Защищал память, теперь защищает Россию

Понимал этот господин то главное, что во все века мешало противникам России ее одолеть – жертвенность нашего народа, готовность жизнь положити за други своя, беззаветная любовь к Родине, которая деньгами не измеряется. Вот и ставилась задача именно эту доминанту, этот стержень в народе истребить. И действительно, тамошние политтехнологи усиленно и вдолгую работали в этом направлении. Чего-чего, а переформатировать сознание масс там умеют, используя в первую очередь молодежь. Но на нашей молодежи американцы все-таки споткнулись. Жизнь это сейчас каждый день подтверждает – воюют за Родину правнуки и праправнуки солдат Великой Отечественной, и примеров жертвенного подвига наших солдат очень много. Героев в нынешнем молодом поколении намного больше, чем «испугавшихся», «кающихся», хающих и проклинающих... Предатели и трусы во все времена были, но о них в День Победы даже говорить не хочется. Мы о других ребятах поговорим, которые память о подвигах наших дедов, прадедов и прапрадедов хранят и дело их продолжают, защищают Родину с оружием в руках. Герой сегодняшнего рассказа Максим Губский – один из них.

О созвучии и сопричастности

Максим не раз становился героем публикаций «Вечернего Ставрополя», когда мы рассказывали о Вахтах памяти. Сначала парень был просто их участником, потом одним из организаторов и начальником штаба сводного отряда Вахты. На его плечах лежала очень трудоемкая и кропотливая работа по учету и описанию каждого артефакта, поднятого из земли, всех неразорвавшихся мин и снарядов, которые впоследствии уничтожались специалистами МЧС.

О Максиме Губском я в первый раз услышала от председателя совета ветеранов авиаучилища Виктора Москаленко года четыре назад, когда была установлена судьба красноармейца 347-й дивизии Кондрата Матвеева, значившегося в списках безвозвратных потерь воинской части, погибшего 20 января 1943 года в бою за село Надежда. Но местом захоронения указывалось Успенское кладбище Ставрополя. И вот от вопроса, который возник из-за несоответствия места гибели и места захоронения бойца, Максим целое исследование провел и выяснил всю судьбу пулеметчика. Кондрат Матвеев начал боевой путь в районе хутора Дыдымкин, освобождал от немцев родной край, был ранен, но выжил и дошагал фронтовыми дорогами аж до Кенигсберга, где шли ожесточеннейшие бои. Там и получил наш земляк третье за войну ранение, после которого был комиссован вчистую... Вернулся в родной край. Умер в 1958 году. Догнала-таки бойца война... Материал тогда назывался «Наш земляк не погиб в 1943-м»...

…Великая Отечественная война молохом прошлась по человеческим судьбам. Нет семьи, которой бы она не коснулась. Может, оттого так неистребимо в нашем народе чувство сопричастности, что очень часто военная история незнакомой тебе ранее семьи звучит как отголосок твоей личной семейной истории. Вот и у Максима так было, когда он о судьбе Кондрата Матвеева узнавал. Один его прадед – Михаил Дмитриевич Горлов – тоже участвовал в битве под Кенигсбергом. А на второго – Андрея Ивановича Скородедова – семья так же, как и семья красноармейца Матвеева, в 1942 году получила похоронку. Мол, погиб под городом Армавиром. А Андрей тогда еще был жив... Он умер только через два года – в концлагере. Об этом семья узнала много лет спустя. Узнали родные и о том, что, попав в плен раненым и находясь до отправки в Германию в каком-то временном лагере (дулаге), Андрей Скородедов помог бежать нескольким военнопленным. Сам уйти не мог – ранен был в ногу, но товарищей «прикрыл» – отвлек каким-то образом охрану...

…Тем временем в селе Московском жена Андрея, Галина, тоже спасла солдата Красной Армии. Подобрала раненого, когда наши из села отступали, и выходила… От немцев прятала. Чуть жизнью за это не поплатилась вместе с детьми. Галину староста выдал. К тому времени парнишка-солдат уже достаточно окреп и уйти успел... Иначе бы всех расстреляли. И так на расстрел женщину водили вместе ребятишками, которые еще совсем крохи были... Привели на край села к горке – вскинули автоматы, но стрелять не стали... То ли пожалели, то ли издевались... Но уж то хорошо, что в живых оставили. Маленькая девочка Юленька, которая в далеком 1942 году с мамой и братиком стояла под дулами немецких автоматов, – бабушка Максима Губского. А парень – тот солдат, которого спасла Галина Скородедова, после войны приезжал к ним... Говорил, что всю жизнь помнить будет свою спасительницу.

Я когда эту историю узнала от дочери Юлии – Ирины Васильевны Губской, вспомнила выражение глаз и голос ее сына, когда он мне рассказывал, как стоял на месте расстрела немцами беженцев в Курском районе и о попытках найти снесенную ополз-
нем могилу расстрелянных местных жителей в Еврейской балке. Сначала думали, что это были евреи и семьи партхозактива, не успевшие уехать. Потому и балку эту называли Еврейской. А потом к поисковикам обратилась Нина Ивановна Шкуринская. Оказалось, что среди похороненных в этой братской могиле, которую «накрыл» оползень, был ее отец. Он, как и 25 других, был подпольщиком. В 1943-м, когда отца убили, Нине было десять лет, но она помнит, что их охраняли и выводили на расстрел не немцы, а полицаи, среди которых был и их близкий родственник... Случилось это 19 января 1943 года – перед самым освобождением.

Поднять с пятнадцатиметровой глубины останки погибших оказалось невозможно, но обелиск или небольшой памятник на этом месте будет установлен. Максим вел работу в архивах, пытался выяснить остальные имена, по крупицам добывая информацию. История и судьбы подпольщиков в период оккупации – предмет отдельного изучения для историков и поисковиков. Это до сих пор закрытая тема. Как-то так случилось, что практически все подпольные группы, централизованно управляемые партийным руководством края, находившимся в период оккупации за его пределами, были кем-то выданы и расстреляны фашистами, а те подпольщики, которые, скажем так, «самоорганизовались», до освобождения города и края дожили, но впоследствии были объявлены врагами и пособниками, осуждены и отправлены в лагеря. Тем, кто выжил там, удалось реабилитироваться по суду только в 1984 году.

От чугунных мушкетных пуль до гусеничных траков

Огромную работу проделал Максим Губский и перед Вахтой памяти, которая проводилась непосредственно в городской черте Ставрополя. Содействие в этом оказывала тогда администрация города, но вся подготовка, вся архивная работа – это заслуга Максима. Непосредственно на Вахте памяти он еще выступал как наставник молодежи – школьников, которые не только участвовали в поисковых мероприятиях, но и проходили боевую подготовку.

И многие ребята потом признавали – самым интересным для них был второй день Вахты, когда закончился инструктаж и началась работа «в поле». Школьники почувствовали себя настоящими поисковиками. Кстати, они много чего нашли – одних только стреляных гильз больше пяти килограммов насобирали, фрагмент трака от немецкого танка, фрагмент пулеметной ленты... Неожиданно для себя еще один пласт истории родного города подняли, или даже не один. Во-первых, нашли пули от мушкета. На фото они выглядят как обычные камешки. А на вес и на ощупь это совсем не камешек: чугун, свинец или литье – очень увесистая «пулька». Такими стреляли в конце XVIII века. Так что эти «камешки» – артефакт, относящийся к самому началу истории города Ставрополя.

Нашли ребята и фрагменты оборудования водокачки – очень старой. В какие годы здесь воду качали, по этим деталям сказать трудно – но было это точно еще до революции…

Я видела, как увлеченно работает Максим, подробно, как историк, отвечает на вопросы, открыв на мониторе карту Генштаба, датированную 23 января 1943 года… Действительно интересно – два дня, как из Ставрополя выбили немцев. Но на карте видно, что на этом участке еще продолжаются позиционные бои… С немцами сражается 276-я стрелковая дивизия.

– 347-я дивизия входила в Ставрополь со стороны Надежды, – рассказывал Максим. – Там они смяли линию обороны противника, которая была серьезной. У немцев только в районе железнодорожного вокзала было 150 огневых точек… После зачистки города 347-я должна была «встретиться» с 276-й в районе Новомарьевки. У 276-й была задача взять Татарку и хутор Молочный. Но мы видим, что в районе Русского леса – от аэродрома ДОСААФ и вплоть до территории психиатрической больницы – у немцев была серьезная линия обороны. И тут очень много сохранилось защитных сооружений, окопов, блиндажей. Вот эти длинные гильзы – калибра 12,7  мм с авиационной пушки. Значит, наши с воздуха их обстреливали... Интересно, там в лесу есть речушка – по одну сторону мы находили только немецкие гильзы, по другую – только советские. Эта речка – как линия разграничения была… А участок в районе аэродрома ДОСААФ был стратегической точкой. Немцы ее, конечно, отдавать не хотели. У них здесь аэродром был. И площадка, где они танки ремонтировали. Фрагмент трака от немецкого танка мы именно там нашли... В 1942 году и у наших здесь аэродром был… И склады с оружием, которые перед тем, как оставить город, наши взорвали… На том месте огромная воронка. Конечно, травой все заросло, кустарником. Но любой человек, который хотя бы в армии служил, поймет, что это воронка от взрыва... И по округе разорванные снаряды, осколки разбросаны. До сих пор их находим.

…Сколько ни общалась с Максимом, всегда им восхищалась. Какой замечательный парень. Он не просто изучает историю родного края, историю войны, занимается поисковой работой – он живет этим. Я даже удивилась, узнав, что профессию он получал, далекую от всего этого. Искал себя в одном деле, потом другую стезю выбрал... А потом говорил: «Не мое».

Свое Максим Губский нашел, когда уже после армии познакомился с «Русскими витязями» и поехал с ними на Вахту памяти в Смоленскую область, где ушли в бессмертие две сформированные в нашем крае дивизии: 102-я (в Минеральных Водах) и 103-я (в Ставрополе)...

Там – на Вахте памяти – Максим и судьбу свою встретил. Судьбу по имени Виктория. Они не просто любящая пара, эти ребята – единомышленники. Вика тоже ни одной Вахты памяти не пропускала. А самая памятная для обоих была Вахта осени 2019 года на стыке Курского и Степновского районов. Максиму и Вике тогда довелось найти или, как говорят поисковики, «поднять» первого своего солдата. Они помнят, как это было: щуп среагировал на гильзы, потом нашли пуговицу от гимнастерки, а потом – и костные останки... Скорее всего, этот боец погиб во время наступления – в 1943-м, во время штурма позиций немцев. Там у них было несколько оборонительных линий... Ученые даже при беглом осмотре сказали: совсем молодой был парень – лет 20-25, не больше... Погиб как герой – в атаке, а родные, скорее всего, получили всего лишь короткое извещение «Пропал без вести»... При нем не было медальона, только оберег – льняной поясок с молитвенными письменами. Удивительно, но он полностью сохранился – словно и не пролежал 77 лет в земле.

Сейчас этот оберег в музее «Русских витязей»... Имя этого парнишки сейчас уже не установить, как и то, откуда он на фронт уходил. Но хоть похоронили его с воинскими почестями на ставропольской земле, на которой он последний свой бой принял. И отпели – паренек этот, видимо, в Бога-то верил...

…Вика и Максим поженились в августе прошлого года. А осенью Максима мобилизовали. Парень был к этому готов. Да и мама признается:

– Как только частичную мобилизацию объявили, знала, что сына призовут одним из первых. Максим сразу предупредил: «Даже не пытайся за меня хлопотать. Не вздумай. Принесут повестку – пойду».

Где конкретно несет сейчас службу Максим Губский, родные не рассказывают. Это и понятно. Можно быть уверенными, что этот замечательный парень с Родиной в душе служит Отечеству честно... Он и тысячи таких же замечательных парней, которые встали за защиту нашей страны.