(Окончание. Начало в № 121)
В прошлом номере завотделом публикации документов Государственного архива Ставропольского края Галина Никитенко рассказала о преступлении, совершенном в 1910 году. Расследование убийства 77-летнего протоиерея Алексея Яковлевича Ржаксинского долгое время не давало ответа на вопрос, кто посягнул на жизнь почтенного священнослужителя и что стало причиной для столь страшного злодеяния. Развязка истории хранилась всё в тех же архивных делах.
Местные жители выдвигали свои версии громкого преступления
В письме поверенного Ивана Дульветова сведения о том, что присуждение протоиерею земельного участка не было оспорено, апелляция сельским обществом не подавалась, дело перешло в стадию закрепления за ним имущественных прав. Тяжба закончилась, вспоминать не о чем.
Версий больше нет? Документы дела о расследовании повествуют, сколь неравнодушно отнеслись к происшествию сельчане, как много говорили, какие версии убийства отца благочинного выдвигали и обсуждали в Новогригорьевском и Воронцово-Александровском...
Так, вскоре подозрения вызвали приезжие крестьяне Прокофий Скидан и Яков Кирсанов. Однажды, посиживая в буфете коммерческой гостиницы за третьим графином водки, они со знанием дела рассуждали, как произошло убийство священника. Их третий собутыльник, местный житель, поспешил к приставу с информацией о возможных убийцах. Пьяницам повезло: допросы, обыски на квартирах, свидетельские показания подтвердили их непричастность к происшествию и избавили от дальнейших подозрений.
Затем обратил на себя внимание житель села Новогригорьевского Герасим Андриенко. Хозяин он был не особенно рачительный, к тому же изрядный выпивоха. Тем более странно было встретить его в мастерской сапожника Шиянова в качестве заказчика недешевых кожаных сапог для себя и башмаков для жены. С пьяной откровенностью, беседуя с мастерами, он разглагольствовал, указывая на себя: «Полиция ищет того, кто зарезал благочинного – так вот он сидит!».
Услышав это, жена его бросилась к нему и ударила по губам ладонью с криком: «Что ты говоришь!». Но все присутствующие уже услышали пьяную похвальбу. Вскоре пожаловали полицейские, и Андриенко тут же доверительно сказал уряднику: «Бери меня куда хочешь, и ищи, где хочешь, а благочинного не я зарезал. Спрашивайте у того, кого он учил». Проспавшись в камере, изрядно перетрусивший хвастун признался, что в этот день продал ссыпщику мешок семенного зерна, на вырученные деньги, предварительно хорошенько выпив, заказал сапоги для себя и башмаки для жены. Дальше, как ему кажется, опять изрядно выпил, а вот что говорил потом – не помнит. Следователь установил, что к убийству отца Алексея Герасим Андриенко не мог иметь отношения: вечером 28 июля 1910 года он находился на полевых работах и ночевал в степи.
Дело закрыто, виновные не обнаружены…
4 ноября 1910 года в Ставропольский окружной суд поступило предложение прокурора: «Дело об убийстве протоиерея Ржаксинского – на прекращение за необнаружением виновных». 7 декабря 1910 года оно вернулось на доследование: не была отработана версия зятя экономки Степаниды Герасимовны Водолазкиной. Но и после дополнительного дознания цель убийства протоиерея Алексея Яковлевича Ржаксинского осталась невыясненной следствием, виновные не выявлены, подозреваемых не осталось. 4 марта 1911 года дело было закрыто.
В селе продолжались разговоры и пересуды, жестокое преступление не забывалось. В августе 1912 года новую волну расследования невольно инициировала известная нам бывшая экономка протоиерея Степанида Герасимовна Водолазкина. В приватной беседе с заштатным священником отцом Иоанном Дьяковским она сказала, что теперь подозревает в убийстве приезжего – мещанина из города Моздока Терской области Леонтия Дудзинского. Он с батюшкой якобы сильно поссорился накануне, постоянно ходил в такой же рубашке и шляпе, что и убийца, имел похожее телосложение и рост – теперь-то она все хорошо вспомнила! Как и положено, отец Иоанн сообщил об этом полицейскому уряднику 2-го участка 2-го стана Святокрестовского уезда Шашникову. Тот в частном порядке провел расследование.
Леонтий Дудзинский, столяр и плотник, в отличие от предыдущих фигурантов дела человек работящий и непьющий, приехал в село на заработки. В тот самый день 28 июля 1910 года он в саду протоиерея завершил работу по устройству беседки для отдыха. Работой его отец Алексей остался доволен, заплатил сполна, как и договаривались. При разговоре присутствовал работник Иван Сизиков, подтвердивший слова подозреваемого. Около 8 часов вечера Дудзинский вернулся на съемную квартиру, где проживал с женой, и с этого времени до утра постоянно был на глазах соседей, квартирной хозяйки, не говоря уж о супруге. Урядник Шашников провел свое дознание в полном объеме: протоколы допросов, свидетельские показания приложены к делу. Очередная версия Степаниды Герасимовны признана несостоятельной, расследование дела вновь прекращено. Как оказалось, всего лишь до следующего года.
Одним убийством больше, одним меньше…
В деле есть также документы переписки в 1913 году по заявлению арестанта Армавирской тюрьмы, позднее переведенного в Ставропольскую губернскую тюрьму, Гавриила Осадчева. По его словам, он с подельниками совершил убийство протоиерея Ржаксинского в селе Новогригорьевском в июле (или июне, словом, летом, а может в последних числах мая) 1909 года, часов в 8, 9 или 10, но не в глухую полночь. Из дома убитого ими якобы были взяты 800 рублей. Сейчас, находясь под судом, он переживает тяжкие муки совести и желает облегчить душу признанием. Сказать к слову, на тот момент Осадчев уже был приговорен к 15 годам каторжных работ за убийство. Сообщники, которых он называет – Яков Колодяжный, Михаил Хохладжев и Лука Капуста, – также получили разные сроки каторжных работ за грабеж. Осадчев слышал, что батюшка в селе Новогригорьевском человек богатый, и предложил своим приятелям ограбить его. Много на себя Осадчев не берет – он, дескать, просто стоял на страже во дворе, в то время как его сотоварищи около получаса находились в доме. Что они там делали, почему убили священника, не знает. Сам не видел, а они ему не рассказывали, но якобы просил перед тем, чтобы никого не убивали. Они сказали, что в доме были две женщины, которых они не то связали, не то заперли. Во что были одеты участники преступления, были у кого-то синяя рубашка и черная шляпа – не помнит. Вроде бы, на головах были картузы и шапки. Местоположение дома священника, внутреннее строение двора описать не сможет. За свое участие в грабеже он получил 150 рублей. Еще около месяца компания каталась по губернии «по делам», оказались в Курсавке, где и расстались.
Следователи пришли к выводу, что рассказ Гавриила Осадчева противоречит фактам, изложенным в протоколах осмотра места преступления и допроса свидетелей от 28 июля 1910 года. Осужденный из каких-то своих побуждений берет на себя вину за то, чего не совершал, «и заявлению его, не соответствующему обстановке событий, нельзя придавать веры, ввиду чего за недостаточностью улик постановили: ходатайствовать перед окружным судом о прекращении этого дела».
Вновь возникшие обстоятельства
5 июня 1915 года прокурор Ставропольского окружного суда направил следователю 2-го судебного участка Святокрестовского уезда Ставропольской губернии для доследования по вновь возникшим обстоятельствам дело об убийстве протоиерея Ржаксинского и переписку, открывшуюся в феврале 1915-го.
13 февраля того же года священник церкви Рождества Христова села Обильного Евгений Гриценко отправил интригующее письмо старшему сыну прото-иерея Петру Алексеевичу Ржаксинскому: «Добрый Петр Алексеевич! На днях мне удалось достоверно узнать имя убийцы Вашего доброго отца. Убийство было совершено им с целью грабежа. Если Вы, Петр Алексеевич, желаете узнать подробно об убийстве отца, то приезжайте ко мне, и жена убийцы расскажет все. Мой Вам сердечный привет».
Так начался новый круг расследования. Еще один приезжий столяр и маляр Василий Приходько прибыл в 1909 году из Херсонской губернии в село Воронцово-Александровское на заработки и поселился с семьей на квартире у вдовы Погореловой. Любил хорошенько поесть, попить, а вот работать не любил. Поведения он был нетрезвого, пропивал все, что изредка зарабатывал. Семья жила впроголодь, жена и дети «кормильца» своего боялись: в пьяном угаре Василий был опасен. Жена его Дарья, чтобы не попасть «под горячую руку», ночью часто убегала из дома и ночевала, где придется. Однажды поздним вечером, точно день и месяц она вспомнить не смогла, муж ее вернулся домой и стал жечь в печи одежду, которую снял с себя. На нем в тот день были черные брюки, серая рубашка, жилет и черная фуражка, на ногах – штиблеты. Утром на вопрос жены, зачем он сжег вещи, сказал, что на них могут быть следы крови, потому что вчера вечером он забрался в дом к отцу благочинному, чтобы украсть денег. Сначала он якобы просто ударил служанку, а потом – отца Алексея, и хоть, по его словам, никого и не убил, но испугался и убежал, не взяв ни денег, ни вещей. Жене своей под страхом смерти приказал молчать, угрожая тем самым кинжалом, которым совершил преступление. Особо виновным себя не считал: дескать, раз семья голодает, почему бы в таком отчаянном положении и не разжиться деньгами у богатого батюшки? Все говорили, что деньги у него водятся. Хотел просто украсть немного, а убивать никого не собирался!
Забитая и запуганная Дарья Приходько в полицию о преступлении своего мужа не сообщала, опасаясь быть убитой. А Василий в своем пьянствовании дошел до крайности – «запил горькую», чтобы добавить водке крепости, разводил в ней горчицу. К тому времени супруги находились в браке 24 года, и у Дарьи были веские причины опасаться за свою жизнь. Пять лет спустя она показала на допросе: «Василий был вспыльчивый человек, горячий; да такой и род их. У него брат меньшой сидит в тюрьме за убийство жены».
В ночь на 29 августа 1910 года Василий Приходько в припадке пьяной безудержной злобы выгнал из дома жену и старшую дочь Елизавету, 16 лет. Вернувшись утром, они обнаружили троих младших детей и их отца мертвыми. Как установил судебный следователь, Василий Приходько в состоянии «легкого умопомешательства» и тяжелого опьянения заперся в доме с младшими детьми Николаем, Прасковьей и Прохором. Спящим детям он перерезал горло кинжалом, а спустя некоторое время сделал то же самое с собой.
Почему молчала Дарья Приходько?..
Дело было прекращено. В метрической книге Спасо-Преображенской церкви села Воронцово-Александровского появилась запись: «Зарезанные дети крестьянина Херсонской губернии, села Привольного, Василия Никитина Приходько: Николай, 12 лет, Прохор, 4 лет, и Параскева, 6 лет, погребены 29 августа 1910 года. Записи же о смерти самого Василия Приходько в метрических книгах нет, так как погребение над ним причт не совершал, как над преступником и самоубийцей».
После гибели детей и самоубийства мужа Дарья Приходько была словно не в себе. Доносить теперь о том, что Василий еще и священника зарезал, она считала делом бесполезным. Не сказала сразу, теперь-то зачем? Через год вдова вышла замуж за церковного сторожа Савелия Бабина, но даже годы спустя все еще было видно, что ее гнетет чувство вины и раскаяния. И однажды она, услышав в селе разговоры о том, что за убийство отца Алексея сидит в тюрьме невиновный человек, не выдержала и рассказала все мужу. Савелий отвел ее сначала на разговор со священником, а потом уже к приставу с заявлением об убийстве протоиерея Алексея Яковлевича Ржаксинского бывшим ее мужем Василием Приходько.
30 июня 1915 года судебный следователь 2-го участка Святокрестовского уезда Кузнецов закончил рассмотрение дела об убийстве 28 июля 1910 года протоиерея Ржаксинского. Изучив все обстоятельства, проведя допросы и составив необходимое количество протоколов, следователь принял решение о прекращении дела по причине смерти обвиняемого Приходько.
3 августа 1915 года Ставропольский окружной суд постановление судебного следователя признал вполне соответствующим обстоятельствам настоящего расследования. Дело об убийстве протоиерея Казанской церкви села Новогригорьевского Алексея Яковлевича Ржаксинского на этот раз окончательно прекращено.
По документам Государственного архива Ставропольского края
