«Детский сад» как место устрашения взрослых

Помнить о трагической поре

Их становится все меньше и меньше - тех, кто родился в двадцатых и помнит репрессивные тридцатые годы прошлого столетия. Уходят люди, под толщей пролетающих десятилетий засыпает память. Сегодня - иная жизнь, иные люди, иные проблемы. Не только для двадцатилетних, но и для пятидесятилетних период репрессий - далекая история, где-то в одном ряду с Отечественной войной 1812 года и восстанием декабристов.

- Может, - спрашиваю свою собеседницу Елену Федоровну Параваеву, - и не надо говорить о той трагической поре? Все равно услышат немногие. Что было, то быльем поросло.

Она ни секунды не раздумывает: надо! Это не только произвол, массовое уничтожение граждан своей страны тоталитарным режимом. Это еще и жизнь на пределе человеческих возможностей, и людская солидарность, и проявленная сила духа.

Раскулачивание, арест, высылка

Елене Федоровне было чуть больше года, когда к их дому подъехали подводы, на них погрузили все, что в нем было.

- Как ни странно, я это все помню! Помню, как забрали и увели куда-то отца и деда. Как мы с мамой, тетей, братом и бабушкой ехали в темноте на тряской телеге с небольшим узелком самого необходимого.

Елена Федоровна смотрит на меня требовательно, испытующе: верю или нет?

Я верю. Весь пережитый ужас тридцатых стал генетической памятью народа, и мы напрасно думаем, что он остался где-то в глубине минувшего века. Он и сегодня в нас - покорных, пугливых и терпеливых.

Семья Параваевых жила в селе Киселевка Ростовской области. Большая и трудолюбивая, она имела лошадей, овец, коров. И еще хороший дом, в котором практически не бывала - вся жизнь проходила на отгонных пастбищах.

В жизнь маленькой девочки, как и всей семьи, вдруг вошло неуклюжее слово - «раскулачивание». Им, как неизбежной данностью, объяснялось все: тяжелое долгое путешествие в село Дербетовка Апанасенковского района Ставропольского края, гнетуще пустые дома в нем, из которых вывезли таких же, как они, раскулаченных, угрюмость и настороженность оставшейся сельской бедноты.

- Все жили молча, никто ничего никому не говорил. Да никто никого ни о чем и не спрашивал. Но друг друга выручали. Зарежем козу - несем мясо соседям, и они так же делали.

Для раскулаченных в Дербетовке была организована комендатура, где регистрировали всех просто по фамилиям. Ни паспортов, ни иных документов ни у кого не было.

Как-то мама пришла домой со страшной вестью: она узнала, что дед расстрелян как враг народа, а отец осужден на 10 лет по 58-й статье, отбывает срок в Мурманске. Оба они были безграмотные, и единственное, что умели делать, - это работать от зари до зари.

Трава на завтрак, обед и ужин

Расправлялись не только с «врагами народа», но и с их малолетними детьми. Елена Федоровна вспоминает: ее, брата и других ребятишек раскулаченных поселили в «детский сад» - казарму с рубленым столом посредине и лавками по стенам. Держали их здесь в полной изоляции от родных - так взрослых привязывали к месту поселения, чтобы они не вздумали бежать.

Хоть заведение и называлось «детский сад», ребятишки были на самообеспечении - выживали в основном за счет травы.

- Прямо удивляюсь, раньше «пастушья сумка» такой сочной была, стебель - в палец! И сладкий корень, потом я узнала, что это солодка, ух какой вырастал. Молочай мы с удовольствием ели, - как о вчерашнем дне вспоминает Елена Федоровна. В «детском саду» Елена жила до школы.

В школе - та же история: полное самообеспечение. Дети собирали солому и топили ею поочередно школу по ночам, чтобы к утру она прогревалась.

Лишения, трава как основной продукт питания, изнурительная работа в поле.

- В десять лет я работала вместе с другими ребятишками на молотилке. Взрослые женщины трудились днем, ночью их заменяли мы, ребятня. Полова летит, мы все черные, только зубы блестят. Сбор колосков после уборки урожая тоже был нашим делом. И упаси Бог взять хоть горстку в карман - сразу кара последует.

Человек, что иголка в стогу

Светлое мгновение той тяжелой поры - перед самой войной отец, отбыв срок, вернулся домой. Но с семьей он прожил совсем немного, его снова арестовали по 58-й статье. На этот раз отправили в Красноярский край, где он работал на лесозаготовках. Когда заключенные отбывали срок, их освобождали - но без выезда. За кем приедут родственники - тому посчастливилось, остальные оседали где придется. Узнав об этом, мать собралась в дорогу. Приехала примерно в то место, где мог быть муж. Долго ходила по деревням, пока не наткнулась на женщину. Та говорит: у нас жили бывшие заключенные, они даже сфотографировались, но снимки почему-то не взяли, пойдем, посмотрите. Так мать и увидела мужа, а потом и нашла его.

Реабилитация

После такого жесткого режима последующие жизненные послабления казались чудом, счастьем. Елена Федоровна закончила вечернюю среднюю школу, работала воспитательницей в Дербетовском детском доме, заведующей сберкассой.

Она и сегодня полна интереса к жизни, к происходящим событиям, разговаривать с Еленой Федоровной - огромное удовольствие.

- В жизни мне везло, меня всегда воспринимали как активного и грамотного человека, - подытоживает свои воспоминания Елена Федоровна.

Реабилитация застала ее в Дербетовке.

- Нас всех собрали, объявили… В списках реабилитированных были мы все - я, мама, отец…

Государство вроде бы признало свою ошибку и свою вину. Оно признало, что дед был безвинно расстрелян. Что отец безвинно пробыл длительное время в лагерях, оставив на произвол судьбы тех, кто был смыслом его жизни - семью, жену, детей. Миллионы жизней уничтожили, исковеркали бессмысленная жестокость и произвол. Редко какую семью они обошли. И редко в какой не живет трагическая память. Память, которую хочется забыть.

Сегодня Елена Федоровна пойдет на митинг на мемориале «Холодный родник», посвященный Дню памяти жертв политических репрессий. Она ходит сюда каждый год. Ходит, чтобы еще и еще раз убедиться: забывать о черных днях репрессированного народа нельзя. И прежде всего потому, чтобы такое больше никогда не повторилось.