«Что такое осень – это...

... небо, плачущее небо под ногами»

Высоко над остальными ветвями, достигая чуть ли не середины поляны, простирался могучий сук старого дуба. На самом его конце, чуть покачиваясь на ослабевших черенках, два листка вели тихий разговор.
- Как все изменилось, - сказал один лист другому.
- Да, - подтвердил другой. - Многие ушли сегодня ночью. Кажется, мы последние остались на нашем суку.
- Никто не ведает, когда придет к нему конец, - сказал первый. – Помнишь, когда недавно было еще тепло и ясно светило солнышко, и вдруг порыв ветра или хлест ливня нежданно-негаданно принесли гибель многим из нас, молодым и крепким. Разве знаешь, близок ли, далек ли твой конец?
- Сейчас солнце светит редко, - вздохнул второй, - и свет его не прибавляет сил.
- Правда ли, - сказал первый, - правда ли, что, когда мы опадем, наше место займут другие листья, а за ними еще другие, и так без конца?
- Правда, - прошептал второй лист, - но не стоит думать об этом, это выше нашего сознания.
- И от этого становится грустно, - добавил первый.
Они помолчали, затем первый, словно очнувшись, сказал:
- Но почему мы должны опасть?
Другой спросил:
- А что будет с нами, когда мы опадем? Мы окажемся внизу. А что там, внизу? Не знаю. Одни говорят одно, другие - другое. Разве узнаешь, где правда?
Они вновь помолчали, затем второй спросил:
- А там, внизу, мы будем что-нибудь чувствовать?
- Кто может это сказать? Ни один не вернулся оттуда…
И снова наступило молчание. Затем первый лист с дрожью в голосе сказал:
- Не грусти так. Ты весь трепещешь.
- Ах нет! Я только чуть-чуть подрагиваю, ведь не чувствуешь себя так прочно, как прежде.
- Оставим этот разговор, - сказал первый.
- Что ж… оставим. Но о чем же нам тогда говорить?
Он умолк, затем произнес тихо:
- И наш час близок… Чей же раньше черед?
- Не будем об этом, - сказал первый. - Давай лучше вспомним, как хорошо, как трогательно хорошо было нам раньше! Помнишь, грело солнце, как буравили в нас соки жизни. Помнишь? А живительная роса в утренние часы? А мягкие чудесные ночи?..
- Сейчас ночи ужасны, - заметил второй. - И длятся бесконечно.
- Мы не должны жаловаться, - сказал первый лист, - ведь мы всех пережили.
- Я, правда, очень изменился? – жалостно спросил второй лист.
- Нисколько! – убежденно сказал первый. - Ты нисколько не изменился. Это я пожелтел и сморщился, а ты – ты все такой же красавец.
- Ах, оставь! - прервал первый.
- Нет, правда, - пылко воскликнул второй. – Ты красив, как в первый день. А маленькие желтые прожилки, еле-еле приметные, очень идут тебе. Уж поверь мне!
- Спасибо тебе, - растроганно прошептал первый. – Я тебе не верю… не совсем верю… Но спасибо за твою доброту, ты всегда был добр ко мне! Я только сейчас понял, какой ты добрый.
- Замолчи! – сказал первый и замолчал сам, потому что боль его была слишком сильна.
Так в молчании прошли часы.
Порыв мокрого ветра просквозил лес.
- Ах, вот оно! – проговорил второй лист. – Я… - Он потерял голос и, мягко оторвавшись от сука, полетел вниз.
И наступила зима.

«Что такое осень – это ветер, Вновь играет рваными цепями…»

А разве мы с вами (наши тела) не есть подобие этих листьев? Просто у каждого вида, существующего на планете, свои жизненные отрезки времени. И примечательно то, что у наших тел одинаковые судьбы с теми самыми листиками. Мать-Природа так умно все обустроила, что уходящая жизнь всего живого на этой планете неосознанно способствует накоплению жизненного потенциала для следующих поколений. Листики, окружая желтым ковром дерево-мать, перегнив со временем, удобряют почву для дерева, а значит, и для следующих поколений листиков-собратьев. И наши тела вне зависимости от занимаемых должностей, звезд на погонах и количества денег на банковских счетах тоже когда-то будут специфическим образом улучшать плодородие Матери-Земли. Эта преемственность, заключенная в закономерную цикличность, - великая Задумка вечности жизни.

«Осень вновь напомнила душе о самом главном. Осень, я опять лишен покоя!»

Что хотел сказать этими словами Юрий Шевчук, почему осень заставляет как-то по-особенному воспринимать все происходящее и в мире, и в себе самом?

Если попытаемся проанализировать хотя бы только количество всевозможных стихотворных произведений, посвященных временам года, то непременно придем к выводу, что осень, бесспорно, является лидером поэтических переживаний. Как бы ни была притягательна весна, как бы ни веяло спелой рожью лето и ни ходил бы грозно по рекам Мороз-Воевода, но осень несравнима, и не только в своем обилии красок. Хотя, вне всякого сомнения, в мире нет второго С.Есенина, который бы так мог пропустить через себя это буйство осени.

Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень - рыжая кобыла - чешет гривы.
Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг ее подков.
Схимник-ветер шагом осторожным
Мнет листву по выступам дорожным
И целует на рябиновом кусту
Язвы красные незримому Христу.

Но все-таки, почему мы все так неравнодушны к ней? Здесь непременно присутствует особое сравнение с жизнью человеческой. Мы все прошли восторженность весны, ее непоколебимую уверенность в наивной правоте собственных переживаний, наполненных любовью и предательством, восторгом и апатией, непобедимостью и страхом поражения. Жизнь пробует нас своим зубом мудрости – на что годен ты, вновь пришедший в эту вечность жизни. Еще тогда, под весенними ливнями, она, Большая Жизнь, строит своих новобранцев в свои особые шеренги, давая каждому личное задание на этот малый промежуток восторженности всего и вся. Затем знойное лето проверяет нас на прочность весеннего призыва – все ли мы усвоили в этот период начальной школы, тех ли знаний набрались, готовы ли взвалить на плечи тяготы семейной жизни и быть достойным носителем традиций своих предков, сумели ли сохранить в себе ее духовную чистоту?

Мы и в юности жили в осени, но как во времени года. То была другая осень, которая еще была не способна лишать покоя, тогда это было только преддверие зимы. В зрелом возрасте нам было приятно бродить по залиственным тропинкам леса и ногами поднимать волны лиственной залежи. Тогда нам тоже не дано было ассоциировать себя с ее мудростью.
Но теперь мы с осенью близнецы-братья, она учит меня познавать красоту и необъятность жизни, она шепчет мне о своих тайнах этой жизни, о которых некогда, да и незачем было напрягать мозги весной и летом своего бытия. Она мягко пытается никого не оставить равнодушным к своим красотам. Она проснувшихся от летаргического сна обыденности материализма просит примерить на себя ее одежды познания жизни, спокойствия и внутренней чистоты. Она учит нас вечности бытия, она способна убрать из нас страх неизвестности будущего. Она говорит – смотри, я не боюсь зимы, ведь еще не было на Земле ни одного года, чтобы не приходила зима. Но вслед за зимой обязательно придет и весна твоей новой жизни, как и всех моих проснувшихся побегов. Дружок, успокойся, жизнь вечна, и волноваться можно только об одном - чтобы осенние цветы твоей жизни были бы столь величественны и мудры, как и мой осенний наряд.
Но все-таки волнительность не покидает наши сердца, нет, уже не за собственную осень, а за осень страны родной.

«Осень, доползем ли, долетим ли до рассвета. Что же будет с Родиной и с нами?»

(Использованы материалы Зальтана Бемби и стихи Юрия Шевчука «Осень»)