Так, по сведениям И. П. Кувшинского, вспоминал о поэте солдат, который сопровождал его в прогулке по Ставропольской крепости и за ее пределами в 1820 году. Шла Кавказская война, сейчас ее называют первой.
По дороге Александр Сергеевич расспрашивал служивого – был ли он в боях, что испытывал в минуты опасности, как ему живется вообще. Можно предположить с высокой долей вероятности, что доверительные рассказы человека с ружьем, как и наблюдения, знакомства при последующих встречах на Водах, где «пасмурный Бештау, пустынник величавый, аулов и полей властитель пятиглавый», подвигли его на создание поэмы «Кавказский пленник». Первой, не очень удачной попытки, с точки зрения не только критиков, но и самого поэта, передать с помощью ямба и хорея свое время, создать обобщенный портрет его типичного представителя в типичных обстоятельствах («Евгений Онегин» будет потом).
А вышеназванная поэма была напечатана позже, в 1822-м, и была посвящена сыну героя Отечественной войны 1812 года генерала Н. Раевского, с последним Пушкин как раз и прибыл на перекладных в малолюдный Ставрополь, преодолев свыше тысячи километров, до сотни почтовых станций, сменив чуть ли не столько же пар лошадей. Сегодня это трудно представить. Лермонтова, например, по воспоминаниям, выносили из экипажа на руках при совершении подобного путешествия из Петербурга. Дороги у нас, известно какие, ухаб на ухабе, во многом такими и, к сожалению, остаются, правда, самолеты имеются.
Весть о его прибытии «скоро разнеслась среди немногочисленных обитателей нашего города», сообщала первая частная газета в губернии «Северный Кавказ» 29 мая 1899 года в одной из статей о празднествах, посвященных 100-летию уже без толики сомнений – великого русского поэта, и почитатели его таланта «поспешили войти с ним в общение». Но и тогда он, еще совсем молодой и по-лицейски бесшабашный, озорной, уже был достаточно известен в России, говоря современным языком, благодаря «самиздату» своих свободолюбивых стихотворений – расходились по стране в рукописных копиях. За что и был, собственно, отправлен в южную ссылку. Цензура, как всегда, тупо свирепствовала, доходя до смешного. Требовала, к примеру, даже заменить при описании цвета глаз с небесного на голубой; первый, видите ли, намекал на некую близость и фамильярность греховной по определению их обладательницы к высшим силам, что якобы эти силы компрометировало, как и их представителей на земле – самодержавную власть.
В парке имени князя Барятинского
До дворянского восстания на Сенатской площади оставалось пять лет. И Пушкин, хотя и не был официально членом тайного общества будущих декабристов, а различных молодежных кружков в те годы под влиянием идеалов революции побежденной недавно Франции возникло много в России, активно участвовал в общем брожении умов, опаленных мыслью об ограничении самодержавия. Правда, позднее пережил кризис своего романтического и юношеского мировоззрения, остро ощутив социальное одиночество свое и единомышленников, пришел к мысли о бесперспективности потуг что-то изменить здесь и сейчас, разделял, но спорил с некоторыми взглядами того же одиночки европейца Чаадаева, его «Философскими письмами».
Перед приездом в Ставрополь вышли в свет и его знаменитая «Деревня», и остроумная, веселая, плотская – с легкой эротикой, полемизирующая со старшим коллегой-мистиком Жуковским поэма «Руслан и Людмила», равная по мастерству лидерам западной литературы – Гете, Байрону и другим. После чего тот, как известно, и подарил ему свой портрет с надписью «Победителю ученику от побежденного учителя». В то время им вообще владели замыслы в жанре поэмы – такой был творческий период. О чем конкретно, а Пушкин всегда исходил при написании произведений только из реальных наблюдений, не представлял, тот же «Кавказский пленник» еще только маячил где-то там, за горизонтом, он только лишь накапливал впечатления.
И не мог, конечно, знать, долго любуясь далеким Эльбрусом и цепью гор Кавказского хребта, живописными окрестностями будущего города со смотровой площадки на горе, где потом встанет Кафедральный собор, а деревья вокруг него образуют парк; что ему будет дадено имя князя Барятинского, пленившего знаменитого имама Шамиля. Разумеется, не предполагал, что потом горку вообще переименуют из Кафедральной в Комсомольскую, пройдет время – вернут исконное название и ей, и парку, станут восстанавливать в прошлом веке взорванный собор со звонницей…
«Ах, как жаль, что нельзя с Александром Сергеичем…»
Об этом и многом другом с ним поговорить бы, ау! Но тихо в будний день в парке имени Барятинского, шелестит осенняя листва, да строители возятся у собора, и молчит, не подавая и знака, «наше все». Хотя ведь явно присутствует, потому что о нем вспомнили. А тогда, в 1820-м, он просто спустился вниз по Подгорной улице, как писал «Северный Кавказ», добрался до местности, именуемой Флоринским переездом, и дальше вместе с солдатом совершил дальнюю прогулку в долину Ташлы до знаменитого родника Кипучего (сегодня - имени Серафима Саровского), где располагался северный охранный пост Ставрополя. Брели, пока служивый не предупредил, что «тут опасно оставаться. Но Пушкин не обратил внимания на предостережение и немало пробыл в лесу, в котором тогда высились лесные гиганты».
А вечером, скорее всего, сел играть в карты при свечах, большой был любитель, да и надеялся отыграть долги, которых успел наделать – они будут сопровождать его всю жизнь. Тем более и слух о его приезде прошил город, мгновенно находя желающих составить «банчок» и сразиться со знаменитым гостем из Петербурга. Как это будет и во второй скоротечный его приезд в Ставрополь, затем на Воды уже в 1829 году, когда уже не станет старшего Раевского, накануне женитьбы на Наталье Гончаровой. За эту самовольную поездку он будет отчитываться в письме перед главой Третьего отделения Бенкендорфом: понимаете, ваше сиятельство, давно не видел брата Льва, соскучился, нет сил. В других выражениях, разумеется… Хотел на самом деле, помимо шальной карточной игры в расчете на улыбку фортуны, реанимировать те чувства, которые им владели в уходящей теперь в безжалостную зрелость эпохи яркой безоглядной молодости? «Исполинский, покрытый вечным снегом Кавказ, среди знойных долин, – писал о его пребывании здесь Гоголь, – поразил его, он, можно сказать, вызвал силу души его и разорвал последние цепи, которые еще тяготели на свободных мыслях». Вероятно, опять стали тяготить?
… Памятник поэту в Ставрополе установлен на проспекте Карла Маркса у подножия Крепостной горки, где Александр Сергеевич изображен в светской, вполне «канонической» позе, в которой его можно представить и в Петербурге, и Москве, и где-нибудь в Крыму или Бессарабии, где был ссыльным, но которая явно не характерна для его состояния во время пребывания в наших северокавказских краях. Но уже одно то замечательно, что памятник есть. Значит, не забыт. На днях в историческом центре города состоялось совещание, на нем шла речь о его реконструкции и одновременно сохранении для потомков, начиная с каменного фрагмента казармы крепости позапрошлого века. Может, стоит хотя бы табличку на ней повесить или у того же Барятинского парка – здесь был, гулял Пушкин? Горожане, не говоря о гостях Ставрополя, как оказалось, об этом даже не ведают, а узнав, просто торопеют от удивления… и тут же кидаются фотографироваться. На память.
