Наступила тишина и пришла свобода...
.
Оккупация Ставрополья фашистами с августа 1941 года по 20 января 1943-го... Ужасное это время осталось в памяти, хотя мне уже 82 года, я инвалид первой группы по зрению и с протезами на ногах. Я — один из последних свидетелей того, как фашисты отступали из села Новотроицкого. Здесь тогда проживало 8500 человек, и 80 из них — ни в чем не повинных мирных людей — немцы расстреляли. Просто так... Горькие воспоминания о трудном военном детстве в эти дни оживают, и на глаза невольно наворачиваются слезы: 13 января 2019 годы мы отмечаем 76 лет со дня освобождения села Новотроицкого.
Война прошлась по семьям моих односельчан немыслимо тяжким катком: в боях погибли многие наши отцы. При виде почтальонки в черном платке у всех сжималось сердце. Беда пришла и в наш дом: в похоронке было указано, что отец погиб в Керчи...
Прошло много лет. Война закончилась. И вдруг я получил письмо от родственницы, которая работала в поселке Ленинском в Крыму. Она писала, что посетила братское кладбище в Керчи и на памятнике увидела фамилию отца — Григорьев! Я поехал туда.
В Керченском совете ветеранов меня познакомили с картой боев в месте, где воевал мой отец. Но на могиле были неверные данные. К тому времени я окончил десятилетку, стал строителем, окончил Московский инженерно-строительный институт, Высшие курсы Госстроя. И все время писал и писал в разные инстанции письма. Так я добрался до отделения Красного Креста. Там мне и помогли: я получил извещение, что мой отец, Евдоким Иванович Григорьев, рядовой роты связи 652-го стрелкового полка, похоронен в Германии. Шталаг №VI-А, город Хемер, земля Изерлон, кладбище города Оберхаузен. Теперь наши дети ездят на могилу деда... Мы привезли землю с чужбины и захоронили на малой родине — в селе Новоселицком, рядом с женой — Анастасией Александровной и их детьми... (Подробный материал об этом был опубликован в нашей газете 28 ноября 2017 года, http://vechorka.ru/media/files/2017/11/vechernij-stavropol--216.pdf — Л. Р.).
Помню 13 января 1943 года
Во время оккупации в моем родном селе в каждом дворе были блиндажи, сооруженные в укромных местах. Однажды мы остались ночевать в своей земляной щели. Никакого движения воздуха, никаких ночных звуков со двора. Мое тело и душа чувствовали давление земли, меня одолевал страх. Обнявшись с мамой, мы долго рыдали. Тогда я поклялся, что не буду прятаться в этой щели никогда. С трудом дождались утра. Немецкие танки отступали, в небе летали самолеты — наши ПО-2, стреляя по немцам. Мы с мамой стояли на пороге нашего дома на ул. Советской, 131 (сейчас — ул. Петрова), и уже не прятались. Неожиданно около нас остановились две немецкие полутанкетки. Немец проговорил: «Матка, прячштесь с дети, сейчас будет бой».
Через некоторое время мы увидели наших бойцов, одетых в шинели, в ботинки с обмотками, в шапках с отвернутыми ушами, с винтовками за спиной. На снежной дороге остались следы гусениц и ботинок наших дорогих освободителей. Зимнее солнце светило, но не грело. Не дул привычный восточный ветер, акации, стоящие около дома, не шевелились. Наступила тишина и свобода, появилась надежда и уверенность в том, что наши отцы победят врага. Мальчишки бросали шапки вверх с криком: «Победа! Победа! Победа!». Слезы радости наполняли глаза моих друзей, мы обнимались, ликовали, становились взрослей. Сержант разрешил мне выстрелить из винтовки в сторону убегающего врага. Я его не убил и не ранил. С другого убитого немца снял китель, штаны, ремень, ботинки и ходил в них в школу до восьмого класса...
Потом с этой одеждой случился конфуз: меня не принимали в комсомол из-за того, что я ходил во всем этом. Пришлось на заседании комитета снять китель, ремень и ботинки и даже штаны. Но по личной рекомендации директора школы Б. П. Зоринга, охарактеризовавшего меня, как активиста, все-таки приняли в комсомол...
Календарь
И еще одна картинка времен оккупации врезалась в мою память. Под Новый год у нас в хате собралась небольшая группа немцев. Одни открывали посылку, кто-то играл на губной гармошке. Вдруг все замолчали и уставились на старшего офицера, который взял с нашей полочки толстую книгу. Это был «Календарь колхозника 1938 года». На одной из страниц были снимки Ленина и Сталина. Немцы, увидев иллюстрацию, стали кричать: «Сталин капут, хайль Гитлер!», а потом все посмотрели на нас. Один из немцев за руки сдернул нас с мамой с печи и с криками «Капут!» отогнал к входной двери. Мы стояли не шевелясь. Пьяный немец бросил календарь в печь. Я заплакал, а мама, обняв меня, наклонилась и что-то хотела сказать. В этот самый момент наш кот Вася неловко спрыгнул с печи на табуретку, и она упала с неимоверным грохотом. Немцы мгновенно бросились ниц, истерически крича: «Ахтунг, ахтунг!». Некоторые выхватили пистолеты, другие пытались спрятаться за единственную стоявшую в комнате кровать. А кот, чихая от поднятой пыли, неспешно подошел к нам и стал тереться о мамины ноги. Потом Вася с удивлением посмотрел на лежащих фрицев, вальяжно направился к входной двери, встал на задние лапы, а передними без труда открыл ее и вышел. С этого момента нас с мамой никто не трогал, и мы тихонько вышли в сенцы, а затем спрятались в чулане. Там было холодно, но мы накрылись старой одеждой и так просидели до утра. Вот так нас спас серый кот Василий...
В.Е. Григорьев
