Память маленького сердца
.Продолжение.
Начало в № 147 от 23 сентября 2023 года.
МУЗЫКАНТЫ
Всегда считала, что мое становление, понимание, осмысление жизни началось с заполошного крика Анечки, моей старшей сестрички «Папка!». Это был май 1945 года, когда наш отец вернулся с фронта домой. Пока жива, буду помнить эти дни с особым чувством радости, удивления и восхищения.
Прошло много лет. Жизнь шла своим чередом: учеба, работа. Ничто не тревожило меня, мою память, даже когда звучала, как зубной скрежет, песня Н. Баскова «Шарманка». Песня полюбилась сразу и бесповоротно, заняла свою нишу в сердцах миллионов почитателей.
Но вдруг я подскочила как ужаленная. Как озарение появилась картинка, всплывшая из моей затерянной памяти. Ведь это было, было… Было со мной…
Мне 4 года. Я ем гречневую кашу. Вдруг какие-то звуки с улицы долетели до моих ушей. Как, я дома, а во дворе что-то происходит и без меня?! Секунда – и я уже во дворе.
А надо сказать, что я росла без друзей и подруг. Кто постарше меня – не хотел со мной якшаться, потому что всегда носилась как бешеная, абсолютно неуправляемая.
Так что происходит? Посредине двора стоят дядечки и настраивают инструменты, видимо, собираясь играть. Музыканты бродячие. Впрочем, сказать «стояли» не совсем верно. Стоять им было трудно – все они были инвалидами.
Первый, невысокого росточка, очень худенький, опирался на одну ногу, вторая, видимо, больная. И с рукой не все нормально. Упирался мужчина в самодельный костыль. На шее висело несколько свистулек, и, чтобы поменять их, он просто качал головой.
У второго висела гитара, которую он бережно придерживал рукой, а на спине болталась балалайка, вездесущая, понятная и любимая всеми. Стоял он как-то неуклюже, расставив ноги чуть ли не на ширину плеч.
Третий мужчина с кучерявыми, черными как смоль волосами, на голове у него был небольшой платочек, словно прятался от солнышка. В очках, глаза большие, но как-то все время щурились, словно больно было смотреть. В руках он держал скрипку. И держал ее так бережно, так нежно, словно и веса в ней не было совершенно.
И завершал эту живописную группу просто огромный мужик с очень мощным животом и красным лицом. Дышал тяжело, с присвистом. Ему в самом деле тяжело. На животе огромная шарманка. Ноги в высоких теплых сапогах.
Надо сказать, что я была большая егоза, жуткая непоседа, ужасно некрасивая, но в каждой бочке затычка. Мама считалась классной портнихой, и одевала она меня всегда удивительным образом, на зависть всем. Но вот с волосами моими не дружила. Только две косички торчали, да еще в разные стороны. Зато я сразу увидела свою врагиню – бабу Марусю. Она следила за порядком во дворе. И когда она своей корявой метлой постукивала по земле, я замирала от ужаса, но в то же время показывала ей язык, кривлялась и гримасничала, короче – никаких симпатий не вызывала. Я облюбовала огромные сапоги шарманщика и, прячась за ними, вела атаку на бабу Марусю своими ужимками.
Надо сказать, что одежда у всех музыкантов была на последней стадии издыхания: разорвана, залатана, правда, была сравнительно чистой, и потому вызывала глубокое сочувствие.
Но вот они заиграли, сначала получилось вразнобой, какая-то какофония, но через минуту полилась настоящая музыка. Играли много, с упоением, даже с радостью. Люди словно проснулись, встряхнулись, стали хлопать и даже подпевать, потому что были все знакомые мелодии. Со всех сторон сбегался к нам народ. Кто-то притащил огромную старую клеенку и постелил перед музыкантами. Не прошло и 2-3 минут, как клеенка стала наполняться едой. Что интересно, когда каждый музыкант играл свою мелодию, свою партию – другие как бы приглушали звук, потом начинал играть другой и тоже солировал. И как ни тяжело было им всем стоять, с честью доигрывали свои партии.
Тетя Оля принесла костюм своего погибшего четыре года назад мужа. Кто-то принес связанный свитер, кто-то – шаровары, кто-то – полупальто. Дядя Миша и тетя Маро Силикашвили принесли в картонке яблоки из своего сада, и тетя Маро всунула мне в руки яблоко.
Музыканты играли виртуозно. Что проделывали их больные ручки-ножки! Казалось, нет на них устали, а зрителей все прибывало и прибывало, все от души хлопали.
И вдруг музыкант с дудочками мотнул головой, и в руке у него оказалась последняя дудочка, и он заиграл… Что за мелодия? Но люди вдруг замерли, а потом как бы хором закричали: «Зурна! Зурна! Зурна!» (зурна – деревянный духовой инструмент. – Прим. ред.) И все вдруг заплакали навзрыд. И баба Маруся вдруг осела и зарыдала. Платок с ее головы соскользнул, и все увидели, что баба Маруся никакая ни баба, а молодая красивая женщина не старше 25 лет. Многие удивились, но больше всех я.
Наконец я оторвалась от сапог шарманщика и пошла прямо на бабу Марусю. Так удивительно было видеть ее плачущей. Я подошла совсем близко к ней и протянула ей надкусанное яблоко. Она взяла, чуть надкусила и протянула вновь мне. «Спасибо, елочка», – произнесла она. Никто никогда не называл меня «елочкой», только тетя Маша.
А зурна звенела и переворачивала наши души. Уже потом появилось слово «дудук». Сейчас это слово для меня также свято, как и зурна.
Таиса БАКАЕВА
