Исповедь человека, узнавшего цену одного звонка
Представьте: обычный день, привычный ритм жизни, и вдруг тревожный звонок или леденящее душу сообщение. «В торговом центре заложена бомба». «Школа под угрозой». «Взрыв неминуем». «Дети взорвутся». Слова, от которых замирает сердце, а в голове мелькает только одна мысль: «Что делать?!»
К сожалению, для жителей Ставрополья это уже не сюжет триллера. Текущий месяц принёс региону череду тревожных эпизодов — ложных сообщений о готовящихся терактах. Ложных, но от этого не менее разрушительных.
НА ПРИМЕРЕ ОСУЖДЁННОГО ИЗ СТАВРОПОЛЬСКОЙ ИСПРАВИТЕЛЬНОЙ КОЛОНИИ
МЫ РЕШИЛИ РАЗОБРАТЬСЯ: КТО ТАКИЕ ТЕЛЕФОННЫЕ ТЕРРОРИСТЫ?
Каждый человек — автор собственной истории. Кто-то выбирает путь стабильности: привычная среда, предсказуемая рутина, размеренный ритм жизни. Другие, напротив, словно находятся в постоянном движении: меняют профессии, ищут новые смыслы и не боятся радикальных перемен. Ведь жизнь каждого из нас — карта с неповторимым маршрутом: кто-то выбирает одну точку на долгие годы, а кто-то постоянно меняет координаты. Осуждённый Александр (имя изменено) был из числа вторых.
Сейчас он отбывает наказание в колонии № 6 УФСИН России по Ставропольскому краю за заведомо ложное сообщение о готовящихся взрыве, поджоге или иных действиях, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, совершенное из хулиганских побуждений в отношении объектов социальной инфраструктуры либо повлекшее причинение крупного ущерба (ч. 2 статьи 207 Уголовного кодекса Российской Федерации).
Исправительное учреждение расположено в хуторе Дыдымкин Курского муниципального округа — небольшом населённом пункте, удалённом от крупных городских центров. Это место отличается спокойной сельской обстановкой и относительно небольшой численностью населения (менее трёх тысяч человек), доехать сюда тоже непросто.
В интервью мы расскажем, как за несколько минут можно перечеркнуть будущее себе и своим близким, потерять семью и заработать пожизненное клеймо «террорист».
Александру скоро исполнится 48 лет: высокий, смуглый, седой, кареглазый, с натянутой улыбкой и грустным взглядом. С 2024 года он отбывает наказание в колонии и за прошедшее время сумел адаптироваться к непривычным условиям жизни. Подъём, проверки, представление по требованию — всё это стало для него привычной частью бытия.
ПОСЛЕ ВЗАИМНОГО ПРИВЕТСТВИЯ ПРИСТУПАЕМ К ЗНАКОМСТВУ
— Расскажите о детстве, семье, друзьях. Что помните? Какие воспоминания значимы для вас?
Он усмехается — горько, почти насмешливо:
— Я думал, будем о преступной деятельности говорить, а не о личной жизни… Что можно сказать? Отличное детство было у меня: любящие родители, учился хорошо, спортом занимался. Все детские и юношеские годы провёл в Черкесске.
Он будто заглядывает в другую реальность, где всё ещё цело: родители молоды, он — не террорист, а просто мальчишка с горящими глазами и большими мечтами.
— Вы один в семье? Нет братьев, сестёр?
— Есть старший брат. Был.
— А почему в прошедшем времени?
— Потому что он отказался от меня, не знаемся. Из-за моей ошибки.
— Только с братом не общаетесь?
— Не только. Дочка старшая не хочет общаться.
— Расскажите о своей жизни: образование, работа, женитьба, рождение детей.
— Да всё, как у всех! Учился я хорошо, окончил одиннадцать классов, поступил в техникум на тракториста-механика широкого профиля. Не удивляйтесь: родители так решили, вот я и пошёл. Потом получил высшее образование, стал управленцем. Семью завёл рано, по современным меркам, сразу дети родились. Дальше — как у всех: дом построил в Пятигорске, родителей из Карачаево-Черкесской Республики перевёз.
Он говорит «как у всех», но в голосе звучит горькая усмешка. Потому что знает: «как у всех» — это не про него. Теперь его жизнь — это стены, лай собак, распорядок и тишина, в которой громче всего звучат голоса родных, отказавшихся от общения с ним.
— Мы, кажется, пропустили ваш переезд на Ставрополье.
— Как пропустили? — улыбается он. — Здесь со студенчества живу. Да я за 30 лет где только не жил, если перечислять, пальцев на руках не хватит. Вот только незадолго до ареста вернулся в край из Москвы.
— А семья с вами переезжала? Кстати, сколько детей у вас?
— Первая семья со мной везде ездила, но они остались в Москве. Разошлись мы. В Невинномысске я второй раз женился. Давно были знакомы, поэтому и получилось всё быстро. Детей у меня пятеро: трое от первого брака и двое от второго. Тяжёлые темы затрагиваете.
— Мы как раз подошли к моменту совершения преступления. Это же было в Невинномысске?
— Да, в Невинномысске. Я там открыл станцию технического обслуживания и обосновался.
— Как это произошло? Что подвигло взрослого, образованного человека заняться телефонным терроризмом?
Опустил глаза…
— В общем, чуть-чуть я загулял… — начинает он тихо. — Мой друг детства, одноклассник Коля, приехал в гости. И вот я позволил себе и рыбалку, и долгие посиделки. Всё это, конечно, с алкоголем. Несколько дней безудержного веселья… Не отошёл ещё толком и поехал на работу в свой автосервис. Навеселе был... Продолжили праздновать там. Тут в гости знакомый из Краснодарского края с младшим братом заехал. Он подросток, но так загорелся автослесарным делом. «Хочу у вас подрабатывать», - говорит. Я и предложил ему подработку. Но возникла проблема — школа и прогулы. И тут я по пьяному делу крепко взялся за решение этого вопроса. Телефон в руки — и начал звонить учительнице. Она не отвечала. Я разозлился: пообещал ведь пацану и не выполнил… Непорядок! Самолюбие взыграло. И я психанул. Сказал, что сейчас всех найду… Звоню на номер 112. Начинаю сначала что- то несвязное мямлить. Пьяный… Один звонок. Всего один пьяный порыв — и вся жизнь пошла наперекосяк.
Голос немного срывается. Он разворачивается к стене, будто пытаясь спрятаться от собственных воспоминаний. Тишина. В ней — всё: стыд, раскаяние, осознание непоправимости содеянного. Он не ищет сочувствия, не пытается смягчить вину — да и это невозможно.
— Я могу напомнить ваше сообщение, записанное оператором: «Угроза теракта. Успенский район, село Успенское, в первой школе. Вызовите опергруппу, подвал проверьте». Так?
Долгая пауза. Наконец едва слышно:
— Да, мои слова. Говорил про подвал. Подумал, где же ещё бомбу прятать, если не там. После этого положил трубку. Только через время до меня стало доходить, что я натворил делов…
— Ну это неудивительно. Наверняка все местные социальные сети и мессенджеры эту информацию сразу распространили, чтобы обезопасить общество и уберечь от возможных жертв. Вы горе людям принесли.
— Таких мыслей тогда не было.
— Александр, немного процитирую: «Я просто подумал… Я просто сказал… Я просто положил трубку…». А было понимание, что ваш звонок — это сирены, перепуганные лица, эвакуация, полицейские, паника, страх за своих детей и близких? Пришло осознание: то, что казалось пьяной шуткой, стало реальностью? Жуткой, необратимой реальностью?
— Не думал об этом… Я долго не мог понять, какое горе может принести один телефонный звонок. Это когда себя представил, то первая мысль в голову пришла: а если бы сердце не выдержало у кого-то… Стыдно… Вроде не глупый и дожил до взрослых лет. Думал, пошучу, пар спущу, как говорится, брошу трубку — и всё. А оно…
Он пытается приободриться, улыбнуться, слова даются с трудом, но продолжает.
— Оно же не исчезает, правда? Не испаряется как дым. Оно остаётся. В памяти людей. В их страхе. В моей жизни. Навсегда. Теперь я знаю: одно слово может сломать всё. И самое страшное — нельзя ничего вернуть. Нельзя сказать: «Извините, я пошутил». Потому что шутка закончилась. А последствия — нет. Здесь, в колонии, впервые по-настоящему начинаешь понимать реальную цену той ошибки. Цену, которую плачу не только я, но и моя семья. Те, кто поверил в меня когда-то.
— Мы обязательно вернёмся к этой теме в конце разговора. Расскажите о задержании.
— Произошло всё на следующий день. Утром я позвонил другу — по делам нужно было в Железноводск поехать. Там сходил на рынок, купил оборудование… Но было ощущение, что кто-то следит, что ли. И только когда ехали обратно, меня задержали. Вывели, посадили в машину и повезли в Невинномысск. Я даже не успел понять ничего, просто ехал, думал о делах, о том, что планировал ещё сегодня купить. А потом посмотрел на наручники и поймал себя на мысли, что никаких дел у меня уже, кроме решётки, не будет и одежды, кроме робы, никакой. С этого дня начались допросы, камеры.
— Вы когда-нибудь нарушали закон до этого? Сталкивались с правоохранительными органами?
— Нет, никогда! Всю жизнь старался жить по правилам. Всё, как у людей. И в семье я один такой, кто переступил черту. Это особенно тяжело осознавать.
— Опишите своё состояние в момент, когда перешагнули порог колонии.
— Как у любого нормального человека — был страх. Это же не санаторий. Стены, колючая проволока, решётки, чужие лица… Всё чужое. Здесь чаще один стараюсь быть — в своих мыслях, воспоминаниях. Постоянно всплывает смех детей, разговоры с женой. Уже начинает казаться, что это был не я. Что это чья-то другая жизнь, не моя. Как в интернете модно пишут: «осколки уже не склеить» или как-то так. Вот моя жизнь – это именно такие осколки.
— Как вы справляетесь с этим?
— Пытаюсь найти смысл. Вот отучился на сварщика в колонии — здесь ПТУ есть. Все книги в библиотеке по этой теме прочёл.
— Расскажите об отношениях с родными. Как они сейчас складываются?
— Складываются… как у террориста, — он горько усмехается, но в глазах не ирония, а бездонная тоска. — Я же себя клеймил: «склонен к совершению преступлений террористического характера и экстремистской деятельности». Никого не виню. Старшая дочь отвернулась, видимо и здороваться не станет, про брата уже говорил. Что ещё сказать? Жена подала на развод… Сейчас мысли мучают, что мелкому сыну карьеру загубил. Он погоны носить хочет, грезит этим с детства, а с таким отцом — не знаю, как сложится у него. Знаете, тяжело это, когда своей ошибкой ты не просто перечеркнул собственную жизнь, но и разрушил мечты ребёнка.
— А родители? Я слышала, что ждут и поддерживают. Как они отреагировали на то, что их сын преступник?
Он закрывает глаза, словно пытаясь сдержать слёзы, и закашливается.
— Это моя ноша и мой грех. Тяжело они отреагировали. Разве кто-то радуется такому? Они пожилые у меня очень. За всё время доехать смог один раз только отец. Обнял меня, сел в угол и минут 20 плакал, я подойти к нему не решался. Первый раз видел его слёзы. Мама приехать так и не смогла. Связь поддерживаем. Сдают они, здоровье с каждым днём всё хуже. Их я сгубил в 2024 году. Стресс просто так не проходит.
— Александр, о чём мечтаете? Какие планы на будущее?
— В жизни я не пропаду. Всегда работал, руки на месте, себя и детей прокормлю. За это не переживаю, — делает паузу, словно взвешивая каждое слово. — А мечта действительно есть. Мечтаю через год с небольшим увидеть и обнять своих родителей. Застать их живыми и попросить прощения, исправить всё, что можно.
Иногда достаточно мгновения, чтобы потерять всё: репутацию, семью, свободу. И вернуть это уже нельзя.
Тот звонок стал точкой невозврата. Три года свободы — потеряны. Родные — вне досягаемости. И теперь одно-единственное желание: увидеть родителей живыми, хоть на миг.
История Александра — не оправдание поступка, а горькая правда о том, как легко переступить черту и как трудно вернуться. Это предупреждение и напоминание: каждое слово, каждый поступок имеет цену. И порой эта цена оказывается непомерно высока.
Анастасия МАСТЕПАНОВА.
Фото пресс-службы УФСИН по СК
