Семейное призвание

Говорят, что вещи с годами обретают характер. Вот и старинные часы, отсвечивающие с боков корпуса темным добротным лаком, хранили в себе некое величие. Еще бы – на своем веку они столько повидали. Однажды чуть в огне не погибли. Было это давно и далеко отсюда, в войну. Тогда какой­то промерзший солдатик хотел эти часы в растопку пустить, да один добрый человек их на что­то там выменял – не дал сжечь. Звали доброго человека Александр Васильевич Бугаев, служил он военным фельдшером. И было у него два хороших боевых друга. Один из них – по имени Хадалай ­ звал Александра Васильевича братом. У бурят так принято – если один человек другому жизнь спас, то с этого момента и до самой смерти его кровным братом считается. Фельдшер Бугаев Халалая с поля боя раненого вынес из­под шквального огня. И тридцать пять годков после этого они действительно родными были – переписывались, в гости друг к другу ездили. До самого 1980 года, когда Александр Васильевич не смог пережить свой третий инфаркт… А часы, что привез военфельдшер Бугаев домой с войны, до сих пор здравствуют и по минутам отсчитывают в его семье уже седьмой десяток лет. А семья­то у Александра Васильевича замечательная: у детей его и внуков фамилии разные, но дело жизни одно и одно на всех призвание – лечить и спасать людей.

Вот, например, Нелли Александровна поработала в первые годы после института и во Владимире, и в Москве. Но при этом ни разу не пожалела, что вернулась обратно, в город, с которым связано столько воспоминаний. Детские, говорят, самые яркие. Это правда. Ведь в войну­то Нелли совсем крохой была, когда немцы Ставрополь оккупировали, ей и трех лет еще не исполнилось. А ведь помнит она и свой двор, что был для жителей третьей Октябрьской улицы (ныне Шота Руставели) местным центром вселенной, потому что именно тут был единственный на всю улицу колодец, из которого воду брали все соседи. А потому двор их был местом живого обмена новостями. Периодически немцы пригоняли сюда пленных – те носили ведра в комендатуру. Они с бабушкой носили солдатикам сухари. Понемножку, сколько могли, всовывали им в руки твердые высушенные хлебцы…

­ Люди тогда какие замечательные были! – вспоминает Нелли Александровна. – Мы, ребятня, все гуртом ходили. Так вот ни разу не было, чтобы нас кто из дома выпроводил. Время голодное было, не знаю, как взрослые с продуктами что решали. Но детей всегда за стол усадят и накормят – сколько бы нас ни пришло…

Как радовалась вся улица, когда с войны пришел сосед­грек, хоть калекой вернулся, зато живой. Сосед занялся починкой обуви. А получилось, что стал по совместительству и воспитателем. Возле грека с утра до вечера колготилась вся окрестная ребятня, слушала рассказы про войну, стругала какие­то брусочки, помогала, одним словом, солдату в работе.

А в 1944­м Неля почувствовала себя самым счастливым человеком на свете, когда на побывку приехал отец. Она совсем его не помнила – девочке ведь и двух лет не было, когда война началась. Так что в 44­м состоялось их настоящее знакомство. Подарки дочке Александр Васильевич привез по тем временам царские. Окрестная детвора играла с выструганными лошадками и шитыми куклами с нарисованными на ткани мордочками. А Неля получила в подарок настоящие игрушки – кота в сапогах и фарфоровую куклу. Она ее до сих пор помнит.

Еще она помнит огромную больничную палату. И много­много детей. Это уже после войны. Но эти воспоминания, наверное, самые грустные. Нелли Александровна до сих пор помнит, как практически каждый день из палаты выносили умерших. И собственное ощущение сначала страха и боли, а по прошествии времени ­ усталости и безразличия ко всему происходящему. Девочка тогда сильно болела и в какой­то момент, видимо, устала бороться. А потом все изменилось. Это произошло, когда из Москвы приехал фронтовой друг отца ­ доктор Штейнгольц. Он не был, конечно, волшебником. Но персонал и маленькие пациенты восприняли его именно так. Трудно сказать, владел ли этот врач какой­то особой методикой, а может, он просто привез с собой редкие медикаменты – хотя бы первые антибиотики, но борьба за жизни с его приездом проходила гораздо успешнее. Вот и маленькую Нелю он на ноги поставил.

Наверное, мечта стать врачом родилась в душе девочки именно тогда.

Было еще много поводов, чтобы укрепиться в этом желании. Это и Монголия, где некоторое время служил отец и где девочка сутки напролет проводила вместе с ним в госпитале среди раненых. Это и нереализованная мечта отца. Ведь кавалер ордена Красной Звезды Александр Васильевич Бугаев в мирной жизни оказался невостребован ни как фельдшер, ни как врач. По возвращении в Ставрополь он не смог устроиться ни в одну больницу, так как фельдшерами брали только женщин, а в институт не попал по внеконкурсному набору, поскольку перед отправкой на фронт по окончании ускоренных медицинских курсов в Ленинграде получил лишь справку, а не свидетельство. В блокаду институт был разбомблен, архивы утрачены – получить свидетельство после войны оказалось невозможно. Конечно, трагедией это не стало. Александру Васильевичу предложили работу в Красном Кресте, где он трудился долгие годы…

Путь в профессию у Нелли тоже оказался тернистым. В мединститут она поступила с третьей попытки. Нелли Александровна листает фотоальбом. Вот их группа на субботнике. Кто­то из чиновников решил озеленять окрестности Сенгилеевского озера. На выполнение поставленной задачи бросили студентов. Те за день насадили множество прутиков. Но деревьев из них так и не образовалось. На следующий день какой­то пастух пригнал к Сенгилею стадо. Наличие прутиков его ничуть не смутило, а стадо так и вовсе обрадовало. Короче, пошли насаждения животным на прокорм.

Вот фото, сделанное 5 декабря 1960 года, в первый день в новом здании института на улице Мира. До этого занимались на Морозова. Практические же навыки студенты­медики постигали в больницах города, которых на ту пору было только две.

Зато практика была мощная. Курс был экспериментальный. Студентов ставили по графику на дежурство в очередь со штатными сотрудниками больниц. До третьего курса – санитарами, потом – медсестрами. О преподавателях Нелли Александровна отзывается с благодарностью:

­ Они, ­ говорит, ­ добивались, чтобы, когда мы начнем работать, им не было за нас стыдно. Несколько лет назад стал популярен термин «врачи общей практики». А ведь, по сути, из нас уже тогда готовили врачей общей практики… И курс у нас замечательный был, дружный. Мы ведь до сих пор каждые пять лет собираемся на встречу… Кто остался…

После института были и Владимир, и Москва. Но она хотела вернуться домой ­ и вернулась. И не жалеет. Не только потому, что цепкостью, которая необходима в столичной жизни, не обладает, но и потому что к Ставрополю у Нелли Александровны всегда были особые чувства. Есть такое слово – ностальгия. С детства осталось в памяти, как они с родителями возвращались из Монголии. На первой остановке, после того как пересекли границу, взрослые целовали землю… В полной мере она осознает, что чувствовали тогда отец с матерью, когда сама после нескольких лет отсутствия вернется в родной город и в свой совершенно удивительный дворик на проспекте Карла Маркса. В фильме «В бой идут одни старики» была поющая эскадрилья, а у них был поющий двор. Нелин отец играл практически на всех струнных инструментах и пел, пели и соседи. Мама Таисия Пантелеевна прекрасно танцевала. Замечательные были там люди, уж четверть века прошло, как переехала семья Обединых с той квартиры, а нет­нет и возникает желание хоть на час вернуться в ту атмосферу добра, открытости, человечности.

Нелли Александровна рада, что раннее детство сына, когда характер формируется, именно в такой обстановке прошло. Сыном она всегда гордилась – первая школа с медалью, прекрасный английский и характер по­хорошему упертый. С детства самостоятельный. И если что решил – железно добьется. Хотел стать историком, а тут в аккурат – смена формаций и идеологий, когда герои стали антигероями и наоборот. И Саша в свои неполные семнадцать делает окончательный вывод, что историю пишут политики, и они далеко не всегда пишут правду. Он выбрал профессию, которой занимались мама и дед и где можно и должно быть честным с собой и людьми. Критериями здесь являются только совесть, человечность, профессионализм. А иначе относиться к профессии в их семье никто не мог. Вот и Александр профессию постигал с азов, начав с самого первого этапа – санитаром. Успевал и учиться, и работать. Он сразу выбрал один из самых тяжелых участков – реанимацию. Тяжелых не только физически. Работа в реанимации – это серьезная психологическая нагрузка. Особенно с учетом, что это детская реанимация. В работе реаниматолога не бывает полутонов, и в борьбе за жизнь маленького пациента возможны только два результата: удалось – не удалось. Работать здесь может далеко не каждый – но на этой специализации идет как раз естественный отсев.

­ Реанимация – это призвание, ­ говорит Александр Николаевич. ­ Тот, у кого призвания нет, здесь надолго не задерживается.

Александр Николаевич Обедин из тех, кто задержался, – похоже, на всю оставшуюся жизнь. Значит, надолго. За это он благодарит своих наставников – в первую очередь, заведующего кафедрой Владимира Сергеевича Марочкина… У них он учился профессии. Сейчас Александру Обедину только 35. Он кандидат наук, доцент, у него много опубликованных научных статей, есть и сертификат врача международного класса. Поступали и предложения о работе за рубежом. Но Обедин, согласно семейной традиции, выбрал Ставрополь. В общем, выбор, востребованность, признание тоже есть. А вот чего нет совершенно – это свободного времени. Сфото­графировать доктора Обедина удалось после двух дней тщетных попыток ему дозвониться. Мобильник был отключен, а в отделении отвечали, что Александр Николаевич находится то в ремзале, то на выезде по санавиации.

Так что и общение было совсем коротким. Я поинтересовалась, помнит ли он первого спасенного им ребенка.

Александр Николаевич помолчал и тихо так произнес:

­ Первого потерянного помню… Это всегда остается в памяти. И долго мучает. Даже если понимаешь, что спасти было невозможно. И все равно все время к этому возвращаешься в мыслях: а все ли ты сделал? Что еще можно было сделать…