Герои

В этом году будет ровно сто лет, как семья Петросовых перебралась в Ставрополь. Мы сидим с одним из членов семьи — Сергеем Владимировичем на кухне, прихлебываем чай и разговариваем: знакомы давно, лет двадцать... Но то все по работе, по делам каким-то, а тут разговорились о войне.

Чтобы понять, о ком мы вспоминаем, надо как-то представить тех, кто прошел войну и прожил в оккупации. А после — восстанавливал город, буквально примчавшись домой с войны. Ну, «примчавшись» - слово громкое, ехали, как все... Но пела душа: сейчас обнимет мать и закашляет в кулак отец. Я представлю тех, о ком буду писать: семья большая, легко потерять, кто есть кто. Итак: глава семьи — Арутюн Петросов. Жена его — Оленка. Их дети — Михаил, Александра, Владимир, совсем маленький Борис. Муж Александры (Шурочки) — Иван. Внуки: Сергей, Лариса, Надежда. Вроде все...

Я буду писать о стойкости людей, о хитрости и смекалке невозмутимого деда Арутюна, пережившего геноцид, о героях-мужчинах, ушедших воевать, и о женщинах, оставшихся в оккупации... Кстати, жили они почти в центре Ташлы, на улице Айвазовского.

Проводы Миши

Итак, на войну ушел Михаил, брат Шурочки, Александры Арутюновны. Проводы были шумными: буквально весь город пришел провожать своих новобранцев на войну в парк, ныне именуемый «Центральный». Среди зелени и цветов были слезы, где-то нервное веселье, где-то под гармошку танцуют и поют. В разгар отчаянного, до слез, прощания на город налетели самолеты. И начался ужас! Люди в панике прижимались к деревьям. Но осколки доставали! Тогда бабушка Оленка хватает внука Сергея из коляски и бесстрашно идет сквозь взрывы! За ней семенит Шура, уже успевшая проводить мужа Ивана. И так, сквозь огонь, они продвигались к выходу, перешагивая через раненых и погибших. Так они спасли маленького сына Шурочки.

Партизанский район Ставрополя

Жили на Ташле. Армяне вообще как-то «кучно» там живут. Немцы знали, что там есть чем поживиться: народ работящий и зажиточный... Но боялись: лес рядом, а там могут быть партизаны! Каждый день на мотоциклах заезжали на узкие улицы, грабили и быстро-быстро уезжали.

Однажды Шура шла от заброшенного новыми властями госпиталя, в котором остались советские солдаты, - носила овощи с огорода. Туда с ведром — оттуда вернулась с двумя ранеными бойцами. В какой-то момент пленные набросились на конвоиров. И убили их! И тут они увидели Шурочку. Та, ничуть не испугавшись, взяла и привела наших солдат домой.

Дед Арутюн на склоне, ведущем к реке, в глинистом берегу вырыл вполне себе большой бункер, в котором легко помещались несколько человек. Это еще тогда, в первую бомбежку, он решил, что пусть лучше будет бункер, чем его не будет. Там и пересиживали бойцы днем. А по вечерам наши солдаты шли в гостеприимный дом Петросовых: поесть, поспать в тепле... Но у одного бойца была серьезная проблема: незаживающая рана. Перевязочных материалов нет. Лекарств нет. В госпитале пусто. Добыть лекарства можно, но как-то не было доверия к их обладательнице-фельдшерице. И тут Шура идет на отчаянный шаг: она вообще была невероятно решительной! Топором она рубит себе по ноге! И с этой раной идет к фельдшерице... Та просто не могла не поверить в такое: рубила женщина дрова, мужик-то на войне... Дала лекарства. Так и продержались бойцы до прихода наших.

Евреи

К Петросовым прибилась одна семья. И как ни уговаривали их, как ни умоляли — они пошли, куда приказали фашисты, согласившись с доктриной: «Немцы — культурная нация». «Культурная нация» собрала евреев в центре и, кого в душегубке, кого пешком, повела к нынешнему Холодному роднику. Земля там потом неделю шевелилась после расстрела. Толпа народу стояла на краю и умоляла немцев дать возможность спасти хоть кого... Нет.

Однажды Шура наклонилась к уличной колонке. Выпрямилась от шума: над ней стоял немец с занесенным ножом, и на его руке висела русская женщина и кричала: «Кавказ! Кавказ!». Фашист опустил руку и ушел... Он-то думал, что «юде недобитая»...

Бориску увезли!

Это были страшные дни... Не было минуты, чтобы народ не прятался или что-то не прятал от немцев: не дай Бог, им под руку подвернется... Вот так и с кителем случилось. Муж Шуры, Иван, был младшим командиром. Ушел в форме, выданной военкоматом, а свой китель оставил дома. Рачительная жена спрятала китель под стогом сена в сарае. По двору бегал маленький Бориска, последыш Арутюна и его верной супруги Оленки... И в этот момент во двор въезжает немецкий офицер! Ужас. Все притихли, гадая, что нужно незваному гостю? А ничего! Просто заехал: культурный же. И тут мальчонка вдруг трогает его за лампасы: а почему у тебя зеленые? Я знаю, где красные. И, схватив его за штанину, ведет к схрону. Все оцепенели: тогда и не сообразили, что немец не поймет детский лепет. А тот поднял малыша, посадил в коляску мотоцикла и увез. Час женщины лежали в обмороке: похитили ребенка! Зачем? Где он сейчас? Через час маленький Бориска, довольный, приехал домой: что-то немцу стало грустно, соскучился по своим детям, вот и посадил в коляску, покатал. Мальчишку женщины обнимали-целовали так, что чуть не задушили.

Мать солдата!

Самым хладнокровным в семье был дед Арутюн. На улице рвутся снаряды, вся семья дрожит в бункере, а дедушка борщ на кухне наворачивает. «Мой снаряд меня найдет...»

Прошел слух, что где-то неподалеку, то ли в Ростове, то ли в Тихорецке, лечатся наши, ставропольские. Более того, там, в госпитале — сын Михаил! И бабушка Оленка собралась идти туда с соседкой, имя уже позабыто, но то, что женщина по фамилии Ландина жила там, люди помнят. Та женщина тоже рвалась проведать сына... Собрали они яйца, сметану в ведра, нагрузились и пошли по ростовскому тракту! Несколько сотен километров. Я не могу себе представить этот путь... Шли молча, чернея от усталости и холода. Все гостинцы прокисли, и вот она - цель! Даже не сутки, всего день была мать у сына... Потом он опять на войну, она - домой... Когда смотрела фильм «Отец солдата», всегда плакала. «А я, выходит, мать солдата! Я тоже шла за ним...»

Концлагерь

Я считаю, что подвиги наших земляков должны быть увековечены на их Родине. Люди в оккупации. Страшно это.

Вот маленькая армянская женщина, черненькая, что уже само по себе подозрительно (а вдруг еврейка?) ежедневно топчется у концлагеря, раскинувшегося на территории нынешней площади Ленина. Что она тут делает? А вот что: ходит вокруг колючей проволоки и собирает записочки, которые солдаты выбрасывали из-за ограждения. Там все просто: Иванов, Петров, Сидоров... Прочитав имя, нужно подойти к полицаю, охраняющему лагерь, и сказать, что там — родственник. И белесый военнопленный идет прямо к своей черноволосой сестре... Почему-то немцы это разрешали. Так и бегала Шура туда, повязавшись платком, состарив сажей лицо. Выводила изможденных бойцов, пока однажды немецкий холуй не погрозил ей автоматом: «Еще раз увижу здесь, сама уйдешь за колючку!». Понятно, что эти «вояжи» нужно было прекратить...

Груша-грушенька...

Я вот пишу, и все мысль покоя не дает: а был ли предел героизма и мук нашего народа в той войне? Наверное, нет... Смогла бы я себе топором по ноге, чтобы спасти незнакомых мне людей? Не знаю. Моя подруга Марита Альбертовна показывала маленький пенек в огороде ее родителей: там была груша. Немцы озаботились ее огромными плодами. Приказали не прикасаться к дереву: приедут и сами соберут. И даже дерево! Дерево!!! Старая груша как будто встряхнулась, и все плоды упали. И люди пришли и собрали их. Природа восстала против оккупантов.

Ташла жила своей, отдельной от города жизнью: немцы заедут днем, пограбят, отберут последнее, а то, что еще оставалось, перекочевывало в госпиталь. Туда, к раненым и оставленным в пылу отступления, несли голодные люди последние крохи.

Мужчины

Мужская часть семьи Петросовых воевала. Не было среди них ни одного, кто хотел бы подольше полежать в госпитале, подождать, может, все закончится... Нет. Как в песнях: по-пластунски пропахали Европу, копали окопы, форсировали реки, ходили в атаки... Владимир, отец Сергея Владимировича Петросова, пошел на войну уже после освобождения города, в 43-м году. Ему как раз семнадцать исполнилось. И сразу же в разведку. Кто не знает: из десяти разведчиков на войне, хорошо если один выживал. Он выжил. Вернулся домой в наградах, почете, и мать встречала его у ворот. Потом стал и строителем, и водителем...

Дядя Михаил так же, как и все, где пешком, где на попутке, прошел всю Европу. Вот представьте: 9 мая! Капитуляция. ПОБЕДА! Все палят из всех видов оружия в небо над Германией, Австрией, Венгрией... А наш Михаил попался: прямо на их маленькое расположение вышел недобитый отряд фашистов. Наши солдаты сидели на чердаке какого-то дома, мирно беседовали, строили планы, а тут на тебе! Завязался бой. Последнюю пулю он оставил для себя. И уж примерился, чтобы застрелиться, как откуда-то раздалось: «Ура-а-а!». Это подмога подошла. Есть Бог, не иначе.

Сам же Владимир чуть не был погребен заживо. Форсировали Одер. После чудовищного боя первой идет санитарная служба, осторожно поднимает раненых бойцов. Затем выступает похоронная. Владимир был неподвижен, не дышал... Его взяли за руки, за ноги – и тут он как зевнул! Так остался жив.

Брат и сестра

Обо всем этом рассказали Надежда Ивановна Селиванова и сам Сергей Владимирович. Они двоюродные брат и сестра. Надежду назвали во имя надежды: у Шурочки умерли дети. И маленький Сергей, и маленькая Лариса. Через много лет Сергей Владимирович перенес их прах на Новое кладбище, туда же, где упокоилась их мама. А тогда, в суровые годы, у Александры Арутюновны родилась дочь! Как назвать? Да, конечно же, Надеждой! Сейчас она в Москве. Брат Сергей здесь: они часто созваниваются.