Михаил Василенко: «Я выбрал мой город, счастливый мой крест…»

Поэтому, естественно, нарекли меня Михаилом. Осталось сообщить только, что папу зовут Юрием.

Как при таком раскладе не сочинять стихи!

Первая рифма озарила в детсадовском возрасте: бурак — дурак. Бураком, кто не знает, в наших южных краях иногда по старинке называют свёклу. Отчётливо помню, как поразился созвучию столь разных слов. Поражённый, застыл я в придомовом огородике, почти в прямом смысле, как вкопанный...

Научившись записывать мысли, стал время от времени упражняться в поэзии, оглашая свои творения в узком семейном кругу. И неизменно терпя фиаско. Иные опусы вызвали дружный смех даже в этой доброжелательной аудитории. Особенно веселили маму, папу и брата произведения трагической направленности, посвящённые преимущественно неразделённой любви. Из того творческого периода запомнилась единственная строка: «ты смеёшься над моими ласками». В исполнении тринадцатилетнего отрока, фраза отца смутила: он посоветовал чётче формулировать мысль, заменив «ласки» на «чувства».

Но ничто не смогло смутить юного Михаила Юрьевича. Отходя от очередных фиаско, я продолжал испещрять каракулями блокнотики, приносимые отцом. Приносил он и книги о стихосложении и сборники поэтов, которые прочитывались мною не по разу...

Однажды на летних каникулах наш класс 14-й школы мобилизовали на уборку мусора в школьном дворе. Моросил дождь. Настроение было минорным. Вспомнились множественные творческие неудачи. И на фоне очистки территории в голове запульсировали слова и строки о том, что «беру назад мгновенья вдохновений». Едва дождавшись окончания работ, я пришёл домой, абы как записал сочинённое на листочке в клеточку, бросил его на столе и незаметно уснул.

Папа, разбудивший меня ближе к сумеркам, имел вид загадочный и таинственный. Он позвал в комнату, где уже собралась семья. И на полном серьёзе прочитал вслух моё стихотворение. Потом сказал: это стоящее. Так я понял, что писать надо про то, что берёт за душу.

Гордость от отеческих похвал пьянила пару дней, в течение которых я не сомневался — стану профессиональным поэтом. Им я как раз и не стал, хотя всю жизнь продолжаю сочинять стихи. Часть из них, надеюсь, заслуживает внимания общественности.

А стихотворение, которое почти сорок лет назад писалось как последнее, поставил я первым в своём единственном сборнике «Годы-скороходы».

Сегодня выношу на суд читателей «Вечерки» несколько стихотворений из этого сборника, посвященных родному Ставрополю, в котором живу всю жизнь, который люблю и который на наших глазах стал самым красивым и благоустроенным городом России.

 ***

Из цикла «Лето на Грушовском городище»

Неужель на земле есть сухие дрова,

Есть дожди, от которых упрячет квартира?..

Мы молчим потому, что природа права,

Потому, что нам мало квартирногомира.

Город светит огнями высотных домов,

Город будит гуденьем троллейбусов ранних.

До него от палатки пять тысяч шагов,

Только мы не спешим к городам на свиданье.

В городской суете не заплещут костры,

Не срывает палатки косыми ветрами,

Не крошатся дожди, не скулят комары

И не чавкает чёрная грязь под ногами.

В этом городе ты. Я приду поутру,

Я приду в сапогах и промокшей фуфайке

И тебя с этих улиц в дожди заберу,

Где страдают и любят, и живут без утайки.

Памяти Геннадия Салова

Вот по улице Салова

Просто проходит прохожий.

Так и мы до сих пор

Всё идём по земле в этот час.

Но никто не сумел

Быть на Салова Гену похожим,

Хоть частичка добра

До сих пор не затоптана в нас.

Здравствуй, Гена! Мы рядом,

Мы вместе сегодня с тобою,

Мы к тебе стали ближе

На десять прошедших годков.

Разольём по сто грамм

И ресницами слёзы прикроем –

Леонидыч, Петрович

И много ещё мужиков.

День рождения твой,

Дорогой председатель Совета.

Впрочем, к чёрту чины,

О регалиях всяких забыть:

Улыбнись, пошути,

Закури, как всегда, сигарету

И скажи, как нам жить,

Как по совести всё-таки жить.

Извини, что мозги

Зацепила заноза земная,

Что никак о тебе

Не отыщем особенных слов…

Если б мог ты услышать,

Как часто тебя вспоминаем –

Леонидыч, Петрович

И много ещё мужиков.

Романс о ставропольской юности

Мой неспешный троллейбусный город,

Застеклённых балконов огни

И чернильный сиреневый повод

Здесь прогуливать майские дни.

До зачётной недели — неделя,

А в «Экране» - Луи де Фюнес,

И из скверов пичужкины трели

Разлетаются выше небес.

В одуванчиках жёлтых газоны,

На витринах — из мультика кот.

От неблизкой промышленной зоны

На футбол подъезжает народ.

Поливает машина бордюры,

Бьёт покрашенный к лету фонтан,

И лоточница в парке культуры

Сок нальёт нам в бумажный стакан.

Магазин под назва––ньем «Природа», -

Суматоха глазастых мальков...

На скамейке у самого входа

Я тебе объясниться готов

В том, что кажется вечной любовью,

Самой главной на свете земном,

И пока что рифмуется с «кровью» -

Со «свекровью» срифмуем потом.

В мимолётном мерцанье заката -

Старомодной аллеи просвет,

Где в металле отлитые львята

На бетонный легли парапет.

Засыпает негромкий мой город,

Только мама не спит допоздна.

Ты пойми меня, мама, я молод,

И в душе и в природе — весна.

Мы потом, повзрослев, разомлеем,

По домам разбредёмся потом,

А пока что по тёплой аллее

За любовью весенней идём.

***

На Кубани да на Маныче,

Да на речке Егорлык

Ставропольские Иванычи

Строят жизни напрямик,

Обходных путей не ведая,

Не лукавя, не скользя,

И поэтому победами

Их отмечена стезя.

Не прогнутся, не унизятся

Ради лёгкого рубля,

Потому на них и зиждется

Ставропольская земля.

Их трудом дороги строятся,

И возводятся дома:

Не иначе Богородица

Помогает им сама…

Зима в Ставрополе

Морозные метаморфозы

На улице моей:

Покрывшись инеем, берёзы

Самих себя белей.

Тяжёлые сжимают ветви

Ветрам наперекор…

И нелюдим, и неприветлив

Оледенелый двор.

Стоят, насупившись, машины

Под снежным колпаком,

И словно сильные мужчины,

Печалятся тайком,

Что не расчищены проезды

Сугробного двора,

Что стали нынче бесполезны,

Как летом свитера.

А мимо дворник - угловатый

Усталый человек,

С фанерной топает лопатой,

Раскидывая снег…

РИММА ИВАНОВА

Холодеют степи на ветру.

По земле война идёт, лютуя.

Брат везёт на родину сестру.

Мёртвую. Убитую. Святую.

Насыпи за пасмурным окном

Ускользают вдаль неудержимо.

Спит сестрёнка непробудным сном.

Младшая сестрёнка... Римма!.. Римма...

Утренняя поздняя заря.

Паровоз крадётся вдоль перрона.

Ставрополь. Начало октября.

Девушку выносят из вагона.

На перроне — мама и отец,

Город весь, от мала до велика.

Тысячи придавленных сердец...

Тишина. Ни шёпота, ни вскрика.

Катафалк. В шпалерах — гарнизон.

Тянется процессия на гору.

В чёрное епископ облачён.

Погребенье у стены собора.

А вокруг церковного двора -

Та, ещё живущая держава,

Где свою победу одержала

Римма, милосердия сестра.

РЕСТОРАН «КОЛОС»

Наш старый ресторан с колоннами у входа,

Закрытый много лет советский общепит.

Он, кажется, забыт гуляющим народом,

А раньше был весьма в округе знаменит.

Под снегом и дождём осыпалась побелка,

На окнах-витражах — фанерные листы.

Здесь было в самый раз устроить посиделки

И даме подарить надежды и цветы.

То времечко ушло по парковой дорожке,

Где памятно стоит раскидистый каштан...

Не стало хуже, нет. Но только жаль немножко,

Что столько лет закрыт забытый ресторан...

В КОНТАКТНОМ ЗООПАРКЕ ПАРКА ПОБЕДЫ

В контактном зоопарке петухи

Устроили рассветную побудку, -

Лисица всполошилась не на шутку

Из-за такой, казалось, чепухи.

А первый посетитель между тем

Давал оленям сорванные листья,

Смотритель клетку с кроликами чистил,

Ночь уходила будто насовсем.

Срывался дождь, по-летнему смешной,

Легко шуршащий в зелени акаций,

И так хотелось к жизни прикасаться

Дрожащей от волнения рукой!..