Воронины

КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННИК

Ворониных в Ставрополе много. Фамилия эта самому городу ровесница. Потому как первые Воронины сюда прибыли вместе с Хоперским полком. Детей здесь народили. Вот один из сыновей из династии первым и прославился. Да так, что всему роду чуть фамилию не поменял.

15 годков было Ванюше Воронину, когда отправился с друзьями в лес Кругленький - на конях. Это сейчас там парк Победы, а в начале XIX века - стояли лишь нехоженные заросли, таящие множество опасностей.

Горожане и по грибы-то туда ходить опасались, боясь на горцев нарваться. Хоть не писал еще Лев Толстой своего «Кавказского пленника», а знал народ, что шастают басурмане по окрестностям Ставрополя и что больно они на коней падки, да и людей, которые им попадаются, вяжут и в работники к себе уводят. А работники-то у них хуже собак живут... Но пацаны есть пацаны - им опасность только душу греет. Вот и наскочили они в лесу на горцев. Друзьям-то удалось уйти, а Ванька Воронин так и сгинул. Родные по нем отплакали-отголосили, только свечки за упокой души его ставили. Не чаяли, что живым когда увидят. А он взял-таки и вернулся. Через 25 лет.

Рассказывал потом, как из неволи несколько раз бежать пытался. Убить непокорного пленного хозяевам было жалко, предпочитали продать соседям. И он снова бежал, и его снова ловили. Били Ивана, на цепь сажали, потом ублажать пытались - даже женить пробовали. Не помогло - думку вернуться в родные края он не оставлял. Так однажды и сбежал. Вот и зажил в родном доме 40-летний Иван Воронин, а родные стали думать, как теперь жизнь его устроить. По-хорошему женить бы его надо, да какая ж невеста за него пойдет. Старый да страшный после плена - незавидный, одним словом, жених. Было в Ставрополе семейство, где дочку замуж никак не могли выдать. Девчонку эту с самого детства все соседи никудышней да завалящей считали. Глазами она долго маялась. Окулистов-то на ту пору здесь не было, а знахарские средства не помогали. Подростком Дуняша и вовсе как слепенькая была - слиплись и смежились у нее глазки. Отчасти помогли ей странники, что напросились однажды в дом на ночлег. Увидев такое дело, попросили у родителей обычный кухонный нож, продезинфицировали его своими средствами и произвели хирургическое вмешательство. Глазки Дунины после лечения приоткрылись, раскос, правда, в них был какой-то странный. Странники все ж не были профессиональными хирургами.

А Евдокия хоть и стала видеть, народ продолжал ее считать порченой. Взрослеющие ровесники обходили ее стороной, подружки вышли замуж, а Дуня так и жила с родителями. И в свои 30 лет девка считалась уже перестарком. Вот ее Ивану и сосватали.

Вопреки досужим пророчествам брак удался. Родила Евдокия Карповна Ивану 21 ребенка. Да и сама до столетия лишь несколько годков не дотянула. В 93 года, говорят, еще вовсю сама по хозяйству управлялась и в праздники лихо отплясывала под всеобщее одобрение.

Соседняя пацанва долго еще дразнила Ивановых отпрысков Пленными, за что получала затрещины. Так что прозвище не прижилось. Подрастающее поколение Ворониных словом и делом отстояло родовую фамилию.

ЭПИЗОДЫ БОЛЬШОЙ ДРАМЫ

Это семейное предание рассказала нам наша читательница Маргарита Андреевна Воронина, а ей в свое время поведал об этом мамин дядя, бывший священник, впоследствии учитель. У потомков Евдокии и Ивана Ворониных судьбы вообще интересные и драматичные. Но личная драма зачастую являлась частью большой драмы огромной страны.

Известный в городе женский доктор Анна Павловна Павлик (она взяла себе такой псевдоним) защитила в свое время диссертацию о том, что женщина может продолжать жить после удаления матки.

И с с л е д о в а н и я , приведенные в научной работе, врач проводила на себе. Будучи совершенно здоровым человеком, она сознательно пошла на очень сложную и мало разработанную в те годы операцию. Это было выстраданное решение.

Перед самой революцией в жизнь тогда еще молоденькой девушки Ани вошла любовь. А потом случился Великий Октябрь. Ее жених воевал в частях белой гвардии. Весточку от него она получила уже после гражданской войны - из Франции. Он звал ее к себе...

Анна ответила, что любит его, но Россию любит больше. Письмо заканчивалось обещанием - то ли далекому любимому, то ли себе самой: «Принадлежать никому не буду». Вот она и выполнила это обещание. Родина, которую Анна Павловна не смогла покинуть, через пару десятков лет ответила ей «взаимностью». В 40-х годах врач Павлик была репрессирована. Вскоре она скончалась. Анна Павловна Павлик нашей рассказчице Маргарите Андреевне приходилась двоюродной бабушкой, то есть была сестрой ее родного дедушки, сына того самого легендарного Ивана Воронина. Он был в семье самым младшеньким - двадцать первым.

Его судьба тоже связала с горцами, правда, в данном случае горцы его с семьей спасли. После окончания путейного училища, он работал на железной дороге в Кизляре. Был он рыжий, конопатый и очень ревнивый, так что жену свою Машеньку не только на работу, но и из дома одну не отпускал. Боялся, украдут. Маша, и вправду, была красавицей. В 1918-м в Кизляре была спровоцирована резня. Так вот о том, что неверных тут скоро будут резать, его предупредили соседи. И семья Ворониных с тремя детьми, прихватив, что могли унести, в спешном порядке выехала из Дагестана и вернулась в родной город. Теперь уже навсегда.

- Деду недолго суждено было прожить, - рассказывает Маргарита Андреевна. - В 21-м году в Ставрополе началась эпидемия тифа, и он умер. А бабушка так одна детей и поднимала.

ВОЙНА И МИР

Так случилось, что и после, в самые трудные месяцы оккупации Ставрополя, Мария Васильевна опять осталась одна - только теперь уже с маленькой внучкой. Риточке тогда 6 лет только было. Незадолго до входа в город немецких частей мама срочно выехала в Ереван. Туда был эвакуирован Ставропольский сельскохозяйственный институт, где училась старшая Риточкина сестренка.

А та дохаживала последние дни беременности. Вот мама и поехала ей помочь, а вернуться уже не смогла - пока город не отбили у немцев.

О днях оккупации у Маргариты Андреевны воспоминания остались, естественно, детские. Помнит, как они со сверстниками, наблюдая пожар после бомбежки, выдвигали «стратегические» предположения: мол, это наш самолетик поджег дорожку, чтобы вражеские самолеты не могли летать и немцы в город не прошли... Но они прошли... Сами немцы поначалу девочку не сильно пугали. Она больше боялась оставаться одна, когда бабушка уходила собирать хворост. Дом их стоял неподалеку от 6-й школы. А там был то ли штаб, то ли госпиталь - так что немцев-то по улице много ходило, ее никто не обижал, вот она их и не боялась. С опаской стала относиться к солдатам, разговаривавшим на непонятном лающем языке, только когда те обидели ее собачку. Они пришли во двор за какой-то посудой и стали дразнить пса. Тыкали ему в пасть древком от флага (само-то знамя бабушка загодя спрятала), Рита видела, как на белую песью шерстку брызнула кровь. С тех пор германцев она сильно невзлюбила, правда, по малолетству не понимала еще, что им тогда сильно повезло. И пес Бельчик только надорванной кожей отделался, и они с бабушкой не пострадали, и даже хряк в сарае уцелел. Немцы в тот день, видать, в другом дворе свиньей разжились, так что у Ворониных они только посудину для топки сала искали... Хорошо помнит Маргарита Андреевна и как фашисты уходили из Ставрополя. Шестую школу они перед этим взорвали.

- Меня бабушка только за стол посадила, яйцо стала мне разбивать, и вдруг грохот... Наш дом седьмым от школы стоял, так что хоть стекла уцелели, а так камни и щепки до четвертого дома долетели. Школу-то только в 50-е восстановили. А до этого, помню, мы, ребятишки, на развалинах козлят пасли... День освобождения выдался пасмурным, промозгло было на улице и дома. А выйти дров нарубить было боязно. Ну как шальная пуля долетит.

Так и жались они втроем друг к другу: бабушка, Рита и соседка тетя Катя, за окнами плыл вязкий январский туман, смешанный с пепельными хлопьями, летевшими с горящей школы.

А потом пришли наши. Солдаты нарубили дров, бабушка засуетилась у печки, вскоре стало тепло и спокойно. В первый раз они ночевали с охраной. Тут же, на брошенной на пол соломе спали их защитники, солдаты, только что освободившие Ставрополь.

После школы Рита пришла на Ставропольский телеграф, где и проработала до пенсии. Время это называет самым счастливым.

Особенно по молодости, когда легкие на подъем девчонки организовали художественную самодеятельность, участвовали в соревнованиях и ходили в лыжные походы. Все доставляло радость - даже машина, крытая брезентом, на которой их бригаду отправили в качестве поощрения на экскурсию в Кисловодск. День гуляли по городу, а ночевали у коллег на телеграфе, расстелив тот самый брезент с авто на пол. И это не доставляло неудобства. Весело было и здорово. Просто радоваться жизни умели. Каждому дню...

Прошли годы. Маргарита Андреевна живет одна - с семьей не сложилось, детей нет. Зато есть племянники. У сестры Светланы трое взрослых детей. Все студенты. Род Ворониных продолжается. Продолжается и история.