Маленькая вселенная моего детства

Здесь я родился, вырос, учился в школе и в институте, обрёл семью, здесь похоронены мои родные и близкие люди. Преддверие Дня города натолкнуло меня на мысль вспомнить своё детство, прошедшее в небольшом дворике в самом центре краевой столицы. Именно центр Ставрополя навсегда запал в мою душу, постоянно всплывая в памяти, и эту данность уже не изменить никогда. Место личного притяжения в родном городе у каждого своё. Для кого-то это будут спальные микрорайоны многоэтажек на юго-западе, для кого-то окраины частного сектора и так далее. В этом, наверное, есть какая-то своя, совсем непонятная мне прелесть. У меня же всё по-другому. Постараюсь как-то собрать отдельные осколки воспоминаний и перенести их на бумагу. Пусть читатель не судит меня строго и извинит за некоторый сумбур. Ведь очень личные моменты чётко систематизировать невозможно. Во всяком случае – для меня…

На углу «Мира и Революции»

Дом, в котором прошли моё детство и отрочество, до сих пор стоит на том месте, где проспект Октябрьской Революции упирается в улицу Мира. Их названия как бы символично сочетают в себе агрессивное и миролюбивое начала, хотя на деле все обстояло наоборот. Улица Мира, очень оживлённая и загруженная, даже в те далёкие годы была одной из главных городских артерий Ставрополя. В противоположность ей проспект Октябрьской Революции, несмотря на воинственное название, в основном представлял собой тихую пешеходную зону. Отчасти так остаётся и сейчас, хотя после открытия сквозного движения автомобилей по проспекту от улицы Ленина до Мира он стал одной сплошной парковкой. Раньше было по-другому. Машины могли подъезжать к соседней шестиэтажке, а также к зданию санчасти МВД, которая была расположена рядом с нашим домом, а в своё время и «поглотила» его. Дальше движение транспорта ограничивали большие бетонные клумбы, и начиналась территория пеших прогулок, которая, как и в настоящее время от улицы Ленина, длилась вплоть до пересечения проспекта с улицей Дзержинского.

Для маленького меня наш уютный закрытый двор в самом центре Ставрополя был самой настоящей вселенной, зоной весёлых игр и приключений, не всегда разрешённых и безопасных, но очень захватывающих и интересных. Прежде всего, вспоминается обилие плодоносящих растений на его достаточно небольшой территории – по нескольку деревьев черешни, вишни и яблони, большая груша, три дерева грецкого ореха, кизил, а также кусты смородины, малины и др. Может, какие-то дары природы я уже и подзабыл – уходящие годы становятся хорошей «стирательной резинкой» для памяти. Именно деревья мы и стали покорять с самого раннего детства, залезая на них, собирая созревшие плоды и порой серьёзно рискуя. Соседский паренёк по имени Андрей как-то упал с ореха и сильно ударился об асфальт головой. Картинка, когда мой отец оказывает ему первую помощь в ожидании «неотложки», навсегда осталась в моей памяти. Падали и все остальные, в том числе и я, но последствия были гораздо легче – лишь ушибы и ссадины.

Дом с историей

В нашем не очень-то и маленьком двухэтажном доме было лишь восемь квартир. Самые большие из них – под номерами один и два – занимали целое крыло здания. Наша, вторая, располагалась на первом этаже. Она была предоставлена моему прадеду Борису Ивановичу, который в годы Великой Отечественной дослужился до звания гвардии полковника и был награждён орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны I и II степени, орденом Красной Звезды. Изначально там проживали он со своей супругой, моей прабабушкой Людвигой, моя «бабашка» Камилия, моя мама Елена, которую в семье все называли Лялей, потом появился мой отец Юрий, а затем и я. Столь большая жилплощадь досталась нашей семье по праву. В принципе, у всех моих соседей, получивших здесь квартиры, родственники были фронтовиками.

В 1984 году, как раз ко времени окончания мной восьмого класса средней школы, здание перешло в собственность управления внутренних дел, став продолжением расположенного по соседству ведомственного госпиталя. Нашу семью и всех остальных соседей расселили в отдельные квартиры гораздо меньшей площадью и расположенные в других, более отдалённых от центра городских микрорайонах. Моя юность продолжилась тоже на улице Мира, но уже на месте её пересечения с Краснофлотской. Впрочем, это, как говорится, уже совсем другая история.

Дом моего детства в дореволюционные времена принадлежал купцу, который, скорее всего, занимался виноделием, хотя в открытых источниках найти информацию об этом мне так и не удалось. Возможным доказательством такого предположения служат подведённая под пристройки к зданию вода и колодец прямо посередине нашего двора. Эти помещения для прежнего хозяина, видимо, служили винными складами, а во время моего детства выполняли функции подвалов, где хранились овощи. Стоит отметить, что у каждой семьи во дворе были ещё и сухие сараи, куда складывались отслужившие или временно неиспользуемые вещи.

Если занимаемое нашей и квартирой соседей сверху крыло дома условно назвать левым, то проживающие в правой половине здания имели ещё одно помещение, где хранились старая мебель, газеты и журналы. Все именовали его «парадное». Только став постарше, я понял, что его название происходит от находившегося в том самом месте в лучшие времена главного входа в дом со стороны проспекта Октябрьской Революции. Была там и красивая резная дверь на улицу, в наше время наглухо закрытая и никогда не используемая. Попадать в «парадное», вопреки его названию, можно было только изнутри, и мы с соседским парнишкой Димой проводили там очень много времени. Глаза слезились от пыли, но пачку за пачкой мы пролистывали многочисленные хранившиеся здесь журналы 60-х и начала 70-х годов ХХ века. Среди них было немало иностранных, правда, только из стран социалистического лагеря, в основном польских и чехословацких. Но это было одним их первых наших маленьких «окошек» в неизведанный большой мир, начав смотреть в который было сложно остановиться.

Друзья детства

Надо сказать, что в соседних квартирах проживало не очень-то много мальчишек, а девчонка была всего одна – моя сверстница Юля. Когда-то мы даже учились в одном классе, но потом она перевелась в школу с художественным уклоном, к чему у неё был явный талант, и наши пути навсегда разошлись. Моим главным другом и приятелем в детстве был парень на два года старше по имени Дима, о котором я уже упоминал. Незначительная во взрослые годы двухлетняя разница в возрасте для детей была огромной. Младше меня был другой Дима, потом шёл его брат Рома, а затем их родственник Андрей, которого я уже вспоминал в связи с падением с орехового дерева. Между ними были всё те же два года разницы в возрасте, что сегодня мне кажется даже чем-то символичным.

Конечно, больше, чем со всеми остальными ребятами, я общался со старшим другом Димой. Этот рыжий пацанёнок, безусловно, был для меня лидером и инициатором всех наших интересных, а иногда и опасных приключений. Чем больше исполнялось нам лет, тем дальше происходили вылазки за пределы уютного двора. Если использовать, быть может, не совсем уместные исторические параллели, это словно молодое и активное государство хочет расширить свои границы. Первой тут была соседняя санчасть УВД, новый корпус которой строили привлечённые ведомством «пациенты» лечебно-трудового профилактория. В такие ЛТП в советское время по решению судов граждане направлялись на принудительное лечение от наркомании и алкоголизма, и эти заведения были фактическим местом ограничения свободы, где основным методом «восстановления здоровья» был принудительный труд. Когда этих граждан вечером увозили к месту «лечения», мы под покровом темноты забирались в недостроенное здание, особенно интересуясь комнатой, где подневольные строители пьют чай и проводят досуг. Там царила самая настоящая тюремная романтика – карты, сделанные на специальный «зоновский» манер мундштуки и ручки, какие-то специфические стихи и рисунки на листах бумаги и в блокнотах. По правде говоря, ЛТП во времена Советского Союза были самым настоящим местом заключения, просто с более мягким режимом. И туда всеми правдами и неправдами нередко попадали опасные преступники, чтобы избежать куда как более суровых колоний и зон. Всё это казалось нашим неокрепшим умам невероятно притягательным и интересным.

Уже во взрослые годы я серьёзно задумался над тем, насколько окружение человека в детстве может повлиять на его дальнейшую жизнь. И пришёл к выводу, что мне сильно повезло. «Зоновская романтика» только коснулась нас с Димой, но, к счастью, не завлекла. Самым большим происшествием с правоохранительными органами в те годы был совершенно невинный, особенно по нынешним временам, побег от сотрудников милиции с наломанными в детском саду напротив ветками сирени в мае. И зачем это только было надо, ведь такие же цветы в изобилии росли прямо в нашем дворе? Но до сих пор в памяти остался резкий звук милицейского свистка и мой стремительный бег, казавшийся самым быстрым в жизни. Нас тогда не поймали.

Осколки памяти

Все происшествия и приключения, что случились со мной в детстве, конечно, уже не вспомнить. Ведь событиями был наполнен практически каждый день. Но до сих пор, когда я иду по центру города, особенно недалеко от своего бывшего двора, в памяти всплывают яркие картинки о том, что случилось уже довольно давно. Это, например, подъём по пожарной лестнице на здание политехнического института по тогдашней улице Коминтерна, ныне Маршала Жукова. Перед самым концом пути железная конструкция открепилась от стены, и это было, без всяких шуток, очень опасно. Или еще одна наша попытка взобраться на высоту: на кирпичную трубу котельной по служившим лестницей железным скобам. От этой затеи мы, к счастью, отказались на полпути, так как держаться за шатающиеся ступени было слишком даже для таких «сорвиголов», как мы. А вот башенный кран на стройке той же санчасти мы покорили уже без всяких проблем.

Особым развлечением было катание на лифте в расположенной напротив шестиэтажке. Подъёмные механизмы казались нам настоящим чудом техники. Уже во взрослые годы я узнал, что на этом месте раньше находилось католическое кладбище, где хоронили поляков, оказавшихся в плену во время войны 1812 года. В 40-е годы XIX века здесь за счёт средств римско-католического общества выстроили настоящий костел в готическом стиле с четырьмя величественными колоннами. Долгое время в нём велись службы, крещение, отпевания, и происходило это ещё около десятка лет после установления советской власти. Затем началось растаскивание надмогильных плит и памятников, большинство из которых заложили в фундамент будущих жилых домов советских и партийных работников. Позже был перестроен в жилой дом для высших партийных чинов края во главе с небезызвестным товарищем Сусловым и сам костёл. Его купол сбили, оставшиеся на территории бывшего кладбища памятники убрали, и лишь старинные готические колонны и сегодня продолжают украшать дом. Как-то раз мы с Димой на стройке в санчасти, которая когда-то, наверное, территориально тоже относилась к кладбищу, увидели старый дореволюционный памятник, который подцепил из земли работавший трактор. Вот таким мистическим образом мои польские корни по материнской линии нашли энергетическую подпитку из далёкого прошлого. Хотя тогда, конечно, я этого не осознавал. Да и сегодня, быть может, просто фантазирую.

Двор был для меня универсальной спортивной площадкой, на которой мой отец научил меня довольно прилично играть в футбол, и эти навыки я оттачивал уже сам в одиночестве. Другие ребята спортивными играми не очень-то интересовались. Ещё вспоминаю, как в раннем детстве зимой меня катала на санках добрая, но немного безалаберная собака породы эрдельтерьер по кличке Авва. Она всё время старалась заложить резкий вираж, чтобы я выпал на повороте, а потом радостно неслась с пустыми и лёгкими санями. Затем убежала совсем. Искренне надеюсь, что кто-то подобрал породистую собаку, и она попала в хорошие руки. Конечно, не забыть мне и тот счастливый день, когда Дима принёс с завода, где он проходил практику в школе, целый мешок металлических болванок, по форме и весу в точности повторявших трёхкопеечную монету. Целый год мы пили в уличных автоматах, которые стояли в нескольких точках по соседству с нашим домом, только слегка разбавленный газировкой сироп.

Довольно необычным действием на фоне наших с соседским Димой постоянных проказ было решение посадить десяток саженцев молодых деревьев. Точнее, мы пересадили их из теневого места во дворе на примыкающий к дому газон на проспекте Октябрьской Революции. Прижилось только одно деревце, посаженное как раз мной. Сейчас, уже в зрелые годы, я иронично понимаю, что частично выполнил посыл народной мудрости о трёх важнейших для мужчины поступках. Сына, я конечно, уже не выращу, дай Бог, дочку на ноги поднять, с постройкой дома тоже пока неясно, а вот дерево я уже посадил. Причем довольно давно. И каждый раз, когда прохожу мимо него, меня охватывают светлые и грустные воспоминания о безвозвратно ушедшем времени моего детства…

P.S. В следующей части воспоминаний я постараюсь рассказать об исторических зданиях, с которыми было связано моё детство, на проспекте Октябрьской Революции и соседних улицах.