Талант актера и душевная щедрость
.30 августа исполняется год с того дня, как завершился земной путь удивительного человека, большого профессионала, заслуженного артиста России Владимира Мнацакановича Аллахвердова.
Это черствые циники придумали, что незаменимых людей нет. Тех, кто знал Владимира Мнацакановича, кто ценил его дружбу, широту души, профессиональное мастерство, творческий опыт и многие другие качества, знают, что это не так.
Владимир Мнацаканович пришел на сцену еще в период обучения в актерской студии Ставропольского краевого драмтеатра, после окончания которой в 1961 году его зачислили в труппу. Одним из первых его спектаклей стала «Зимняя сказка» А. Антокольского. С тех пор он был всецело предан только одному театру, в котором сыграл десятки ролей, стал любимым артистом нескольких поколений зрителей. Репертуар, в котором был занят Владимир Аллахвердов, состоял из шедевров мировой драматургии и выдающихся пьес современных авторов: «Король Лир» В. Шекспира, «Дурочка» Лопе де Вега, «Тартюф» Ж.-Б. Мольера, «Дон Жуан» Г. Фигейредо, «Опасный возраст» С. Нариньяни, «Визит дамы»
Ф. Дюрренматта, «Костюмер» Р. Харвуда, «Горе от ума» А. Грибоедова, «Валентин и Валентина» М. Рощина, «Проделки Ханумы» А. Цагарели, «Халам-бунду, или Заложники любви» Ю. Полякова и многие, многие другие… Роль Лусенсьо в спектакле «Валенсианская вдова» по пьесе Лопе де Вега стала для Владимира Мнацакановича последней в театре. А в конце июня этого года телезрители увидели любимого артиста на канале «НТВ» в новом остросюжетном сериале «Алекс Лютый». Владимир Мнацаканович сыграл в нем директора издательства.
Владимир Аллахвердов долгие годы руководил краевым отделением Союза театральных деятелей. Поддержку и заботу ощущали и ветераны сцены, и молодежь. Талант актера у Владимира Мнацакановича сочетался с его душевной щедростью. В память о прекрасном актере и замечательном человеке мы решили опубликовать фрагмент его воспоминаний о семье.
«Говорят, что многодетные семьи счастливы. Казалось бы, забот больше и ответственности, но зато и веселья больше и взаимопомощи.
Такой была и наша семья до 1941 года. Я родился четвертым и, как говорится, вне плана. Меня даже хотели отдать какой-то женщине, у которой не было детей. Мне её потом показывали: мол, вот она могла стать твоей мамой. А причиной был возраст родителей. Отцу было уже 54 года, а маме – 41. Но мои братья и сестра встали за меня стеной. И я остался. И еще повлияли слова какой-то мудрой маминой подруги: «Не отдавай! Может так случиться, что он у тебя останется единственным кормильцем». Так и случилось.
Стоял 1939-й. Старшему брату Беньямину было 24 года, среднему Шмавону (попросту Шамо) – 17 лет, сестре Розе – 13. Семья действительно была веселой. Постоянно приходили гости, постоянно звучала музыка. Отец и старший брат играли на восточных музыкальных инструментах. Средний брат учился в музыкальной школе по классу скрипки. Сестра хорошо пела…
Отец мой Мнацакан Саркисович был очень авторитетным и известным человеком в городе. К нему всегда приходили за советом и помощью и не только армяне. Он был мастер на все руки. Владел многими профессиями. А как музыканта его очень ценили и приглашали на свадьбы в городе как знатока и исполнителя восточной музыки.
Беньямин был инженером-технологом и тоже пользовался авторитетом на работе и среди друзей. Шамо учился в музыкальном училище и подавал большие надежды. Он почему-то очень торопился. Благодаря своим способностям он экстерном проходил два курса за один год, и в 1941-м должен был уже поступать в консерваторию. Но не успел. Вместо консерватории – шестимесячные курсы лейтенантов – и на фронт.
Когда и как ушел на фронт Беник – старший брат, я не помню. Мне было два года. Я только помню его уже на похоронах, лежащим в гимнастерке на столе. Он был тяжело ранен в боях в окрестностях Баку. Лежал на поле боя, глядя, как пробегают отступающие солдаты. Никто не останавливался. Наконец какой-то моряк обратил на него внимания. Поняв, что он жив, остановил пробегавших мимо санитаров с носилками и заставил их забрать раненого. Так он оказался в госпитале, сумел дать о себе весточку родным. И папа поехал туда и привез брата домой. Но спасти его не удалось. Он умер. Похоронили его сначала на Успенском кладбище, затем он был перезахоронен на Даниловском. Но на Комсомольской горке на мемориале памяти у Вечного огня его фамилия и инициалы выбиты на камне.
Шамо узнал о гибели брата, находясь на передовой. Его, уходившего на фронт, я помню, хотя мне было всего те же два года. Перед приходом немцев наши войска отходили из Ставрополя, и он успел заскочить домой и попрощаться. Вспоминаю его в военной форме, в пилотке со звездочкой. Я сижу у него на коленях, а он разговаривает с мамой, которая на кухне наскоро печет пончики, очевидно ему в дорогу.
Вдруг начинается тревога, а это всегда перед бомбежкой. Шамо вскакивает со мной на руках, хватает маму за руку и выбегает во двор. Там перепуганные жители. Брат заставляет всех бежать в сад рядом с двором и ложиться под деревьями… После окончания тревоги он начинает прощаться. Мать и соседи плачут, уговаривая его остаться и спрятаться. Он смеется:
– Вы что, хотите из меня дезертира сделать?! Меня там друзья ждут. Я не могу их обмануть.
Спустя год пришло извещение: «Ваш сын пропал без вести под Моздоком». Мать не верила, что сын погиб, и ждала его до последних дней своей жизни. У нас был комод и сверху на нем, под стеклом, лежали фотографии сыновей. И она каждый день, стоя над этими фотографиями, по 10 – 15 минут плакала. Я уже привык к этому ритуалу. Сестра со временем вышла замуж. И остался с родителями я, как и прочила мамина подруга.
Благодаря прекрасным людям, создавшим «Книгу памяти», стало известно, что мой брат Шамо – Аллахвердов Шмавон Мнацаканович – похоронен в братской могиле в городе Малгобеке. Позже я узнал, что в этом районе советские войска попали в окружение немцев, здесь уничтожались целые дивизии. Как говорилось – пропадали без вести. Но мама этого не знала. Она умерла с мыслью, что ее сын жив. Так и не стал брат знаменитым скрипачом. А ведь переписывался с Ойстрахом. Я читал открытку – ответ знаменитого музыканта Давида Ойст-
раха моему брату Шамо.
Сейчас, когда я слушаю игру известных скрипачей, думаю, что брат мой играл бы так же и был бы, я уверен, таким же знаменитым. Но война оборвала и светлые мечты, и творческие порывы…».
