«Поет морзянка за стеной веселым дискантом…» Это слова из известной песни — гимна поселка Диксон на далеком Таймыре, с которым связан город Ставрополь

«Поет морзянка за стеной веселым дискантом…» Это слова из известной песни — гимна поселка Диксон на далеком Таймыре, с которым связан город Ставрополь
Народ удивляется, проходя мимо симпатичного бело-голубого особняка в стиле модерн на проспекте Октябрьской революции в столице края: с чего вдруг на восстановленном не так давно фасаде стилизованные морские якоря? Вроде регион – степной, аграрный, а тут вдруг…

А все просто – его владелец купеческого происхождения Павел Георгиевич Кушаков с детства любил море и путешествия. Когда еще учился в Санкт-Петербургском ветеринарном университете, был членом местного яхт-клуба и не раз ходил по Финскому заливу и Балтийскому морю. Получив диплом, вернулся домой, занялся ветеринарной практикой – открыл даже первый врачебно-аналитический кабинет по лечению домашних животных. Видно, избранное дело приносило ему достаточный доход, если в 1911-м Павел Георгиевич и воздвиг на месте старого новый особняк с якорями. Возился с лошадьми, козами и кошками, лелея мечту о волнах на просторе морей и океанов. Словно предчувствовал: на будущий год отправится в серьезное плавание, длительное, чрезвычайно интересное – на Северный полюс в составе полярной экспедиции Седова.

Подумаешь, гнилая солонина…

По мнению ряда историков, фигура этого неудачливого исследователя Арктики чрезмерно возвеличена была в годы Советской власти. Во-первых, из-за социального происхождения: бывший батрак зажиточного донского казака, доросший, так сказать, до степеней известных. Благодаря, добавим, ярко выраженному карьеризму, амбициозному без меры желанию войти в «высшее общество», он постоянно искал покровительства и связей в среде уже признанных ученых-гидрографов, даже женился на балерине Императорского Мариинского театра и племяннице генерала Май-Маевского Вере Валерьяновне. Чтобы все было, как у людей.

С другой стороны, учился старательно – стремления к знаниям у него было не отнять. В 1902 году, например, был направлен в гидрографическую экспедицию по изучению Северного Ледовитого океана. Деятельность Седова тогда начальник экспедиции 
А. Варнек, помощником которого он был, оценил высоко. «Всегда, когда надо было найти кого-нибудь для исполнения трудного и ответственного дела, сопряженного с немалой опасностью, – писал он, – мой выбор падал на него, и он исполнял эти поручения с полной энергией, необходимой осторожностью и знанием дела». А другой характеристику и нельзя представить: Варнек и был одним из его покровителей… При этом Седову, обладающему, по воспоминаниям современников, огромным самомнением и упрямством, казалось, что его постоянно недооценивают, обходят по службе, относятся, как к «выскочке». Однажды он и решил «показать себя».

«Горячие порывы у русских людей к открытию Северного полюса проявлялись еще во времена Ломоносова и не угасли до сих пор. Амундсен желает во что бы то ни стало оставить честь открытия за Норвегией и Северного полюса. Он хочет идти в 1913 году, а мы пойдем в этом году и докажем всему миру, что и русские способны на этот подвиг», – писал он в Главное гидрографическое управление. И подобное не могла не оценить позднее Советская власть, ведь страна под ее управлением была «страной героев» в праздники и будни. И Седов очень под это определение подходил. Недаром ни одна книга, ни одна статья по истории Крайнего Севера не обходилась и по инерции не обходится по сей день без восторженного упоминания о его экспедиции. «Словно она, без жертв и потерь, завершилась небывалым успехом, «покорением» полюса, достижением поставленной цели! Какой полюс? – вопрошал впоследствии в научном журнале «Природа» известный полярник З. Каневский в статье «Не сотвори себе кумира». – Можно ли поминать всуе и доселе труднодостижимую точку, на пути к которой Седов прошел всего сто с чем-то километров? Сто из двух тысяч…»

Кстати, к этому времени на Северном полюсе уже успели побывать американцы Ф. Кук (в 1908 году) и Р. Пири (1909). Правда, близился 1913-й, 300-летие династии Романовых, и ох, как хотелось преподнести подарок самодержцу и получить с этого определенные дивиденды. Вот и очерк, опубликованный накануне экспедиции, Седов без ложной скромности назвал «Как я открою Северный полюс». В одном из фельетонов того времени была даже такая реплика: «Как Америку, открыть Северный полюс можно лишь один раз. Так что непонятно, о чем хлопочет Седов…»

Попал как кур в ощип

Но как бы там ни было, 14 июня 1912 года «Ставропольские губернские ведомости» с удовольствием опубликовали новость о том, что земляк, ветеринарный врач Кушаков, после его просьбы к Седову включен в состав арктической экспедиции, предоставив ей в безвозмездное пользование свою химико-бактериологическую лабораторию. Поддавшись «шапкозакидательским» настроениям, он готовился совместить две ипостаси: страсть к путешествиям и изучение полярного животного и растительного мира. Не предполагая, что экспедиция подготовлена из рук вон плохо. Времени-то было в обрез, а 300-летие дома Романовых приближалось…

Несмотря на серьезную критику, вначале цель экспедиции была одобрена правительством, то есть предполагалось госфинансирование. Однако, рассмотрев представленный Седовым план достижения Северного полюса, комиссия Главного гидрографического управления его «зарубила» из-за нереальности и в выделении средств отказала, хотя в нее входили покровители Седова с первых его шагов. И запрос на 50 тысяч рублей, направленный по инициативе «Русской национальной партии», Госдумой был отвергнут. Лишь после поддержки и публикаций черносотенной националистической газеты «Новое Время», наделавших в обществе много шуму, был организован сбор добровольных пожертвований. Не смог обойти стороной столь патриотическое начинание и Николай II, который внес частный взнос – 10 тысяч рублей.

В результате на собранные деньги Седов арендовал старую шхуну «Святой великомученик Фока», бывший норвежский барк «Гейзер» аж 1870 года постройки. Из-за спешки судно не удалось отремонтировать как следует, отсутствовала радиостанция – не удалось нанять радиста, и оборудование оказалось бесполезным. Плюс ко всему перед стартом выяснилось, что грузоподъемность «Фоки» не позволяет взять все необходимые припасы – была оставлена на берегу часть продовольствия, топлива, питьевой воды и снаряжения. Вдобавок капитан, его помощник, штурман, механик, помощник механика и боцман отказались выходить с Седовым из-за плохой подготовки к плаванию и уволились – ему пришлось срочно набирать новую команду. Также в спешке по сильно завышенным ценам в Архангельске были закуплены… дворняжки вместо ездовых собак (профессиональную свору пришлось докупать). Да и ветеринару Кушакову пришлось исполнять обязанности судового врача…

Короче, 28 августа «Святой великомученик Фока» торжественно вышел в плавание. Павел Георгиевич, наверное, клял себя, что связался с авантюристом, записывая: «Искали все время фонарей, ламп – но ничего этого не нашли. Не нашли также ни одного чайника, ни одной походной кастрюли. Седов говорит, что все это было заказано, но, по всей вероятности, не выслано…Солонина оказывается гнилой, ее нельзя совершенно есть. Когда ее варишь, то в каютах стоит такой трупный запах, что мы должны все убегать. Треска оказалась тоже гнилой…»

Итог двухлетней экспедиции известен: гибель ряда членов экспедиции, в том числе от цинги и голода, и смерть самого Седова в 1914 году. Его спутники похоронили на о. Рудольфа – обернули в два парусиновых мешка, сделали крест из лыж и положили в могилу флаг, который Седов намеревался установить на Северном полюсе (кстати, позднее миф о нем стал основой известного романа Каверина «Два капитана»).

Кушаков спасся. Но влюбился в Север, потому и возглавил очередную полярную экспедицию вместо погибшего Седова к месту на Таймыре, которое сегодня называется поселок Диксон. Он явно учел уроки предыдущего бесславного и трагического путешествия. Достаточно привести лишь один пример: им было завезено несколько десятков первоклассных породистых ездовых собак – эта свора станет основой позднее ставшего знаменитым среди полярников местного собачьего питомника. Первое зимовье там прошло по строгому распорядку, который он, как человек основательный, ввел. Подъем в 6 утра, завтрак. С 8 до полудня наружные работы: заготовка снега для воды, подвозка плавника, пилка дров, очистка домов и метеоплощадки от снега. В 12 часов обед. После него внутренние работы. В семь часов вечера ужин, затем гимнастические игры, охота, катание на упряжках… Летом 1917 года зимовщикам прибыла первая смена, так начиналась российская полярная служба на Диксоне, где до сих пор хранят светлую память о нашем земляке.

Особняк Кушакова в Ставрополе был национализирован в 1920 году, его владелец скитался по стране, пока в 30-х его след не затерялся. В годы нэпа, по данным краеведа Г. Беликова, на нижнем этаже здания был открыт ресторан «Сан Ремо», а на верхнем – детский дом. Потом здесь находилась краевая библиотека. В период оккупации в нем разместилась немецкая часть. Перед отступлением фашисты хотели его уничтожить, но живущие по соседству, боясь распространения огня, сумели затушить пожар, благодаря чему здание и сохранилось. В январе 1943 года в особняке обосновалась городская телефонная станция, уже новые службы связи остаются в нем и сегодня. А на фасаде по-прежнему якоря.

Валентина КИСЛЕНКО.

Фото Владимира КРИВОШЕЯ.