История страны – каждый ее день, особенно такой трагичный, как 22 июня 1941-го, соткана из людских судеб. Ставропольским парням, которых вы видите на этих довоенных снимках, довелось вступить в бой с фашистами уже на рассвете первого дня войны. Пограничнику Павлу Капиносу – в районе белорусской деревни Новоселки, артиллеристам – братьям Алексею и Николаю Кравцовым – под украинским Ковелем. Для Павла и Николая их первый бой стал последним...
Застава готовилась к бою
Подвиг пограничников 2-й заставы 17-го Краснознаменного Брестского погранотряда войск НКВД увековечил в своей книге «Первые залпы» писатель-пограничник Сергей Мартьянов. Он, честно говоря, тоже совершил гражданский и человеческий подвиг, через двадцать лет после июня 1941-го перешерстив архивы, отыскал всех оставшихся в живых свидетелей и участников тех событий. Книга есть в открытом доступе в Интернете, прочитайте – в ней всего 19 страниц. Взгляните на два последних мирных дня глазами тех, кто всю жизнь их помнил. О том, как начиналась война, вы узнаете из первых уст.
В том числе и о том, как 19-летний ефрейтор Павел Капинос в течение десяти часов отбивал повторяющиеся атаки немецкой пехоты. Отбивал, даже когда в живых на своей позиции остался он один. И пока у пограничника не кончились боеприпасы, с северо-западного направления, которое прикрывал, ни один фашист не прорвался. Последний патрон Павел оставил себе, как настоящий солдат. В этом своем первом и последнем бою пограничник Капинос уничтожил несколько десятков немецких солдат.
Надо сказать, что 2-я застава все-таки готовилась к бою. Особенно – после того как пограничникам, идущим вдоль берега Буга (это были замполит заставы Леонтий Горбачев и ефрейтор Павел Капинос), человек, доплывший до середины реки с противоположного – польского – берега, прокричал: «Готовьтесь! В воскресенье в четыре утра на вас нападут!»... Несмотря на строгие инструкции о «нераспространении панических слухов», согласно которым пограничники не должны были верить ни глазам своим, ни ушам, на заставе и в комендатуре к этому предупреждению отнеслись серьезно. Учитывая возможную провокацию, все же проверили, усилили и даже разведку на тот берег послали. И вообще за тем берегом пристально наб-людали. Видели и лодки, замаскированные под стога, и орудия. И диверсионную группу в советской форме у себя уничтожили – тихо, без шума. Офицеры понимали: что-то готовится, и если не война, то бой заставе точно предстоит. Не врал тот человек на реке.
А Павел Калистратович Дудко (автор книги и его нашел) и не думал врать. Он рисковал собой, крича с реки советским пограничникам то главное, что узнал от немецкого военного инженера, квартировавшего в его хате. Тот так боялся войны с СССР, что с горя напился и разоткровенничался: «Наш Гитлер спятил! – пьяно ругался он. – В воскресенье мы нападем на русских». А у Павла Калистратовича на советской стороне Буга вся родня жила, да он и сам, как видно по фамилии, не поляк, потом – после войны – тоже в СССР переселился. Так что застава была предупреждена, и у ее начальника младшего лейтенанта Василия Горбунова, который после проверок-перепроверок информации никаких приказов сверху получить не успел, все же было время подумать, как организовать оборону. Семьи перевели в укрытия. Личный состав находился в полной боевой готовности. Поэтому массированный удар, который нанесли по расположению погранзаставы фашисты, не привел к случайным жертвам и не вызвал паники.
Бой первый и последний
Немцы же не ожидали такого отпора. Уже при переправе через Буг, не успев ступить на берег, фашисты натыкались на плотный огонь.
Правда, силы были не равны. Застава располагалась в самом центре большой деревни Новоселки, и оборону нужно было занимать не по периметру части, а за огородами, по всем «танкоопасным направлениям» на окраине. Из всех направлений самое стратегически важное, с единственной ведущей в село дорогой, а значит – и самое напряженное было северо-западное. Вот его-то как раз и закрывали снайперы Павел Капинос и Иван Бузин. Больше людей командир дать не мог. «На усилении» у них был только станковый пулемет.
В музейном комплексе «Брестская крепость-герой» хранятся воспоминания начальника заставы Василия Горбунова, где на четырех листах убористым почерком написано все об этом бое, о том, как геройски и профессионально вел себя в этом бою Павел Капинос, как выбирал он в прицеле фигуры офицеров, как снайперским выстрелом заставил замолчать вражеский пулемет, а потом таким же выстрелом снял минометчика. А затем отложил винтовку и лег за пулемет. Бузин помогал, направлял ленту. Потом Павел отправил друга на заставу за боеприпасами. Они кончались. Держался, сколько мог, ждал – вот сейчас Иван вернется, притащит коробки с пулеметными лентами. Павел не знал, что его товарищ, даже не добравшись до заставы, умирал в траве у грунтовки, истекая кровью. Было два пополудни, когда окончательно стих пулемет Капиноса. А потом прозвучал только один винтовочный выстрел...
Павла Капиноса больше не было на свете. Ему исполнилось всего 22 года. Высокий, чернобровый, черноволосый. Его очень любили все на заставе. И новобранцы сразу к нему тянулись. Павел с ними с радостью занимался, делился знаниями и навыками. Таким его запомнил начальник заставы и другие друзья-товарищи, которым посчастливилось остаться живыми, пройдя фронтовыми дорогами от Бреста до Берлина.
Память роднит города и села
Похоронил Павла местный житель Андрей Паневский, он пробрался на поле недавнего боя, затаился в каком-то укрытии и пережидал, пока немцы, злые и уставшие, уносили с места битвы своих убитых. Только на этом участке они потеряли больше шестидесяти солдат и офицеров. Дорого фашисты заплатили за свои первые разрушительные шаги по советской земле...
Когда стемнело, Андрей Паневский стал искать наших убитых. Черноволосый парень лежал у пулемета в окопчике. Андрей расстегнул карман его гимнастерки, достал документы, письма. Раскрыл красную книжечку – комсомольский билет. «Павел Капинос», – прочитал он... В том же окопчике он и похоронил пограничника. Уже после войны, в 1948 году, всех погибших бойцов 2-й заставы перезахоронят в братской могиле, поставят памятник.
А еще через 17 лет приедет поклониться могиле сына и его боевых товарищей отец Павла – Пантелей Андреевич. О том, как погиб его Пашка, он узнал из той самой книги «Первые залпы», которую, к счастью, прочитал его юный односельчанин Коля Юхта. Николай рос мальчишкой любознательным – с пытливым умом, сразу сообразил: мол, если герой-пограничник Капинос родом из села Преображенского Ставропольского края, то родственники его должны же там остаться. Коля и его учитель Алексей Васильевич Андрейко отыскали отца Павла. Помогли ему составлять запросы в компетентные органы, и даже ответ оттуда вслух читали. Начальник отдела ГУ КГБ при Совете министров СССР Румянцев сообщил, что Капинос Павел Пантелеевич героически погиб 22 июня 1941 года во время боя с немецко-фашистскими захватчиками на северо-западной окраине деревни Новоселки. Ссылался высокий чин КГБ при этом на имеющиеся в распоряжении музея «Брестская крепость» материалы и доказательства, полученные от начальника 2-й заставы и жителей деревни Новоселки.
Земляки постарались увековечить память героя. Имя его – и на памятнике-стеле в Буденновске. На фасаде школы установлена мемориальная доска. Именем Павла Капиноса названы улицы в его родном селе Преображенском на Ставрополье и в белорусском селе Новоселки, где он принял последний бой... В его центре стоит и памятник героям-пограничникам 2-й заставы... Память объединяет и роднит города и села в разных уголках России и бывших союзных республик. Поэтому наши враги, которые мечтают уничтожить нас, в первую очередь стремятся уничтожить нашу общую память. Они ее ненавидят. Они ее боятся... Украинцев заставили нашу общую память предать – кого купив, кого убив, кого запугав или оболванив... Результат мы видим...
За себя и за того парня
Братья-близнецы Алексей и Николай Кравцовы служили в гаубичном артиллерийском полку, и в июне 1941-го находились вместе со своей частью в летних лагерях близ западно-украинского городка Ковеля. Граница рядом, и немецкие пилоты ее словно в упор не видели – чуть не каждый день самолеты люфтваффе на нашу территорию залетали, нагло вели разведку с воздуха. А от пограничников поступала информация, что со стороны немецких застав не доносится собачьего лая. Овчарок немцы куда-то увезли. Служилые люди понимали, что это не к добру...
Алексей своими предчувствиями даже в письме к своей девушке поделился. За неделю до начала войны отправил: мол, не жди – впереди большая кровь, меня могут ранить или убить, а тебе еще жить да жить... Маша это письмо с вложенными в него фотографиями получила аккурат 22 июня...
Только вот погибнуть суждено было не ему, а горячо любимому брату Коле. Алексей сам его похоронил в украинском местечке Старые Кошары. Душили слезы, горе и ненависть к врагу. Враг наступал, и не было времени даже посидеть на могиле брата... Но парень клялся и Николаю, и самому себе, что вернется сюда освободителем... И довелось Алексею эту клятву выполнить. В 1944 году он вновь оказался под Ковелем. И в час затишья обратился к командиру с просьбой разрешить навестить могилу брата. Тот отнесся с пониманием – даже мотоцикл с коляской взять разрешил, чтобы быстрее добраться. А начхоз выдал консервы и бутылку водки, чтобы парень с товарищами мог по-русски помянуть братишку... И они посидели, помянули.
Алексея Бог хранил – прошел он и бои под Ельней, и Сталинград, и Курскую дугу, участвовал в операции «Багратион». Победу встретил в Берлине. Алексей прожил очень долгую и хорошую жизнь. И даже осколок, который он так и носил всю жизнь в нескольких миллиметрах от сердца, не мешал ему растить детей, работать, копаться в любимом огороде. Солдат Великой Отечественной Алексей Гаврилович Кравцов и воевал, и жил за двоих – за себя и за своего брата Колю.
Фото из архива семьи Кравцовых и регионального отделения
Российского Совета ветеранов пограничной службы
