рейды, участвовал во многих боевых операциях.

К условиям быстро адаптировался: и к жаре, и к безводью, даже к работающим «Градам» — в первый раз, правда, казалось, что небо рухнуло… Но запомнились люди… Запомнился, например, парнишка-срочник, который, увидев душмана с уже наведенным на БТР гранатометом, не себя спасал — он офицера, что возле машины стоял, собой прикрыл. У него доли секунды были — некогда было известные изречения вспоминать: «Сам погибай, а товарища выручай», это либо просто есть в человеке, либо нет… А есть это во многих, поэтому для тех, кто такие моменты видел и пережил, и через 10, 20, 30, 65 лет понятие «воинское братство» — не просто слова, они примерами такой вот самоотреченной жертвенности пропитаны. Солдат тот, азербайджанец по национальности, серьезное ранение получил, но жив остался, а офицер (по национальности русский), который жизнью ему обязан, наверняка его братом считает. Даже если и живут они теперь в разных государствах. Есть в человеческих отношениях вещи, которые сильнее политики и геополитики…

«Потише и поспокойнее» оказался Чернобыль

… Но на войне устают даже очень сильные люди. И им тоже по-человечески просто хочется мира и тишины. Когда Евгений Котелевец вернулся домой после госпиталя на костылях, в Прибалтийском военном округе к нему отнеслись с вниманием и, понимая, что для восстановления здоровья офицеру необходимо какое-то время, даже спросили, где бы он хотел служить. Евгений совершенно искренне ответил: «Где потише и поспокойнее». И получил назначение в полк гражданской обороны.

В Кохтла-Ярве действительно царило чисто эстонское спокойствие, пока не грянул Чернобыль. Буквально накануне в счастливом семействе Котелевец на свет появился второй сынишка — Антон. А после майских праздников полк был развернут, доукомплектован «партизанами» (так военные называли тех, кто числился в запасе) и к Дню Победы был уже на подступах к Припяти. Проводили дезактивацию 30-километровой зоны. Но радиации хватанули, конечно, в избытке. В частности, непосредственно в пункте временной дислокации. Спасибо приезжему столичному начальнику, который распорядился замерить фон там, где разместили личный состав. Дозиметры зашкалили. Естественно, был разбор полетов, полк отодвинули, скажем так, в более безопасную зону.

Говорили, что нужно красное вино, чтобы кровь восстанавливать — облучение все-таки. Такого роскошества нормами довольствия в период «сухого» закона предусмотрено, понятно, не было. А вино было — человек, закаленный эпохой советского дефицита, всегда найдет, что ищет, даже в условиях зоны отчуждения и радиоактивной опасности. Но не злоупотребляли. Даже в праздник. Праздники были — с эстонцами, например, Янов день отмечали по всем их традициям… Это в рассказе так все легко выглядит. Работа там была очень тяжелая, и морально все непросто. Но чем «не проще», тем важнее для человека даже крохотные моменты радости…

Кавказский излом

Что было действительно спокойным из всей службы полковника Котелевца, так это несколько лет в Германии, но и там что-нибудь, да должно было рухнуть. В геополитическом смысле. Рухнула Берлинская стена, и очень скоро после этого советские части стали оттуда выводиться. Потом был короткий период службы в Беларуси, где на начало 90-х тоже не особо-то жаловали военных. В Ставрополе были родители, которые нуждались в помощи и уходе. Так что из армии Котелевец уволился. Чтобы в апреле 1995-го призваться снова — теперь уже в погранвойска, в Северо-Кавказский особый пограничный округ.

И период жизни это особый — командировки в Ингушетию, Дагестан, Чечню были обычным делом. Шла первая чеченская. И участок российско-грузинской границы, проходящий по этой территории, был полностью открыт. Так будет до декабря 1999-го. Но, оказывается, и за четыре с лишним года до этого участок пытались закрыть. Точнее — просчитывались такие возможности. Евгений Дмитриевич формулирует это по-военному: «Мероприятия по разведке путей выхода к границам». То есть работать приходилось в самой что ни на есть бандитской зоне. Правда, тогда в 1995-м обеспечить выполнение всех необходимых задач по выставлению погранотрядов и застав было невозможно.

…Когда в ноябре 1996-го прогремел взрыв в Каспийске, полковник Котелевец (на ту пору заместитель командира пограничного полка связи) был командирован на место трагедии. Через несколько лет Россию потрясут несколько таких терактов, когда под обломками своих домов будут погребены сотни людей. Взрыв дома, где жили семьи пограничников, был первым… Вели связь, разбирали завалы… Взрыв прогремел ночью — дома были все, кто не на службе: женщины, дети… Конечно, из всех лет самые тяжелые — эти дни в Каспийске.

Ну а на излете службы Евгений Котелевец был назначен командиром Черкесского погранотряда. Аккурат, когда в КЧР тоже было жарко. Кризис власти. Многотысячные и многодневные митинги на площади Черкесска. Опасались одновременного обострения обстановки на границе. Поползновения «со стороны» были, но крупных боестолкновений и попыток прорыва удалось избежать.

Сейчас у Евгения Дмитриевича профессия мирная — он руководитель отдела по эксплуатации помещений краевой Думы. Но 23 февраля – это, конечно, главный в его семье праздник. Правда, с сыновьями провести его не получится — один служит на КМВ, второй — в Ленинградской области. Но они с отцом их по телефону поздравят — как защитники защитников. И вспомнят, конечно, каждый свою войну. Воспоминания разные. Но ни отец, ни сын никогда не жалели, что пацанами они именно так, а не иначе свою жизнь определили. Они защищали Родину.