«Ждите! Я обязательно вернусь»

Всего одно предложение из длинного перечисления успешных операций Красной Армии, но как много оно значило для тех, кто долгие месяцы и дни ждал освобождения.

Среди жителей оккупированного Ворошиловска (вновь переименованного в Ставрополь Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 12 января 1943 года) была и Елена Григорьевна Антошук. В то время - школьница Лена Авдеева, которой в год начала войны исполнилось всего 11 лет. Это её поколение, навсегда сохранившее в памяти трагические события тех дней, сегодня называют - «дети войны».

Елена Григорьевна хорошо запомнила, как 22 июня 1941 года над городом повисла гнетущая тревожная атмосфера, и его жители узнали, что началась война. Мама, Павлина Дмитриевна, плакала, предчувствуя скорую разлуку с мужем: «Что же я буду делать одна с детьми». В семье, кроме Елены, была старшая Мария, окончившая 7 классов, и 9-месячная Люба. Вскоре отцу, Григорию Кузьмичу, пришла повестка.

- 3 августа 1941 года он должен явиться на сборный пункт, имея при себе необходимые вещи: пару носков, портянки, полотенце, чашку, ложку, кружку, мыло, зубную щетку и зубной порошок, - рассказывает Елена Григорьевна - И тут до меня дошла зловещая суть войны: моего папу, которого мы так все любим, призывают туда, где убивают людей. Мы еще никогда, ни одного дня не находились без папы. После работы он всегда занимался с нами.

Столько лет прошло, а перед глазами Елены Григорьевны так и стоит картина того августовского дня, когда всей семьёй они пошли провожать папу на сборный пункт, который находился в школе № 3 на улице Комсомольской:

- Мама всё время плакала, мы плакали тоже, и только маленькая сестрёнка Люба была весёлой, папа нёс её на руках. На сборном пункте она с интересом рассматривала собравшихся людей. Люди вели себя по-разному: где-то играли на гармошке и пели, где-то тоже плакали. Папа поднял Любу выше, и она весело рассмеялась. Мама, плача, сказала: «Глупая, она же ничего не понимает». А папа сказал: раз ребенок смеётся, значит будет всё хорошо, устами младенца глаголет истина. И стало так хорошо на какое-то мгновение, что даже мама перестала плакать, появилась надежда, что папа вернётся и всё будет хорошо, как раньше... Вдруг раздалась команда «становись!». Оркестр заиграл марш «Прощание славянки». Послышались рыдания провожающих. Мы все обхватили папу, он с большим трудом вырвался из наших рук и, убегая, крикнул: «Ждите! Я обязательно вернусь». Он всё ещё успокаивал нас. Их построили и повели на железнодорожный вокзал к поезду.

Война полностью изменила жизнь не только взрослых, но и детей. Пока мама и старшая сестра работали в колхозе, маленькая Лена должна была выполнять всю работу по дому. Утром она относила младшую сестрёнку в ясли, потом возвращалась домой, варила обед, убирала в комнате. Взрослые заботы не оставляли времени на детские игры и забавы, было не до того. К приходу мамы и сестры с работы ей надо было натаскать воды в кадушку, чтобы они после тяжелого жаркого дня могли ополоснуться и постирать бельё. А вечером - снова в ясли, забрать сестрёнку и покормить её ужином.

- Во время войны мы, дети, как-то быстро взрослели, а матери рано седели, - говорит Елена Григорьевна. - В 11-12 лет я уже умела поставить опару, замесить тесто и испечь хлеб в русской печке, сходить в лес за дровами и не только обеспечить дровами семью, но и продать их на базаре, а если повезёт получить заказ - принести дрова на дом и заработать какие-то деньги для семьи. Я помню, долго носила дрова в переулок Зелёный.

Как вспоминает Елена Григорьевна, первая военная зима началась рано, уже в ноябре. Она выдалась на редкость снежной и студёной. В комнате с земляным полом, где жили Авдеевы, было очень холодно, печка не столько грела, сколько чадила. Пришлось маме с дочерьми искать более подходящее жильё. Новая квартира нашлась вскоре на улице 8 Марта, в сторожке на Даниловском кладбище. Домик сохранился до сих пор, поэтому теперь, проезжая мимо, Елена Григорьевна всегда вспоминает время, когда они там жили. 

С каждым днём жизнь в Ворошиловске становилась всё тяжелее.

- Хлеб и продукты стали выдавать по карточкам: на иждивенцев по 200 граммов в день, работникам и служащим по 400, рабочим тяжёлого труда по 500 граммов в день, - рассказывает Елена Григорьевна. - Продукты же: муку, крупу, постное масло, рыбу, овощи давали один раз в месяц, а съедалось всё семьёй за неделю. Кормились и на базаре: там можно было купить булку хлеба за 100 - 150 рублей, тарелку холодца за 20 рублей, тарелку мамалыги тоже за 20 рублей, но продавали и отдельными кусочками, если денег не хватало, разрезали в тарелке на четыре части, одна четвёртая часть стоила пять рублей, также можно было купить и хлеб: полбулки, четвёртую часть и кусок.

Трудно представить, как удавалось выживать в таких условиях. Однако, как говорит Елена Григорьевна, люди жили дружно, поддерживали друг друга, чем могли. Если кому-то приходило письмо с фронта, его читали вслух для всех соседей. И у всех появлялась надежда получить письмо от своих близких. Если же приходила похоронка, то соседи и друзья тоже собирались вместе, чтобы поддержать, чем-то помочь, не оставить человека один на один с горем. Когда город заняли фашисты, письма с фронта перестали приходить, и стало совсем тяжело оставаться в неведении.

Оккупанты вошли в Ворошиловск 3 августа 1942 года. Вскоре на улицах появились приказы новых властей, которые запрещали с 8 часов вечера и до 6 часов утра выходить из дома, за нарушение - расстрел. Они требовали соблюдать режим светомаскировки. За нарушение - расстрел.

- Чем дольше продолжалась война, тем было все труднее и труднее с питанием и есть приходилось, что попало, - вспоминает Елена Григорьевна. - Весной борщ варили с крапивой. За тёрном и корнем солодки ходили на Волчьи ворота. Корень солодки заваривали, получался сладкий отвар, напоминающий чай. Пшеницу и кукурузу, принесенную из села, мололи сами, на самодельной мельнице, затем варили жидкую кашицу или мамалыгу. Мы, дети, любили сосать жмых — отходы, которые оставались после отжима подсолнечного масла из семечек. Жмых у нас был вместо конфет. А еще мы любили есть тушеную картошку со свеклой.

Городские жители всё чаще в поисках продуктов отправлялись в сёла. Приходилось преодолевать несколько десятков километров пешком, чтобы обменять вещи на еду.

А вот как запомнились юной жительнице Ставрополя январские дни 1943 года, когда город был освобождён от оккупантов.

- 20 января 1943 года был особенно холодный день, - вспоминает Елена Григорьевна Антошук. - Дул сильный ветер, мороз стоял -25 градусов. С самого утра в этот день немцы шли непрерывным потоком к Шоссейной улице (теперь улица Доваторцев). На легковых машинах ехали большие чины, на грузовых - их подчиненные, а пешком шли солдаты, укутанные, кто шарфом, кто полотенцем, кто женским платком. Перед уходом немцев из Ставрополя много грузовых машин стояло по обеим сторонам улицы Краснофлотской. Перед освобождением города все они уехали. Мы с радостью понимали, что это отступление. Фашисты вереницей тянулись мимо наших домов до самого вечера. А вечером мы все жильцы, в основном молодежь, пошли встречать своих солдатиков. Их долго не было, мы замерзали в своих ветхих одеждах, бегали и прыгали, чтобы согреться, но уходить никто не собирался, так хотелось увидеть своих. Все стояли по обе стороны дороги и ждали. Мальчишки 13-14 лет сказали: «Вы ждите, а мы пойдем навстречу, как только увидим, сразу вам сообщим». Вскоре услышали: «Наши идут!». Мы кинулись бежать им навстречу, со слезами радости, повстречались, как со своими родными. Они были очень уставшие и, дойдя до первого дома, заходили и сразу падали от усталости. В нашу комнату поместилось 12 человек. Мама постелила им на полу. Мы залезли на печку с младшей Любой, а мама со старшей сестрой в коридоре стирали их портянки и носки, тут же сушили на печке и гладили, не заметив, как ночь прошла. Обоз и походная кухня намного отстала. Вот тут-то мы и достали свою картошку, которая у нас хранилась под полом в комнате, и сварили целое ведро. При немцах мы ее не доставали, боялись, что они всю отнимут. Фашисты в последнее время ходили по домам и просили: «Яйко, млеко, курка», но и картошку бы тоже взяли. 

А на другой день пришли обоз с вещами и походная кухня. Солдаты готовили такие вкусные блюда, которых мы давно не ели. Борщ у них был с капустой и мясом. Котлеты с макаронами, компот с сахаром. И теперь уже они кормили нас. Жители всего нашего квартала ходили на полевую кухню за обедами. Вскоре красноармейцы двинулись дальше. Они прощались с нами, как с самыми родными людьми.

Сейчас, когда прошло столько времени, я не могу понять, как мы всё это пережили и выжили. Удивительно, что в самую холодную, многоснежную зиму, во время войны, мы были голодными, почти раздетыми и разутыми, много работали, переживали ужасы бомбёжек и ничем не болели. Даже трудно себе представить: сколько может сделать и пережить человек!

Город был освобождён, но война продолжалась. В Ставрополе постепенно восстанавливали взорванные фашистами при отступлении предприятия, школы, жилые дома. Стали приходить письма с фронта. Авдеевы получили весточку от отца, который освобождал Европу. Позже в Румынии, под городом Мишкольц, он был ранен, получил контузию и на время потерял речь и память. В госпитале врачи помогли ему. Григорий Кузьмич выполнил своё обещание - вернулся с войны. Случилось это в октябре

1945-го. В тот год на 3-й Карабинской улице, где жили Авдеевы, только в трёх семьях обняли своих фронтовиков.

Рисунки художника В. Клёнова из фондов Ставропольского государственного музея-заповедника имени Г.Н. Прозрителева и Г.К. Праве.