Самый счастливый Новый год

Маша Макаришту уволилась из управления в считанные дни. Никто не понимал, что произошло, особенно недоумевал начальник солидного для провинциального города подразделения. В шутку его называли «по борьбе со спортом». На самом деле — «Государственное управление комитетом по физической культуре и спорту». Звучит громко, но дальше распределения финансов и головной боли у руководства дела не шли: в удаленных от центра городках спорт не самая большая проблема. Как может, так и выживает. Главное — направить выживание в нужное русло. Чем и занималось вышеозначенное управление под руководством бессменного Михаила Макаровича Макарова. Со временем слово «бессменный» превратилось в «бессмертный», и с приходом мадам Макаришту ничего не изменилось.

Мария — баскетболиска. Долгое время играла и за Россию, и за Испанию, и даже за Португалию. Давшую ей мужа Анхеля, странную для России фамилию: муж настоял поменять простую Иванову на непростую, но красивую португальскую.

Судьба Маши — классический неудачный роман с жизнью. В детстве была длиннющей жердью и гадким утенком. Пока ее не заметил известный в их городке тренер. Взял к себе, в баскетбол. И тут Маша превратилась в лебедя. Да какого! Высоченная, с густыми русыми волосами, с небольшой, на удивление и зависть подруг, «ножкой»: ее кроссовки рядом с обувью подруг по команде казались башмачками Золушки. Потом заболела мама, потом ее не стало. И у Маши остался Олег, брат-десантник, не вылезающий из командировок, алкоголя и разводов… Семьи ни у брата, ни у сестры так и не сложилось. До тех пор пока красавец португез не сделал предложение белокурой русской баскетболистке. Наверное, он ее любил… Но как-то по-своему: с удовольствием и на широкую ногу проживал деньги, с трудом заработанные женой. А ей оставались вечные тренировки. А тут еще нога… Суставы болели так, что по дому Маша ходила с тростью, а то и вовсе со специальными «ходунками». Потом она узнала, что у Анхеля есть юная пассия… Ну и все. Развод, фамилию менять долго и некогда: надо было ехать в Германию на операцию… Оттуда в Россию. Хотела остаться в Москве, но дома в небольшом городе был брат. И больше никого в целом свете… Так Мария Макаришту оказалась в управлении «по борьбе со спортом». Была молчаливой, о своих победах и подвигах не рассказывала, подруг сердечных не завела и как-то быстро для всех стала Макароной. А уж для шефа по фамилии Макаров — так вообще бельмом на глазу: невозмутимая до умопотрясения. Пытался было ее уволить, но слишком высокие люди (во всех смыслах) стояли у нее за спиной. Не решился…

Сам Михаил Макарович был еще ого-го каким мужчиной! Тоже немаленький: сам спортсмен, тренер, к своим пятидесяти с маленьким хвостиком вырастивший не одно поколение мастеров… Макарыч, как любовно называли его немногочисленные подчиненные, был очень строгих нравов. Командовал практически «бабским» батальоном: мужчин в управлении было мало. И если уж кто провинился — брал себе отгул: Макарыч под горячую руку мог и заявление заставить написать… Потом, правда, смягчался, обид не затаивал, промахи в работе подчиненных прикрывал широкой спиной. Ну женщины же… Чего с них взять-то? 

Семья у Макарыча была сто-процентно полноценной: жена Ольга Ивановна подарила ему и сына, и дочь. За что он безумно ее любил, почитал, холил и лелеял. Так было до тех пор, пока дети не выросли: «младшенькая» преподавала французский и по какой-то серьезной необходимости поехала в Канаду. Оказалось, что не поехала, а уехала навсегда: встретила там мужчину своей мечты, канадского полицейского, неплохого, в общем-то, мужика, да и осталась там. На свадьбу за океан ездила только Оля, супруга. Два года прошло с тех пор, и вот однажды жена в очередной раз поехала посмотреть на внучку… В общем, уже три года обещает вернуться. Современные средства связи позволяют общаться, но как же Макарыч соскучился по ее теплому плечу! По субботним завтракам, плавно переходящим в обед и ужин: готовить Оля мастерица. Иногда он недоумевал: как же так? Жили-жили, и вот тебе… Там что, Бермудский треугольник в этой Канаде?!

Сын в Москве. Когда-то семья мечтала, что вот Сашенька окончит институт, и уедет в столицу, и станет великим спортсменом… Ну да, стал. Стал хорошим футбольным тренером, но не в Москве, а в Зеленограде. Вроде и столица рядом, а вроде и провинция… И вырываться из плена подмосковной жизни Саня совсем не хотел: дед, то есть Макарыч, может хоть каждый выходной к внукам прилетать… Там красота: свой особняк, не большой, но и не маленький, лес, речка, грибы-ягоды… Вот так и остался наш Михаил Макарыч один в большой и гулкой от пустоты квартире. Ему уже и жениться советовали, но как-то не ходок он был по женщинам. И в молодости был однолюбом, а сейчас, когда уже «с ярмарки» пора ехать, так и особенно. Как ни старались его «девочки», не смогли растопить суровое сердце.

Макарону, то бишь Машу эту самую, сотрудницы сторонились. Вежливо ели тортики, принесенные на дни рождения, пили чай, но… Ну если человек сам в себе, то о чем с ним говорить? А главное, и посплетничать никак не удается, никто же ничего про нее толком не знает. Спросишь — ответит, вежливо поздоровается. Не раз Макарыч слышал, как она тихонько пытается что-то втолковать братцу, приехавшему на очередную побывку…

…Событие потрясло всю контору: Машке дают квартиру! Часть она оплатила из «олимпийских», часть взяла в кредит. Значит, шептались кумушки, от брата уйдет, будет жить одна… А это повод поговорить: как же она дальше-то? Мужиков рядом не крутится, да и где она себе при росте под метр девяносто в наших-то «малорослых» краях найдет? Детей нет. Даже кошки нет или попугая какого завалящего… Но на новоселье пришли все: купили ковер, и с ним, скатанным в рулон, давясь от смеха, ввалились в новую квартиру. 

Странно было видеть Машу: смеется, шутит, стоит в очереди на танец с Макарычем… Брат снисходительно смотрел снизу вверх на разгулявшуюся сестрицу. Потом его куда-то вызвали, и Макарыч остался один со своим изрядно захмелевшим батальоном. Когда все пили «стременную» и потихоньку расходились, не привыкший к алкоголю Макарыч сомлел совсем. Сначала присел на диван у стола, потом положил голову на подушку…

… Разбудило его яркое солнце: никаких занавесок на окнах еще не было. Где-то шумела вода, звенела и тарахтела посуда, а Макарыч все никак не мог взять в толк, где он и что теперь скажет своим бухгалтершам? В комнате убрано, он спал одетым, значит, греха не случилось…

«Ма-а-аш… Это ты?!» - «Я, Михаил Макарович…» - «Сейчас чай будем пить, только вы умойтесь, что ли?» - «Советы еще раздает. Пигалица». О том, что «пигалице» уже за тридцать, он как-то не подумал.

Завтрак был чудесным. Таким, что хотелось зажмуриться, потом открыть глаза и увидеть на месте Маши Олю. Жена так же кормила оладьями, так же наливала чай и подвигала сахарницу… «Размечтался, старый дурак», - невесело усмехнулся Макарыч… Быстренько собрался и ушел. Дома было муторно: колотилось сердце, мысли все чаще и чаще возвращались к одному и тому же: а если бы не ушел? Машка видная девка… Ну и что, что он на двадцать лет старше?.. Тьфу ты…

В понедельник, на удивление, было тихо: все работали, перекладывали бумаги, носили на подписи, считали и пересчитывали. Макарыч пребывал в хмуром состоянии: «Ну ты подумай! За мужика не считают… Ну хоть бы кто спросил, как там у него с Машей-то?» Нет. Все были уверены в непогрешимости начальника и только раз за чаем спросили у Маши, как она выпроводила шефа. «На такси». Все. За окном распускались почки: весна ранняя в этом году… Однажды Маша, стесняясь, попросила Макарыча зайти: сама не могла что-то там прибить к стене, а брата не было и с соседями не знакома. Причем попросила как-то… Ну как если бы он был завхозом, что ли?.. Зашел. Приколотил на кухне ящик. За это накормили обедом… После обеда решил, что надо бы плинтус поправить, проверил: как там газовая плита?..

За окном темно: хоть и весна, но темнеет еще рано. Тихо бубнит телевизор, голова Маши лежит на колене Макарыча: умаялась со всеми перестановками, спит. Собственно, это он ее голову к себе на колено положил — здоровый спортивный сон не разбудил девушку. И гладил ее русые волосы, смотрел в телевизор и ничего там не видел — так, мельтешит что-то…

Это была тихая любовь. Михаил приходил к Маше Макаришту, его уже ждали и ужин, и газета, и тапочки. И толстый кот крутился под ногами… Засыпая, он прижимал к себе ее большое тело, и ни одной мысли в голове… Нет. Одна была: «Боже! Не дай мне ее потерять!»

В одно непрекрасное утро на столе начальника ждало заявление об уходе Марии Аркадьевны Макаришту. Больше он ее не видел. Однажды робко подошел к дверям ее квартиры, оттуда высунулся мужик в майке-борцовке. Сказал, что квартиру купил через посредника, и, кто здесь жил, не знает. С этой минуты Михаил тоже не знал, живет он или так… Для порядка существует…

Новый год! Народ в конторе торопился доделать свои дела, дамы, уже в прическах, накрывали на стол, елка сверкала всеми цветами радуги. Макарыч отпустил водителя и решил уйти домой пораньше. Сын звал к себе, на праздники, но ехать к нему он не захотел. Жена радостно щебетала по телефону, что Новый год «в загранице», это не у нас, в России. А Макарычу уже донесли «добрые языки», что Ольга Ивановна готова к разводу и новому замужеству. Дочь либо загадочно молчала, либо отмахивалась: разбирайтесь, мол, сами… Разобрались. И в роли «почти холостяка» Михаил вообще потерялся: в доме наступила «ядерная зима»: убирать не хотелось, выбирать галстуки — тем более… Жениться? Нет уж, увольте… А вот елочку, пожалуй, надо купить, пригласить старых друзей по спорту, выпить, поговорить о былом…

…Снег скрипел под ногами, редкие снежинки тихо кружились и укладывались на воротнике в красивый узор. Макарыч шел и разглядывал прохожих. Вот странно: столько лет его возили, как царя какого… И сколько он не увидел из окна служебного авто?.. В десятке метров впереди высокая женщина пыталась успокоить маленькую девочку: то брала ее на руки, то старалась приподнять, когда плачущий ребенок укладывался на снег. «На Машу похожа…» В этот момент женщина оглянулась: это была Маша! Сердце подпрыгнуло, потом как будто перевернулось, потом быстро-быстро забилось.

«Маша! Стой! Подожди меня… Маша!» Женщина остановилась, как-то боком загораживая от Михаила девочку. «Господи, ты что, где-то здесь живешь? Маша… Я же умирал все это время! Зачем ты ушла, Маша?» Ему так нравилось повторять ее имя, что прохожие шеи сворачивали, наблюдая за встречей. «Нет… Я не вышла замуж. Да, это моя дочь… Да какая разница, как ее зовут? Девочка, да и девочка…» Писклявый голос из-за маминой спины капризно протянул: «Меня зовут Мифе-е-ель…» - «Как зовут? Маша, переведи…» - «Мишель…» 

Михаил буквально вырвал ребенка из рук матери: на него смотрели ЕГО глаза! Помертвевшими губами он тихо шепнул: «Почему Мишель?» - «Ну… У нас же фамилия какая… Красиво: Мишель Макаришту. Нет, отец не знает… Он ничего о нас не знает. Мы ему не сказали» - «Маш, за что ты так со мной?.. Да какая у меня уже семья? Что ты выдумываешь? Была семья, теперь все развалилось… Мне уж на пенсию не сегодня-завтра, я один. А вы? Дочка, хочешь быть Макаровой? Нет? Ну ничего, мы это решим! Маша, идем домой: мне прибраться надо. Я один-то не справлюсь, а встречать Новый год с такими красавицами нужно в красивом доме. Не плачь, Мишель, твоего кота мы тоже возьмем с собой! Я его помню, толстопузого… Я даже знаю, когда ты родилась, день вот только мама скажет. А у нас будет самый веселый в мире Новый год!»