Память не должна быть короткой

На северо-западе Ставрополя есть небольшой памятник защитившим мир от радиации. Были в нашей истории и Семипалатинск, и другие аварии, о которых мы немного знаем. Но самой страшной по масштабу и возможным последствиям была Чернобыльская. 01-24 по московскому времени 26 апреля 1986 года – это не просто время взрыва в четвертом энергоблоке атомной электростанции. Это точка отсчета жертвенного подвига сотен тысяч советских людей: военных, инженеров, ученых, рабочих самых разных специальностей (резервистов). Первыми этот подвиг самопожертвования совершили пожарные, которые впоследствии за считанные недели сгорели от лучевой болезни… А сколько из ликвидаторов последствий аварии ушли из жизни через пять - десять – пятнадцать лет, сколько стало инвалидами? Даже если и не перебирал человек определенную медиками норму в 25 рентген, и ее хватало, чтобы запустить механизм разрушения здоровья. Говорят, имя определяет судьбу... Название Чернобыль (в переводе на русский – полынь) много чего определил и в судьбах людей, и в судьбах целых городов и деревень. Полынь-то, как известно, трава горькая.

Они защищали будущее

Вот поэтому памятник жертвам радиационных катастроф посвящен в первую очередь, конечно, чернобыльцам. В сквере вокруг памятника на лавочках отдыхают старики, молодые мамы качают коляски с мирно сопящими малышами. Может, они и не присматриваются к памятнику, тем более не задумываются над заключенным в нем смыслом – большие человеческие руки, заслонившие мир от вырвавшегося из-под контроля атома.

Радиация – враг не менее страшный, чем вооруженный до зубов противник, коварный, невидимый и беспощадный, способный поразить не только ныне живущее, но и будущие поколения. Так что участники ликвидации последствий чернобыльской катастрофы защищали будущее: и этих счастливых молоденьких мам, которые сами родились уже после приснопамятного 1986-го, и их малышей, появившихся на свет в год 30-летия самой крупной технологической катастрофы XX столетия.

Так что символично, что памятник чернобыльцам находится на проспекте Юности. Подвиг – явление вневременное, не стареющее.

Виктор Зинченко жил как раз в этом районе, сейчас окна его квартиры выходят на памятник. Но Виктор Петрович его не увидел, он умер от последствий радиационного облучения еще в 2002 году – 52 лет от роду. Умер мгновенно – остановилось сердце. И за три года до этого он тоже был в критическом состоянии, чудом удалось тогда его спасти.

Это первые пять лет после возвращения из Чернобыльской зоны 35-летний Виктор и слышать не хотел ни о какой инвалидности. Хотя тогда врачи говорили – полученное облучение отразилось на состоянии сосудистой системы. Ситуация будет усугубляться. Но Виктор Петрович был человеком советской закалки. Часто говорил, мол, не буду государство обманывать, даже когда и обманывать-то не нужно было.

Он и весной 1986-го так сказал, когда поздним вечером ему принесли повестку на сборы. Прибыть в военкомат надлежало утром. Жена заволновалась сразу: что за срочность такая, уж не в Чернобыль ли вас отправляют? Может, не пойдешь – уедешь, заболеешь. Виктор даже разговаривать на эту тему не стал.

В Чернобыле Виктор Петрович работал по специальности – шофером-крановщиком. По возвращении рассказывал о том, какое огромное там было кладбище различной техники. На одной машине два раза никому поработать не удавалось. От радиации краны «рушились» за одну смену. В той битве с невидимым врагом люди с их негромким мужеством и чувством долга были прочнее металла.

Кстати, нет давно на Украине этого огромного кладбища техники, которая колоннами шла со всего Советского Союза. Растащили предприимчивые небратья-украинцы на металлом. Где-то теперь фонит это радиоактивное железо.

Время не должно работать против памяти

37 лет – солидный отрезок человеческой жизни, и всего лишь миг по историческим меркам... Но то ли от того, что этот миг для нашей страны оказался уж очень «богатым» на разломы, расколы, войны и катастрофы, то ли по другой причине, как-то очень быстро и незаметно вошло в обиход не лишенное оснований утверждение: «Время работает против памяти». Хорошо хоть в России и Беларуси поняли, сколь очевидна и страшна суть этого утверждения. К сожалению, на Украине этого не случилось – благодарная память там обратилась в свою противоположность. Вот сейчас там опять называют Украину жертвой ужасной советской атомной энергетики. Вспоминают радиоактивный дождь на демонстрации 1 мая в Киеве. И при этом продолжают обстреливать Запорожскую АЭС...

Да в случае новой радиоактивной катастрофы России будет плохо, равно как и в Европе, до которой в 1986-м радиация ой как долетала. Но это не волнует авторов идеи устроить в Энергодаре второй Чернобыль. Они-то за океаном и на берегах Туманного Альбиона. А Зеленский подстрахован миллиардными счетами в западных банках и виллами. С ними все понятно. А вот «великих укров» я, ей Богу, не понимаю. Если Запорожская АЭС «горохнет», то где вы, щирые и убогие, жить собираетесь? На другой планете Черное море думаете выкопать?

Оглянитесь на 37 лет назад, у родителей своих поинтересуйтесь, куда все кинулись в 1986-м от радиации спасаться? В Россию-матушку да по всему Союзу. К родственникам.

А страна, которую теперь дружно хаете, всем миром спасала житницу и здравницу УССР от радиационного заражения.

Если есть к кому претензии, так это к тогдашнему генсеку Горбачеву, который из-за опасений паники даже к людям не обратился, не сообщал им ничего несколько дней. И люди получали огромные дозы радиации на водоемах, в песочницах, на дачах, и да – на той же первомайской демонстрации в Киеве. Горбачев – прямой виновник этого, что же его не поминают недобрым словом украинцы? Генсек, активно поучаствовавший в развале СССР, для Запада и Америки – «священная корова»? Он ведь даже ни разу не прилетал в зону аварии, где граждане всего СССР жертвовали здоровьем и жизнями, защищая мир от радиации.

Ну что я действительно удивляюсь – на Украине сейчас в чести те, кого на Руси всегда считали предателями.

А ведь период ликвидации последствий этой, как долгое время было принято обозначать, «аварии» – пример общенационального единения всего советского народа, пример великого героизма и жертвенности тысяч людей из разных уголков огромной страны. Никому из нас в 1986-м и в страшном сне не могло привидеться, что случится с Советским Союзом всего через пять лет… Но и сейчас, прожив три десятилетия после того, как историю всей страны и жившего одной судьбой народа пересекли государственными границами, мы не можем назвать Чернобыль зарубежной территорией, тем более вражеской. И не только потому, что эта трагедия прошла через десятки тысяч жизней людей, которые в 1991-м стали гражданами разных государств. Чернобыль не будет зарубежьем именно благодаря памяти о нашем национальном единении в битве с радиацией и людях, которые выиграли эту войну – ценой своего здоровья, а многие – жизни. А национальная солидарность после Чернобыля была ничуть не меньшая, чем в Великую Отечественную. Она у нас всегда проявляется в лихую годину, потому что в такие моменты люди высвечиваются словно рентгеном. Гниль человеческая моментально лезет наружу, но и настоящее достойное в людях сразу проявляется. А хорошего больше, на том мы, вообще-то, и держимся – вот и получается у нас и с голыми руками в рукопашную готовы, и под радиацию, и под танки, и последнюю рубашку снять и помочь. И тогда помогали. Был счет 904, и на него со всех концов страны поступали средства. И с него производились выплаты пострадавшим и ликвидаторам четыре года, пока государство не дозрело до необходимости оказывать им свою, государственную поддержку.

…А врачи, которые облучались, пытаясь облегчить страдания умирающих от лучевой болезни пожарников... Примеры самопожертвования перечислять – не только газеты, книги не хватит.

…Жители Припяти, Киева оказались невольными жертвами. Большинство ликвидаторов, собранных из резервистов военкоматами, тоже поначалу не осознавали степень опасности. Но были и те, которые осознавали все и прекрасно понимали, куда они едут. От выпускников академии химзащиты с самого начала ничего не скрывали.

По сути, из тех, самых первых, уже никого не осталось. Они ушли очень быстро. Я помню, как один из ликвидаторов вспоминал о своем друге Викторе Шатохине, который по возвращении совершенно спокойно произнес: «Я хватанул рентген 400». Он понимал, что это смертельная доза. Но что – если бы не было специалистов, которые, зная и понимая все, жертвовали собой, устанавливая саркофаг, закрепляя днище аварийного блока. Прямо под ним – подземное озеро. Если бы днище прогорело, озеро бы разлилось. Тогда последствия были бы не просто тяжелее, они могли стать чудовищными...

Председатель Северо-Кавказского регионального отделения «Союз – Чернобыль» Михаил Хлынов получил облучение, кратно превышающее те предельно допустимые для ликвидаторов 25 рентген, которые неизменно записывались каждому ликвидатору по окончании командировки. Больше ни-ни, вот за этим бумажным соответствием нормам следили строго. В некоторых частях контролировали и не только на бумаге, просчитывали все, чтобы боец не получил лишнего облучения. Но у летчиков так совсем не получалось. Это признание от самого Горбачева (в том самом фильме). Тот говорит, что пилоты иной раз «хватали» по семь рентген за вылет. А у Михаила Хлынова в полетной книжке есть запись о 28 вылетах в сутки. Правда, он сам признается, что в тот день первый раз в жизни он упал от изнеможения, лишь только выбравшись из вертолета. Еще бы – многотонную машину приходилось буквально втискивать между тридцатиметровыми соснами, когда лопасти едва не задевают ветки. К тому же вертолет рискует провалиться вниз, поскольку кроны «гасят» воздушную подушку, помогающую держать машину. При этом температура воздуха за 35, и пот заливает и глаза, и маску респиратора.

А забор грунта для дозиметрических замеров в 200 метрах от ЧАЭС близ «рыжего леса», выжженного радиацией, из-за чего он и получил свое название. Тогда давали подписку о неразглашении сведений дозиметрической разведки. Через 25 лет Горбачев, наконец, их разгласил, и на том спасибо. А то еще семь-восемь лет назад один из руководителей Минатома на чистом глазу заявлял, что «от радиации погибло не более двухсот ликвидаторов»...

Живые ликвидаторы тогда цензурных слов не находили, чтобы такие вот заявления комментировать... У того же Хлынова из экипажа он один остался. А отряд ликвидаторов края сократился за последние десять лет с 4,5 тысячи до 2,3 тысячи человек. В Ставрополье чернобыльцев было 5 тысяч человек, сейчас осталось менее 750. И не только потому, что «партизанам» (так называли резервистов) было в 1986 году по 35-45 лет, а у нас и без радиации мужики до 65-70 сплошь и рядом не доживают. Они уходили и в 40, и в 50, и в 55, а некоторые сгорали от онкологии через год-два по возвращении.

А у живых осталась память. И она не должна быть короткой.