И боль, и счастье – полной мерой

Как отец

Для «Вечернего Ставрополя» вся семья Василенко — родная... Я особенно остро почувствовала это сейчас, когда Юрий Викторович несколько часов рассказывал мне о своей жизни - очень непростой, но светлой, согретой любовью...

Удивительно — знаю человека без малого 30 лет, и только сейчас его по сути для себя открыла. Увидела, что он точно такой же, каким был его сын Михаил Василенко — наш бывший главный редактор, которого мы никогда не забудем... Михаил Юрьевич жил с душой нараспашку, всегда был в центре внимания. Его щедрая, бескорыстная и несокрушимая любовь к людям, его уникальный поэтический талант — это, безусловно, дар Божий, но это еще и генетика, и воспитание... В далеком 1984 году 23-летний сержант срочной службы Михаил Василенко сам писал об этом в своем послании родителям из армии (из славного города Урюпинска):

 

Я знаю, что порою до рассвета

В тревоге глаз сомкнуть не может мать.

Я знаю, что отец не стал поэтом,

Чтоб мог поэтом сын когда-то стать.

И потому у жизни нет границы.

Жаль одного — таков закон земли –

С годами тяжелеют крылья птицы,

Как будто годы к крыльям приросли...

 

…А для самого Юрия Викторовича примером и жизненным ориентиром был его отец Виктор Августович Эйхерт. Говорят же, что у детей часто судьбы их родителей повторяются. Вот это именно такой случай. Как отца «мотало» по принципу: «Партия сказала: надо, комсомол ответил: есть», от журналистской на административно-хозяйственную стезю и обратно, так и у сына вышло... Поработать пришлось и в школе, и в райкомах, и в крайкоме, и в газете, и в МВД, и снова вернуться в журналистику. Сейчас Юрий Василенко признает: работа со словом была его любимым делом, призванием... Это тоже с детства было заложено.

 

Недетская детская память

Есть такое выражение: картинки из раннего детства... Абсолютно точное... Детская память фотографическая. Из мирного своего детства Юрий Викторович помнит только одну «картинку»: залитую солнцем комнату детского сада и ярко поблескивающие на руке часики — предмет белой зависти сверстников и необыкновенной гордости самого трехлетнего Юры. Это была самая любимая игрушка мальчугана. Ни у кого из ребят такой не было...

Отец Юры, Виктор Августович Эйхерт, был известным в Херсоне журналистом, восемь предвоенных лет работал в ведущих изданиях Херсона и Николаева «Надднепрянская правда» и «Южная правда». Будучи этническим немцем, он серьезно переживал о том, что происходит в Германии с ее факельными шествиями, кострами из книг, «ночами длинных ножей» и прочим. Понимал, война с Гитлером неизбежна. Поэтому детей Виктор Августович записал на фамилию жены. Она была украинка - родом из Черниговской губернии. С тех пор по мужской линии в их семье и передается фамилия Василенко.

Жизнь впоследствии показала, насколько отец оказался прав...

…Война докатилась до их родного Херсона очень быстро. Семья Виктора Эйхерта покидала родной город вместе с воспитанниками детского дома... Это были испанские ребятишки, осиротевшие в войну, которая шла на их родине. А теперь они спасались от другой войны — еще более страшной и кровавой. Родители Юры сопровождали их до Краснодара.

Сам Юра, которому только-только исполнилось четыре года, слово «война» постигал именно в этой дороге. Сначала было интересно, потому что он впервые в жизни ехал на поезде. И мальчишка никак не мог понять, почему взрослые называют этот поезд «овечкой»...

А еще очень хотелось есть. На всю жизнь он запомнил манную кашу, которую мама каким-то образом исхитрилась сварить в дороге. Тогда казалось, что ничего вкуснее он в жизни своей не ел... Тарелку вылизал до зеркального блеска...

Война ворвалась в окна их вагона страшным и оглушающим ревом самолетов, грохотом разрывов и пулеметных очередей. Вагон в буквальном смысле взвыл, наполнившись криками, детским плачем, проклятьями, которые женщины посылали фашистам. А сами при этом закрывали собой детей. И Юру с сестричкой тоже закрывали мама и бабушка. А поезд летел вперед, он, кажется, даже набрал скорость, стремясь вырваться из эпицентра ада.   И вырвался...

Второй раз было еще страшнее. Потому что никто никуда не ехал. Пассажиры пережидали бомбежку у насыпи, уткнувшись лицом в траву. А вокруг все грохотало, содрогалось, рвалось, и секунды казались вечностью. Это через годы иногда всплывало в памяти, но как-то смутно, как страшный сон...

Немцы бомбили поезда нещадно. Стремились уничтожить инфраструктуру, железнодорожные мосты, эшелоны, не дать эвакуировать оборудование заводов. Но несмотря на регулярные налеты вражеской авиации, с Украины всего за полгода было эвакуировано 550 промышленных предприятий, 3,5 миллиона человек.

 

Война шла следом

…Юрий Викторович прекрасно помнит свои первые впечатления после приезда на Ставрополье (тогда — Орджоникидзевский край). В 1941 году это был еще глубокий тыл. Бомбардировщики сюда не долетали. И первое, что почувствовал четырехлетний мальчик, было удивление — надо же, есть на свете места, где не бомбят и не стреляют!

За короткое время Виктор Августович успел поработать в редакции газеты Северо-Кавказского военного округа «Красный кавалерист», начальником клуба эвакогоспиталя, а в марте 1942 года был направлен крайкомом ВКП (б) в зерносовхоз станицы Каменнобродской на должность начальника политотдела.

Летом 1942 года война докатилась до Ставрополья. Семья должна была эвакуироваться на Алтай, имелось уже предписание. Но 1 августа отца призвали в армию.

Фронт приближался стремительно. Навсегда врезалась в память степь, раскаленная от августовской нестерпимой жары, две совхозные машины: ЗИС и полуторка, забитые до отказа. Выезжали семьи партактива, которым нельзя было оставаться в оккупации. Они опять ехали в неизвестность. А война все равно была рядом — она настигала: стрельба и отдаленный грохот канонады напоминали нарастающие раскаты грома.

Машины поравнялись с отрядом красноармейцев, пропыленных, уставших, с серыми скатками шинелей на плечах. Командир сделал знак шоферам остановиться. Дальнейшее повергло людей в шок. «По законам военного времени машины переходят в распоряжение воинской части», - заявил офицер и приказал выгрузить вещи...

Да, командир имел на это право. Но выполнение этого приказа означало неминуемую гибель всех, кто будет оставлен в этой раскаленной солнцем степи Курского района, перед самым носом наступавших немцев... Никто еще не знал, какие ожесточенные бои развернутся на востоке Ставрополья — за каждую пядь земли, что эта земля будет изранена и «засеяна» рваным железом на долгие годы, что 60, 70, 80 лет спустя поисковые отряды будут находить здесь неразорвавшиеся мины и снаряды. Никто не знал, что полгода спустя именно отсюда начнется наступление наших войск, фрицев погонят с родной земли и за четыре недели зачистят от фашистов родной край...

Но все это будет позже — в январе 1943-го. А тогда — в августе 1942-го - руководители совхоза или ответственные за эвакуацию наотрез отказались выполнять приказ. А бабы и детишки просто завыли в голос... И суровый, показавшийся сначала жестоким командир смягчился, подошел к машине: «Тогда придется потесниться», - сказал он и улыбнулся.

– По машинам! — скомандовал он своим бойцам.

Приказ был выполнен в секунды. Утрамбовались один к одному, несколько красноармейцев даже на крыше кабины умостились. И ничего — доехали все вместе до Моздока. В тесноте да не в обиде.

Более полувека спустя, 30 апреля 1995 года (год 50-летия Великой Победы), Юрий Викторович (тогда журналист «Ставропольской правды») был на Дне поминовения погибших воинов. Большое мероприятие с участием глав регионов, представителей духовенства всех традиционных конфессий проходило у братской могилы в Дыдымкине. Там тысячи бойцов похоронены — герои Моздокско-Малгобекской оборонительной операции, сломавшие планы фашистов, рвавшихся к грозненской и бакинской нефти.  

 

В степях Казахстана  

До Алтая путь неблизкий, а война имеет свойство существенно увеличивать расстояния между городами — передвигаться приходится поэтапно, часто — окольными путями, часто — в объезд.

Путь наших героев в эвакуацию лежал через Моздок — Орджоникидзе, Баку...

В Осетии, играя возле горной речки, Юра уронил в воду свою драгоценность — игрушечные часики, отцовский подарок. Он так плакал, даже сейчас помнит, какое это было для него горе.   Взрослые, сбежавшиеся на Юркин рев, пытались помочь пацаненку, да разве отыщешь игрушку в мутном и бурном горном потоке...

Вскоре, правда, судьба компенсировала мальчугану эту горькую потерю — с лихвой. В Баку они встретили отца — совершенно случайно. Оказалось, что в армию Виктора Августовича хоть и призвали, но потом все-таки решили, что при его знаниях и опыте политической и административной работы он будет полезнее Родине в народном хозяйстве — конкретно на руководящей должности в одном из предприятий Казахстана. Дали бронь. Он не мог ничего сообщить семье, мог только надеяться, что все живы и находятся по пути на Алтай. А жена и дети точно так же ничего не знали о его судьбе... И эта нечаянная встреча в Баку была для всех настоящим счастьем. Конечно, им пошли навстречу, и воссоединившаяся семья отправилась в эвакуацию по месту назначения отца — в Казахстан.

…Вообще, у Юрия Викторовича такая интересная семейная история, такие замечательные родители, жена, дети, внуки, правнуки, что не только материал к юбилею — роман написать можно об этой семье. Или новеллы — по каждому разделу. В том числе — и о Казахстане... О том, как нити человеческих судеб в историю страны вплетаются со всем пережитым и прожитым, со своими горестями и радостями.

Помните, в начале материала было сказано, что прав был отец Юрия Викторовича, записавший всех детей на фамилию жены... Семье с немецкой фамилией Эйхерт в годы войны было бы не миновать высылки в спецпоселения. Судьба деда Августа Яновича тому подтверждение. Его в 1942 году выслали — не приняли во внимание ни партийный стаж (с 1925 года), ни самое что ни на есть рабоче-крестьянское происхождение, ни доблестный труд на благо Родины.

Одно из множества детских «фотографических» воспоминаний Юрия Викторовича — согбенная спина деда, удалявшегося от их землянки с рюкзаком, в который только что мать и бабушка укладывали какую-то нехитрую снедь. Пока женщины хлопотали, дед сидел молча, говорили только глаза - и такая в них была горечь и обида...

Он еще как-то понял и смирился с собственной высылкой в спецпоселение, но не мог понять, почему ему не разрешают воссоединиться с семьей, когда в эвакуации она оказалась в том же Казахстане, их разделяет всего лишь сто километров... Дед только иногда мог съездить навестить родных... А маленький Юра не понимал, зачем дедушка каждый раз уходит от них — ему же так хочется остаться...

Можно написать о силе единства и взаимопомощи, без которой им, южанам, в суровом климате Казахстана было бы, наверное, и не выжить. Как жили всей семьей в крохотной землянке и даже находили радость в таком вот быте — просто от того, что в землянке тепло, что она спасает от колючего бурана, секущего лицо и сбивающего с ног... Если разыгрывалась такая стихия, родители детей из школы всем поселком забирали — выстраивались вдоль улицы цепочкой и передавали каждого ученика из рук в руки от дома к дому, чтобы никто не заплутал в буране, не замерз...

Юрий Викторович помнит, как соседи всем поселком бежали спасать его мать от волков... Она с возницей отбивалась от серых разбойников чем могли — и кнутом, и огнем, а те не желали упускать добычу...

И до сих пор стоит перед глазами картина, когда Юркина отважная бабушка с кочергой наперевес бросилась спасать от волка соседскую корову... И спасла ведь, со всей силы огрев серого этой чугунной штукой по загривку...

Можно написать, как малыши-первоклашки собирали колоски, оставшиеся в поле после механической жатвы... Как радовались, когда им за хорошую работу выдавали собранное ими зерно в качестве поощрения. А бабушка потом молола из них муку и пекла для детей вкусные пирожки...

 

И жизнь его прекрасна, как стихи

…Да много чего можно рассказать и про Ставрополь, про редакцию «Ставропольской правды». Юра с сестрой учили там уроки в кабинете отца, потому что дома один за другим появились на свет два малыша, а в комнате в восемь «квадратов» не шибко много выучишь.

Юра очень полюбил играть в шахматы — в «Ставрополке» во времена его школьного детства очень этим увлекались. А еще это был рукотворный центр культурной жизни — здесь часто выступали перед публикой артисты, музыканты, поэты. И не только ставропольской. Артисты Херсонского театра очень любили бывать в газете — в те времена каждый год обменные гастроли проводились. Эйхерты - Василенко всей семьей на их спектакли ходили... Особенно мама любила ридну мову послушать...

А любви, которую бережно пронесли по жизни Юрий Викторович и его любимая супруга Нэлла Александровна, можно только позавидовать белой завистью. Он с такой душой, с такой трогательной искренностью ее вспоминает... Этой любви можно отдельный роман посвятить, начав с танцев, где студент историко-филологического факультета заприметил в танцзале красивую хрупкую девушку с физмата и бежал к ней, наблюдая за продвижением в сторону красавицы другого парня и стремясь его обогнать.

– И я успел! На всю жизнь успел! - радостно восклицает мой собеседник.

Потом был год вынужденной разлуки, Юрий Викторович работал завучем и директором школы в Веденском районе Чечни... В маленьком горном ауле, куда от автобуса 10 километров надо подниматься в гору... И они поднимались... И даже не чувствовали усталости...

О том, как жили, лучше всего написал их сын Михаил Василенко:

 

Отец... Отец мой детством не балован:

Семья большая, трудные года.

В нем детского так мало было, словно

Он от рожденья взрослым был всегда.

Но вот не задохнулся он от гари

Послевоенной бедственной поры.

Смышленый добрый белокурый парень,

Веселый заводила детворы.

Писал стихи, был в баскетболе метким,

Всего ж сильнее книги он ценил.

И часто карандашные пометки

Я на страницах мудрых находил.

Потом любовь пришла, завоевала

И в свой волшебный увела полон.

И матери моей инициалы

Над новыми стихами ставил он.

Не все мечты сбылись.

В житейском море

Осталось мало места для стихов.

И иногда в серьезном разговоре

Печаль укрыта сдержанностью слов.

Но пусть никто не ведает об этом -

В сплетеньи прозаических стихий

Он был и есть и будет он поэтом,

И жизнь его прекрасна, как стихи.

 

…Мы стоим на балконе, двор — обжитый, цветущий, зеленый. Пересекающая двор дорожка теряется   в этой буйной зелени...

- Миша этот двор любил, - с грустью говорит Юрий Викторович. - Мы его с матерью вот стоя на балконе провожали... Он даже стихотворение написал:

 

Ухожу по дорожке знакомой

Через летний березовый двор...

 

Он, волнуясь, вспоминает все строчки этого трепетного стихотворения... замолкает.

Я не тревожу вопросами. Знаю, тяжелые были у Юрия Викторовича последние три года: болезнь и смерть сына, потом — жены...

– Что помогло вам справиться с этим горем, пережить это? - этот вопрос я задаю уже перед уходом...

Юрий Викторович отвечает тихо и твердо:

– А я этого не пережил... Я это до сих пор переживаю...

И все-таки у Юрия Викторовича Василенко хорошая жизнь. Трудная, потому что в ней испытаний и горестей через край отмерено... Но зато и любви, и счастья отмерено полной мерой...

 

Андрей Василенко, Нэлла Александровна Василенко, Юрий Викторович Василенко, Виктор Августович Эйхерт, Михаил Василенко