Эхо прошедшей войны. Не месть но возмездие!

Валерий Манин
Эхо прошедшей войны. Не месть но возмездие!
Не так давно в городском лесном массиве на кордоне "Столбик" был открыт памятник советским гражданам, расстрелянным оккупационной зондеркомандой и "рекрутами" нового порядка - полицией. В открытии обелиска принимал участие и полковник в отставке Михаил Зельманович Колтун. Он рассказал мне о своем отце, Зельмане Моисеевиче, назначенном в 1942 году заместителем командира истребительного отряда №3, задействованного в поимке военных преступников.

...В конце июля 1942 года наши части в спешке оставляли южный город Ворошиловск (Ставрополь). Отступали и чекисты местного управления НКГБ. Уходили, зная, что вернутся. Уходили, оставляя подполье, оставляя семьи, родных и друзей. Отступили недалеко. Закрепились в районе Кизляра, входившего тогда в состав нашего края. И уже в сентябре 42-го ворошиловское подполье сообщило чекистам о том, что творится в городе, о зверствах фашистов, о надвигающемся голоде и о тех, кто и как пособничал оккупационным властям. Именно тогда, в сентябре, советское командование приняло решение о создании истребительных отрядов, и молодой лейтенант Зельман Колтун получил приказ о назначении в отряд. Истребительные отряды чекистов вместе с частями Красной Армии приняли участие в тяжелых боях с захватчиками, стремящимися к бакинской нефти, и воевали против элитной альпийской части "Эдельвейс", прорывавшейся к горным перевалам.

Бои были тяжелыми и кровопролитными, но самое страшное ожидало чекистов в освобожденном городе, куда они вернулись в конце января 43-го... Разруха, голод и холод, придавленные несчастьями горожане... И рвы за городом.

Народный комиссар госбезопасности Всеволод Меркулов вскоре издал приказ и поставил задачи по выявлению агентурной сети, оставленной спецслужбами (надеялись вернуться!) Германии, и нахождению тех, кто зверствовал на оккупированных территориях. В этой работе краевым чекистам активно помогали горожане и с пособниками тогда не церемонились: если удавалось доказать, что тот или иной служитель немецкого "орднунга" не просто носил белую полицейскую повязку, но принимал участие в расстрелах, то участь предателя была однозначной. Все остальные, те, кто "просто спасал свою жизнь" и не убивал своих земляков, передавались в руки правосудия, и, как правило, отправлялись в лагеря лет на десять.

По словам Михаила Колтуна, советское командование приняло самое верное решение при подборе кадров и формировании истребительных отрядов. Начальник краевого управления генерал-майор Николай Панков и сменивший его затем генерал-майор Павел Мещанов были людьми умными и особо не сомневались, кого же включать в состав отдела контрразведки. К тому времени Зельман Колтун уже знал, что его родители и все родственники уничтожены в ходе массовых казней в маленьком украинском местечке Хмельник. Та же участь постигла и родных начальника контрразведывательного отдела Григория Шапиро, расстрелянных в городке Бердичеве. Родные полковника Абрама Палея нашли свое страшное упокоение в Бабьем Яру. "Вы знаете, наверное, был в этом свой особый смысл и определенная психология: эти люди сведут небо и землю воедино и найдут убийц. В состав подразделения вошли также Лаврентий Воронин, Павел Кортунов, Александр Баранов и еще с десяток сотрудников НКГБ нашего края. Когда оперативная группа была окончательно сформирована (а произошло это в самые короткие сроки), полковник Палей вывез всех чекистов на место массовой казни мирных жителей и произнес над едва засыпанными и не осевшими еще огромными рвами слова, повторенные потом, спустя 17 лет, боевиком израильской разведки "Моссад" знаменитым Питером Малкиным: "На нас смотрят с надеждой и болью глаза этих людей!.." (Для справки: Питер Малкин принимал участие в задержании в Аргентине Адольфа Эйхмана, в апреле 1945 года с гордостью доложившего Гиммлеру о "решении еврейского вопроса" и уничтожении шести миллионов "неполноценных"). Рассказывать о "технологиях" поимки преступников, наверное, нет смысла, но ставропольские чекисты, сотрудники краевого УНКГБ, достаточно быстро установили все фамилии фашистов, списки офицеров и рядовых зондеркоманды, а также их пособников из числа местных жителей. Списки были переданы в Москву, в наркомат госбезопасности. Кстати, многих пособников тогда выявляли в лагерях, куда они были отправлены. Состоялся пересмотр многих дел, и в соответствии с тяжестью своих преступлений палачи понесли наказание".

Добавлю от себя: долгое время в Ставрополе, в старом доме на Ташле, скрывался военный преступник, изобличенный спустя много лет после войны. Городские старожилы наверняка помнят эту историю, а я, будучи маленькой девочкой, слышала тогда рассказы взрослых. И жили мы неподалеку от дома, скрывавшего в потайной комнате одичавшего убийцу. До сих пор, если случается бывать в тех краях, глаз невольно останавливается на доме, давно уже реабилитированном новыми хозяевами. А Михаил Зельманович помнит последний судебный процесс над душегубами, проведенный в Зеленом театре в 1962 году. "Мы с супругой были в парке. На столбах висели репродукторы, и народ стоял под ними, слушал прямую трансляцию. Тогда судили тех, у кого руки были по локоть в крови, и этот процесс получил название "дело Нюренберга", по имени "главного" подсудимого. Следователь, допрашивавший предателя, рассказывал: "Смотрит на меня палач, смотрит... Старый уже. А потом и говорит: "А ты ж еврей?.. Ну попался бы ты мне тогда. Я бы и тебя..." Волк, что тут скажешь?"

Все работа, работа... А какими были эти люди, положившие изрядный кусок жизни на поиск убийц и негодяев? "Как нас, детей, воспитывали? Да кто его знает, как? Так же, как сказал кто-то знаменитый, "нас воспитывал свет из его кабинета". У моего отца кабинета не было, но я согласен: он был на бесконечной работе. Да мы и виделись-то редко... Это и воспитывало и меня, и моего брата Виктора: скрип сапог, запах шинели, бесконечная тревога мамы... Кстати, отец мой был не слишком образован, но бесконечно интеллигентен. Не помню, чтобы он повышал голос, но голос был тверд всегда. Он всегда был крайне сдержан, и иногда спокойствие граничило с равнодушием. Но мы, дети, всегда знали, когда нужно остановиться в своих шалостях: тихий голос отца не оставлял сомнений... Отец много читал и совсем не оправдал надежды моего деда Моисея, не стал хорошим сапожником, хоть и учили его именно этому ремеслу задолго до самой страшной войны...

Мой отец и еще несколько сотрудников управления по итогам той операции были награждены знаком "Заслуженный работник НКВД". А это достаточно редкая по тем временам награда. А так... Нет, никто не разбогател, не стал карьеристом".

В 1951 году Зельмана Колтуна переводят на работу в милицию. И в

53-м он принимает деятельное участие в раскрытии знаменитого "золотого дела". Тогда была изобличена преступная группа, переправлявшая золото, украденное с колымских приисков. Золото проделало длинный путь с места добычи, через Москву, Пятигорск, Батуми... Должно было "уйти" в Турцию, но не получилось. А знаменитое в те годы "дело банды "полковника" Чернова"? Бандиты, нарядившись в форму милиционеров и предъявляя гражданам фальшивые же ордера на обыски, проникали в дома и выносили оттуда все самое ценное, не гнушаясь особо ничем. Отец провел тогда огромную работу по розыску преступников, и банда в полном составе понесла заслуженное наказание. Моего отца, как и его товарищей, давно уже нет в живых, но мы, дети этих людей, честно и до конца выполнивших свой долг, гордимся ими. И их внуки гордятся! Думаю, что и правнуки тоже..."

Наталья Буняева.

На фото: сотрудники контрразведки НКГБ края. Третий слева в первом ряду - генерал-майор Павел Самсонович Мещанов. Первый слева во втором - Зельман Моисеевич Колтун.

Внизу: уникальный документ - удостоверение помощника начальника штаба истребительного отряда №3, выданное лейтенанту Колтуну в сентябре 42-го.