Жаркое лето 2014-го

Елена Павлова

Сегодня мы завершаем серию материалов о защитниках Новороссии, о маленьком шахтерском городке Ровеньки, ставшем крепостью ополчения в Луганской степи. Впечатлений и мыслей после этой командировки, конечно, хватило бы еще на пять материалов. 

У нас есть шанс построить другую страну

На войне как на войне.
Елена ПавловаНа войне как на войне.

В «самостийной и незалежной» на данный момент спираль истории словно скрутилась в клубок, выдернув из прошлого и переместив в настоящее самые страшные лихолетья трагичного 20 века: братоубийственную войну и махновщину, репрессии, фашистское нашествие, развал и распил страны. Удивительно, но в один день два разных человека, не сговариваясь, высказали одну и ту же мысль:

- Все это рано или поздно должно было произойти. И хорошо, что произошло сейчас. Через десять лет народ было бы уже никак не встряхнуть - он к тому времени сгнил бы на корню.

Первым об этом сказал казачий атаман Ровеньков Сергей Турьев, которого все, как в старые добрые времена, зовут просто по отчеству - Демьяныч.

- Я с того времени, как все тут заварилось, дважды в Волгоград выезжал. И вот что сразу видно: народ в России душой и головой намного здоровее нашего. В России люди больше за нас переживают, чем мы тут сами за себя. Вот потому это с нами и случилось, что многие уже дозрели до того, чтобы идти как овцы на закланье.

- Но ведь не все. Вон сколько ребят хороших в ополчении.
Демьяныч кивает:

- Вот потому сейчас у нас еще есть шанс построить новую страну.

- Так ведь по приказу киевской власти города бомбят, сколько всего разрушили.

- Ничего, восстановим. Сначала трудно будет. А потом, коль по-хозяйски подойти, с голоду не помрем. Земля тут щедрая, шахты работают. Они почти всем тут работу давали. У нас на Ровеньках с 70 тысячами жителей 12 тысяч шахтеров. Я ж сам бывший шахтер, 27 лет под землей провел.

…Атаман о чем-то задумывается, потом продолжает:

- Разрушено, конечно. И не только бомбами. Здесь больше 20 лет все рушили. Вон «копанки», видите. Это добыча велась на малой глубине. Экология гробится. Да разве «хозяев жизни» это волнует? Они ж тут не жили. Им важно, что затраты минимальны, а доход большой. Вы думаете, у нас дороги танками разбиты? Они и раньше такими были. С «копанок» уголь возили тоннами. Вы б видели эту транспортировку – многотонные вагонетки по дорогам таскали. Какой же асфальт это выдержит… Колхоз-миллионер тут был. Где этот колхоз?.. Завода аппаратуры тоже нету…

Александр Шушанфу. Здесь он — на одном из последних боевых выходов. 13 августа он погиб.
Елена ПавловаАлександр Шушанфу. Здесь он — на одном из последних боевых выходов. 13 августа он погиб.

…Среди прокаленной солнцем степи то и дело мелькают зеркальные блюдца озер.

- Это «станочки» (зарыбленные пруды), - объясняет Демьяныч. – Мы их тоже заберем – для обеспечения продовольственной безопасности Донбасса.

- А чьи они были?

- А ими у нас менты владели.

- В смысле милицейские начальники? И где они сейчас?

- Сбежали, - атаман лукаво усмехается, - или не сбежали.

Ровеньковские будни

…Так или иначе, милиции в Ровеньках и освобожденных от нацгвардии окрестностях сейчас нет – функции правоохранительных органов выполняет ополчение. Ополченцы патрулируют город в период комендантского часа, отслеживают поток въезжающих и выезжающих машин на блокпостах (это кроме выполнения непосредственных боевых задач), а в городской черте следят за исполнением объявленного в Ровеньках «сухого закона». Повезло тем дяденькам, что пили пиво на лавочке, ругая этот самый закон. Не знаю, где взяли пенный напиток, потому что с прилавков магазинов давно исчез не только алкоголь, но и многие предметы первой необходимости. Но попадись эти граждане с пивом на глаза ополченцам, идти бы им на общественные работы. А за езду в нетрезвом виде в условиях военного времени можно лишиться и транспорта. По первости обычно накладывается штраф, идущий в фонд ополчения, нарушитель недели две бесплатно метет городские улицы, а на второй раз машину могут и конфисковать.

 Олег Жовнин из Волгограда воевал в Афгане и Чечне, теперь воюет за Новороссию  и собирается здесь жить и работать после победы.
Елена Павлова Олег Жовнин из Волгограда воевал в Афгане и Чечне, теперь воюет за Новороссию и собирается здесь жить и работать после победы.

Кстати, ополченцы не жалеют и собственные авто. Многие личные машины уже полностью «убиты» на раздолбанных фронтовых дорогах, продырявлены автоматными очередями. Пока еще не на все нужды хватает трофейной техники, и по проселочным дорогам снуют старые добрые «Лады» и дорогие внедорожники, похожие на модернизированные тачанки с выставленными в окна дулами автоматов.

Жители со всеми проблемами сейчас тоже обращаются в комендатуру. Здесь дважды даже браки регистрировались. В отсутствие участковых на «боевые действия» между мужьями и женами, грабежи и разбои тоже приходится выезжать нарядам ополченцев.

Органы городской власти в городе действуют, забот тут выше крыши. Отсутствуют Интернет, стационарная телефонная связь. Постоянно глушится мобильная. У мобильников здесь вообще, как у медали из русской поговорки – две стороны: одна полезная, другая – опасная. С одной стороны, стараешься уловить любые просветы, когда появляется сигнал, чтобы хоть пару слов сказать родным. С другой - понимаешь, что в «Киев-стар» сейчас работают не только безобидные девушки-операторы, что сигнал мобильника, как радиомаяк, и что противником отслеживается и скопление этих маяков, и перемещение по городу интересующих его сигналов. Не случайно при выезде из города нам настоятельно советовали выключать мобильные телефоны и вынимать батарейки. Воды в городских квартирах нет уже с конца прошлого месяца. Благо, еще в Ровеньках и окрестностях много природных источников, позволяющих избежать эпидемиологической катастрофы. Доставка воды в жилые кварталы организуется, жители и сами спускаются за ней к родникам. Но понятно, что не всем это под силу. Во всяком случае, нехватка живительной влаги при сорокаградусной жаре ощущается очень сильно. Ополченцы испытывают те же тяготы, что и жители. Уже на вторые сутки, после ночи, проведенной в спартанских условиях многолюдной казармы Георгиевского батальона, мы с волонтером Ирой из Москвы, приехав в комендатуру, просто ошалели от счастья, увидев плотину-водопад прямо на территории части. Воду в умывальнике и душе можно было не экономить. Потом нас на пару дней приютил ополченец Андрей, за что ему большое спасибо.

Важно, чтобы нас понимали

Сейчас вот пишу, а перед глазами – калейдоскоп лиц и судеб. И сказать хочется о каждом. Но это уже получится документальная повесть.
Запомнились ребята, шестые сутки ждавшие в Георгиевском батальоне «коридора» на Донецк. Лена, Штефан, Денис, Гасан. Оттуда, из блокированного нацгвардией города, они вывозят раненых, а потом возвращаются обратно. Чтобы группа могла пройти, ополченцам «коридор» приходится пробивать. Донецк – в двойном кольце. За себя они уже не боятся. Они уже пережили Славянск, и до сих пор переживают гнетущее чувство утраты от того, что Брестскую крепость Юго-Востока Новороссии пришлось оставить.

Эта церковь в Нагольно-Тарасовке кажется новой,  однако это самый старый храм в Луганской области. Отстроен он 225 лет назад.
Елена ПавловаЭта церковь в Нагольно-Тарасовке кажется новой, однако это самый старый храм в Луганской области. Отстроен он 225 лет назад.

Это решение было неожиданным и страшным, оно стало серьезным ударом по моральному духу ополчения, который только сейчас, после серии побед на юго-восточном фронте, постепенно восстанавливается. Но как ни тяжело это говорить, ребята все, как один, говорят: решение о переброске сил в Донецк было единственно верным. Сил удержать Славянск у ополчения не было. Это говорит даже Лена, которая родом оттуда. Кстати, из всех врачей города она единственная ушла с ополченцами. Родители Штефана погибли под завалами своего дома в том же Славянске. На тот момент он не был в ополчении, но когда в родной город вошла нацгвардия, ушел и брел куда глаза глядят, без цели, без сил, без желания жить. Его, полуживого, подобрал санитарный конвой. С тех пор Штефан ездит с этими ребятами. Это стало смыслом жизни. Родители Дениса тоже погибли во время обстрела Углегорска. Но, он на ту пору уже воевал в ополчении, взять в руки автомат заставила трагедия Одессы.

- Я даже в армии не служил, - говорит Денис, - а сейчас могу стрелять из чего угодно. Надо будет, и в танк сяду.

Гасан приехал воевать на стороне Новороссии вместе с сыном из Белгородской области. На самой границе с Украиной он живет с 1978 года.

- У меня дом пограничный, - смеется он. – Половина огорода в России, половина – на Украине. Вообще я 9 лет на Кавказе за Россию воевал. А теперь здесь – по собственной инициативе. Потому что тут бьют по Новороссии, а метят в Россию. Мы наслушались уже радиоперехватов на польском и английском. Видали среди побитой нацгвардии и негров.

Я говорила с Сергеем из Тюмени, который вернулся в родные Ровеньки, где родился и вырос, где по сей день живут двое его братьев, чтобы вместе с ними воевать за свою малую родину. Общалась с Олегом Жовниным из Волгограда, который в свои 60 не смог оставаться в стороне, потому что понимал, что тот опыт, который он приобрел в Афгане, Карабахе, Чечне, здесь будет очень нужен. Он шел сюда один – пешком от самой границы, в том числе через минные поля.

Благо, и саперное дело он знает очень хорошо. А после победы Олег Анатольевич собирается здесь остаться, даже работу по душе уже нашел.

- А как нас – тех, ко воюет на стороне Новороссии, называют в России? – спросил меня наш земляк Алексей из Красногвардейского района.

- Добровольцы, - я сразу даже не поняла смысл вопроса.

- Дома понимают, почему мы здесь? Что всех этих нелюдей здесь и сейчас остановить надо, чтобы они к нам не пришли…

- Конечно, - кивнула я.

- Нам очень важно, чтобы понимали, - улыбнулся Алексей в пшеничные усы.

Чтобы оставаться русскими людьми

Мы с отцом Александром познакомились еще с одним удивительным человеком. Это настоятель Успенского храма в деревне Нагульно-Тарасовка, куда пыталась прорваться, но так и не прорвалась нацгвардия.

- Я знаю, если только они сюда войдут, меня придут убивать первым, - говорит отец Михаил.

Он не боится нацистов, сам бывший военный, получивший инвалидность при выполнении боевых задач еще в Советской армии. Сейчас фронт здесь. Отсюда, с амвона церкви, построенной еще 225 лет назад, он говорит своим прихожанам очень важные слова, что, утрачивая веру, мы теряем чувство Родины, что русские, украинцы, белорусы – это один народ, духовно и исторически относящийся к русскому миру.

- Церковь об этом говорила все 20 лет, - говорит батюшка. – А политики все эти годы пытались нас разделить. То же самое делали и некоторые педагоги в школе, выполняя идеологические установки украинской системы образования. Вплоть до того, что некоторые учителя пытались внушить родителям, чтобы те не пускали детей на мои службы и проповеди.

Но люди все равно идут сюда и ведут детей – в церковь, и к кринице, откуда бьет святой источник. Их не так много, но сюда приходят те, кто не теряет веры в Бога и свое многострадальное Отечество.

Другие защищают свои святыни с оружием в руках. Они готовы пожертвовать за них жизнью. Я видела, как ополченцы прощаются со своими боевыми товарищами. Хоронили парня по имени Сергей, получившего смертельные ранения при захвате диверсионной группы. У него остались сын и маленькая дочка. А на следующий день прощались с погибшим при налете авиации противника на позиции ополченцев Александром Шушанфу. Вот он – на снимке. Почему у него был позывной Берет, уже не спросишь. 13 августа он погиб. Боевые товарищи говорят, что Александр Шушанфу не прятался от пуль, сжег немало вражеской бронетехники. Когда нацгвардия вошла в его родной город Артемовск, он вывел из окружения группу ополченцев и воевал уже здесь, в Ровеньках. И хотя Александр Николаевич был украинцем, его друг Андрей называет его настоящим русским солдатом.

А армянин Арман, о котором мы писали когда-то в материале «Отступать нам некуда», просит меня:
- Напишите, пусть в России знают, что здесь люди воюют и погибают за то, чтобы оставаться русскими.

защита, Ровеньки, Новороссия