Время не должно работать против памяти

25 лет назад, в час ночи 26 апреля 1986 года, на четвертом ядерном реакторе Чернобыльской АЭС прогремел взрыв. Четверть века — солидный отрезок человеческой жизни и всего лишь миг по историческим меркам... Но то ли от того, что этот миг для нашей страны оказался уж очень «богатым» на разломы, расколы, войны и катастрофы, то ли по другой причине, как-то незаметно вошло в обиход не лишенное оснований утверждение: «Время работает против памяти». Подтверждением этому стала другая трагедия, которая произошла в далекой Японии 11 марта этого года. Фукусима, которая теперь уже у всего мира на слуху.

Безусловно, достойно уважение то, как японцы переживают эту не только природную и техногенную, но по сути - национальную катастрофу. Удивило другое, что, не переставая восхищаться примерами мужества, национального единения японцев, на российских телеканалах если и вспоминали о Чернобыле, то, как правило, ради сопоставления уровня разрушений на энергоблоках и возможного радиационного поражения. А ведь период ликвидации последствий этой, как долгое время было принято обозначать, «аварии» - пример общенационального единения всего советского народа, пример великого героизма и жертвенности тысяч людей из разных уголков огромной страны. Никому из нас в 1986-м и в страшном сне не могло привидеться,  что случится с Советским Союзом всего через пять лет… Но и сейчас, прожив два десятилетия после того, как историю одной страны и жившего одной судьбой народа пересекли государственными границами, мы не можем назвать Чернобыль зарубежной территорией... И не только потому, что эта трагедия прошла через десятки тысяч жизней людей, которые в 1991-м стали гражданами разных государств. Чернобыль не будет зарубежьем именно благодаря памяти о нашем национальном единении в битве с радиацией и людях, которые выиграли эту войну — ценой своего здоровья, а многие — жизни.

То, что граничило с преступлением

Да, «если Родина в опасности, значит, всем идти на фронт» — это в нашей национальной традиции.  Правда, благодаря ей мы и выигрываем все войны. Головотяпство узкого круга лиц компенсируется всенародным подвигом и готовностью к самопожертвованию.

Головотяпства, перестраховки и замалчивания, граничащих с государственным преступлением, хватало и тогда.

На официальном сайте Службы безопасности Украины долгое время находился документ, касающийся аварии на Чернобыльской АЭС. В котором, в частности, значилось, что еще в 1984 году КГБ сделал вывод, что 3-й и 4-й блоки ЧАЭС имеют конструктивные недостатки и возможно разрушение перекрытия блоков, а также — что в том же 1984-м, за два года до катастрофы, имела место авария с радиационным загрязнением атмосферы.

Кто ответил за то, что катастрофа произошла? Директор станции, который отсидел 10 лет. Его заместители, главный инженер, которые не дожили до окончания сроков и умерли от той же онкологии, вызванной облучением... Но, несмотря на их высокие должности, решение об остановке и реконструкции АЭС находилось все-таки в компетенции повыше их уровня...

Кто ответил за излишнюю осторожность ради якобы сохранения спокойствия в обществе?

Получилось, что простые люди. Такие как Елена Н., которая в 1986-м училась в школе города Припяти и ясным солнечным утром 26 апреля, выдавшимся по-летнему теплым, вместе с классом вышла на школьный стадион на урок физкультуры... Она была одной из многих, успевших в этот день после аварии съездить на дачу, вывести детей поиграть в песочницах и прочувствовавших последствия этих уроков, прогулок, дачных работ через годы.  Выброс при взрыве был огромен. Так что весь первый день после аварии, когда народ пребывал в счастливом неведении, и трава на стадионе, и песок в песочницах, и земля на грядках были мощнейшими источниками радиации. Почему об этом не подумали сами жители, которые видели ночью раскаленный обод энергоблока... Подумали - мол, если бы случилось что-то серьезное, нам бы сказали...

Им сказали, но только 27-го, когда в городе была объявлена эвакуация жителей. Уезжали дня на три. Получилось — навсегда... Лене это аукнулось через несколько лет — уже в Ставрополе, когда ее первенец родился с функциональными поражениями, которые были последствием некогда полученной мамой радиации... 

Кто ответил за неотмененную первомайскую демонстрацию в Киеве?

Даже в Ставрополе я знаю семью, которая хоронила сына через пару месяцев после этой демонстрации. Людмила П. ездила за телом брата, родителям потом долго не могла объяснить, что тело вывести ей не разрешили - только урну с прахом. Теперь уже понятно почему. 

Сегодня на канале «Дискавери» будет фильм «Битва за Чернобыль». Кроме многого, что до сих пор не озвучивалось, будут и откровения тогдашнего генсека Михаила Горбачева о том, что демонстрацию было решено не отменять, дабы не допустить паники среди населения... Словом, сохранили спокойствие, пожертвовав людьми. И страшная фраза, прозвучавшая в фильме: «Парад принимала смерть» - не пафос, а констатация... Именно так и получилось, потому что еще и дождь 

1 мая шел, многократно усиливший эффект воздействия... Позволю себе еще одну констатацию: кающемуся в эфире Михаилу Сергеевичу нынче 80, а тому парню, брату Людмилы, 26 лет было... И сколько их было еще — таких парней... 

То, что называется подвигом

...Жители Припяти, Киева оказались невольными жертвами. Большинство ликвидаторов, собранных из резервистов военкоматами, тоже поначалу не осознавали степени опасности. Но были и те, которые осознали все и прекрасно понимали, куда они едут. От выпускников академии химзащиты с самого начала ничего не скрывали.

По сути, из тех, самых первых, уже никого не осталось. Они ушли очень быстро. Полковник в отставке Сергей Колембет вспоминал о своем друге Викторе Шатохине, который по возвращении оттуда совершенно спокойно произнес: «Я хватанул рентген 400».  Он понимал, что это смертельная доза.  Но что если бы не было специалистов, которые, зная, и понимая все, жертвовали собой, устанавливая  саркофаг, закрепляя днище аварийного блока. Прямо под ним — подземное озеро. Если бы днище прогорело, озеро бы разлилось. Тогда последствия были бы не просто тяжелее, они могли стать чудовищными  — и уже не только для Украины, Белоруссии и Европы...

Председатель Северо-Кавказского регионального отделения «Союз—Чер нобыль» Михаил Хлынов получил облучение, кратно превышающее те предельно допустимые для ликвидаторов 25 рентген, которые неизменно записывались каждому ликвидатору по окончании командировки. Больше ни-ни, вот за этим бумажным соответствием нормам следили строго. В некоторых частях   следили, и не только на бумаге, просчитывали все, чтобы боец не получил лишнего облучения. Но у летчиков так совсем не получалось. Михаил Иванович рад, что наконец-таки услышал это признание от самого Горбачева (в том самом фильме). Тот говорит, что пилоты иной раз «хватали» по семь рентген за вылет. А у Михаила Хлынова в полетной книжке есть запись о 28 вылетах в сутки. Правда, он сам признается, что в тот день он в первый раз в жизни упал от изнеможения, лишь только выбравшись из вертолета. Еще бы — многотонную машину приходилось буквально втискивать между тридцатиметровыми соснами, когда лопасти едва не задевали ветки. К тому же вертолет рискует провалиться вниз, поскольку кроны «гасят» воздушную подушку, помогающую держать машину. При этом температура воздуха за 35, и пот заливает и глаза, и маску респиратора.

А забор грунта для дозиметрических замеров в 200 метрах от ЧАЭС близ «рыжего леса», выз-женного радиацией, из-за чего он и получил свое название. Тогда давали подписку о неразглашении сведений дозиметрической разведки. Через 25 лет Горбачев наконец их разгласил - и на том спасибо. А то еще семь-восемь лет назад один из руководителей Минатома на голубом глазу заявлял, что от радиации погибли не более двухсот ликвидаторов... 

Живые ликвидаторы тогда цензурных слов не находили, чтоб такие вот заявления комментировать... У того же Хлынова из экипажа он один остался. А отряд ликвидаторов края сократился  за последние десять лет с 4,5 тысячи до 2,3 тысячи человек. В Ставрополе чернобыльцев сейчас 260, было около полутысячи. И не только потому, что «партизанам» (так называли резервистов) было в 1986 году по 40 - 45 лет, а у нас и без радиации мужики до 65 - 70 сплошь и рядом не доживают. Они уходили и в 50, и в 55, а некоторые сгорали от онкологии через год-два после возвращения.

А у живых осталась память. Председатель Ставропольского городского отделения «Союз-Чернобыль» Сергей Головко (в ту пору майор танковой части, дислоцировавшейся в Кривом Роге, в зоне ликвидации — заместитель командира батальона спецобработки) в числе других эпизодов вспоминает, как пришлось работать на крыше 3-го энергоблока (соседнего с аварийным). Японская техника этого не выдержала - «роботы» сдохли, и, как обычно, осталась одна надежда на людей. Хотя тут надо отдать должное командирам, которые тщательно следили, чтобы боец не получал в день больше 2 рентген.  Уровень радиации на крыше замерили дозиметристы — вывод: находиться там человеку нельзя больше полутора минут. То есть только пробежать через крышу с лопатой и успеть захватить грунт. Так вот что запомнилось: энергоблок — громадина высотой в 16-этажный дом. И все 16 этажей — на каждом лестничном пролете — люди, люди, которые ждут своей очереди выполнить вот эту задачу...

Давайте помнить своих героев

Это была не просто ликвидация последствий. Никто из находившихся там не считал себя героем и не думал, что совершает подвиг. Но это был именно подвиг, который ежедневно и ежечасно совершали десятки тысяч людей. Только в опергруппе Минобороны в Чернобыле были заняты постоянно 30 тысяч дезактиваторов, и состав их постоянно менялся.

На Фукусиме ликвидаторов гораздо меньше и постоянной смены состава нет.  Они, конечно, герои, но, похоже,  камикадзе. Мобилизации, как в СССР, не объявлялось. С одной стороны, вроде бы — стремление обойтись минимальными жертвами, с другой — а насколько реально обойтись малым количеством людей при таких разрушениях и ограниченных возможностях даже самой совершенной техники? Особенно в период перманентных землетрясений и перманентных же выбросов. Уровень ядерной опасности на Фукусиме, по международной шкале, 7-й, как и в Чернобыле, что вынуждены признать уже даже японские власти. Поначалу они в чем-то были похожи на тогдашние советские — стремлением успокоить общественное мнение занижением масштабов катастрофы. Не хочется кликушествовать, но нет уверенности в том, что они и сейчас не занижаются.  Даже то, что показывают по телевидению, вселяет сомнения насчет возможности справиться с этим ограниченными силами.

А национальная солидарность у нас после Чернобыля была ничуть не меньшая, чем в Японии. Она у нас всегда проявляется в лихую годину, потому что в такие моменты люди высвечиваются словно рентгеном. Гниль человеческая моментально лезет наружу, но и настоящее достойное в людях сразу проявляется. А хорошего больше, на том мы вообще-то и держимся — вот и получается у нас и с голыми руками врукопашную готовы, и под радиацию, и под танки, и последнюю рубашку снять и помочь. И тогда помогали. Был счет 904, и на него со всех концов страны поступали средства на помощь ликвидаторам. И с него производились выплаты пострадавшим и ликвидаторам четыре года, пока государство не дозрело до необходимости оказывать им свою, государственную, поддержку.

…А врачи, которые облучались, пытаясь облегчить страдания умирающих от лучевой болезни пожарных... Примеры самопожертвования перечислять — не только газеты, книги не хватит.

Я понимаю, что можно сравнивать и другое: спокойствие японских очередей, запрет на повышение цен на продукты и российские реалии с постоянной готовностью отдельных лиц наживаться на трагедиях и бедах. Но это та самая гниль, которая лезет наружу в условиях чрезвычайных. С ней бы должны разбираться соответствующие органы, но как-то это у них, скажем так, не всегда получается. Это свидетельствует о нездоровье государственного организма,  но не об обреченности. С нашими бедами по-японски справляться в России не получится. Свой исторический опыт надо помнить, свою историю хранить и память о тех, кто собою нас от врага заслонил. В данном случае — от радиации. А враг она не менее страшный, чем вооруженный до зубов противник — коварный, невидимый и беспощадный. Чернобыльцы уже который год добиваются установки памятника. Ставрополь — единственный центр субъекта Федерации, где такого памятника нет. Вроде сдвинулось с мертвой точки — даже градостроительный совет один из проектов одобрил. Автор  — чернобылец Николай Черненко. Но как-то все опять затормозилось... В Думе прошлого созыва были мнения «за» и мнения «против». Высказывалось, например, что городу нужнее школы и детские сады. Но на те средства, которые необходимы на памятник из нержавеющей стали, детский сад все равно не построить.  А детям не меньше, чем комфорт, нужно, чтобы они росли, узнавая историю своей страны, ее беды и победы. Чтобы подрастала в их душах гордость за нашу страну, наш город, наших людей, наших героев, имен которых не поместить ни на одном, даже самом большом монументе.